Реферат: Образ Британии в России XIX и XX столетий
* * *
А.С. Пушкин писал о "Истории Пугачева": "Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, по крайней мере я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни силе, ни модному образу мыслей" [19].
Легко ли было в нашей стране в советское, да отчасти и в досоветское время, правдиво, объективно писать об англо-российских отношениях - по совести исполнять долг историка? Под давлением "силы" - официальной политики, и "модного образа мыслей" - массовых предрассудков. Да что говорить - и явной цензуры!
Не потому ли в русском классическом англоведении изучение отношений нашей страны с Великобританией не входило в число приоритетных тем. Наиболее известные отечественные англоведы сосредоточивали внимание на истории социально-экономических отношений Англии позднего средневековья и нового времени. Так работали М.М. Ковалевский, П.Г. Виноградов, Д.М. Петрушевский, А.Н. Савин, С.И. Архангельский, Е.А. Косминский, Я.А. Левицкий, В.Ф. Семенов, Г.А. Чхартишвили, В.В. Штокмар, В.М. Лавровский, М.А. Барг, Е.В. Гутнова, Л.П. Репина. В этой же сфере оставили яркие труды Н.И. Кареев и Е.В. Тарле - историки, для которых англоведение не было основным направлением работы.
О том, какой вклад российские ученые внесли в изучение этих проблем истории Великобритании, можно судить по изданиям их трудов в самой Англии. И по надписи на могиле историка П.Г. Виноградова, умершего в Оксфорде: "Благодарная Англия - чужестранцу".
Почему же плеяду блестящих российских исследователей так заинтересовала давняя история английской деревни, местного самоуправления, парламента, реформ и революций самой отдаленной от нас страны Европы? Конечно, у каждого из них были тому свои причины. Но, мне кажется, было и общее. Наверно, хотелось примерить на Россию тот путь, который прошло государство, одним из первых ставшее капиталистическим и провозгласившее идеи западной демократии.
Непосредственно о российско-британских отношениях работы ученых (еще не книги, а статьи) появляются в 1907-1917 гг., когда общая обстановка - сближение России с Великобританией - стала этому способствовать. А.Н. Савин накануне первой мировой войны опубликовал статьи "Английские епископы в гостях у русских" [20] и "Русские разрушители общины и английские огораживатели" [21]. А во время войны - статью "Англороссийское сближение в связи с образованием Тройственного согласия" [22]. В Обществе сближения с Англией он произнес речи "Россия и Англия" [23] и "Английское общественное мнение о войне и мире" [24].
Это англо-русское общество возглавлял Ковалевский, а после его кончины - Виноградов. Наверно, в те годы и у Косминского зародился интерес к истории культурных связей России и Англии [25].
После 1917 г. М.М. Богословский, автор многотомного труда о Петре Великом, продолжал исследовать на основе уникальных российских и английских документов трехмесячное пребывание петровского Великого посольства в Англии в 1698 г. Позднее русско-английские отношения петровского времени изучал Л.А. Никифоров [26]. (а в Англии - Л. Хьюз [27]). Огромный вклад в изучение англо-российских культурных связей и взаимопроникновения культур в XVIII-XIX вв. внес филолог М.П. Алексеев [28].
Но сколько-то объективно изучать историю взаимоотношений, сложившихся уже в новейшее время, было чрезвычайно трудно. В советской официальной и официозной пропаганде в чем только Англию ни винили! Во время гражданской войны в России она поддерживала белых и участвовала в интервенции. На печально известных политических процессах 30-х годов многих подсудимых изобличали за якобы доказанные их связи с британской разведкой. В политике Англии видели намеренную задержку открытия второго фронта. А начало "холодной войны" отсчитывалось от речи Черчилля в Фултоне 5 марта 1946 г. Перечень этих обвинений почти бесконечен.
Так что, увы, можно понять, почему такие англоведы, как И.С. Звавич, Ф.А. Ротштейн, Л.Е. Кертман, А.М. Некрич в книгах и статьях почти не касались англо-советских отношений. Хотя, конечно, это их очень интересовало. (В.М. Лавровский и А.М. Некрич, помню, еще в бытность моей учебы в аспирантуре Института истории АН СССР в 1953-1956 гг., не раз с большой заинтересованностью обсуждали эту тему). Но от высказываний в печати старались воздерживаться. И не только из-за политико-цензурных рогаток. В советское время работа в отечественных архивах, во всяком случае по новейшей истории, была закрыта. А получить командировку для работы в британских архивах вообще невозможно. Н.А. Ерофеев, посвятивший англоведению всю свою долгую жизнь, руководитель сектора Великобритании в Институте всеобщей истории РАН, так и не смог этого добиться. Побывал в Англии только один раз, всего несколько дней, и то лишь туристом. Так же сложилась судьба англоведа А.М. Некрича: всего несколько дней, туристом.
В качестве знатока проблем новейшей истории Британии известен и Д. Маклейн, который, как и К. Филби, был разведчиком, работавшим на Советский Союз. После завершения этой работы он многие годы жил в Москве и публиковал под псевдонимом С. Мадзоевский статьи в журналах "Международная жизнь", "Мировая экономика и международные отношения", "Новое время". Однако и он, правда, вероятно, по своим особым причинам, в печати мало затрагивал тему отношений Британии с нашей страной.
Все же в послесталинское время, в 60-е - начале 80-х годов, после некоторого смягчения цензурных запретов, появился ряд исследований. Их авторы стремились избежать штампов, въевшихся не только в пропаганду, но и в наше сознание. Одним это удавалось больше, другим - меньше.
В.Г. Трухановский опубликовал статьи об англо-советских отношениях накануне и в начале второй мировой войны [29], а в соавторстве с Н.К. Капитоновой - монографию о советско-английских отношениях в 1945-1978 гг. [30]. Владимир Григорьевич опирался не только на документы, но и на собственный опыт. Он участвовал в работе советской делегации на Потсдамской конференции и до середины 1953 г. работал в МИД СССР на британском направлении. Характеру англо-советских отношений Трухановский посвятил немало страниц и в известных биографиях Черчилля и Идена.
Были изданы монографии А.Ф. Остальцевой об англо-русском соглашении 1907 г. [31]. А.В. Игнатьева о русско-английских отношениях накануне Октября [32], дипломата В.И. Попова о дипломатических отношениях СССР и Англии в 1929-1939 гг. [33], Г.С. Остапенко об англо-советском профсоюзном сотрудничестве [34]. Для изучения отношений России и Великобритании в годы первой мировой войны много сделали И.В. Алексеева и М.М. Карлинер; русско-английских общественных связей в конце XIX - начале XX столетий - Н.В. Иванова. Над освещением российских общественных движений 1860-1880-х годов британской печатью и британскими историками работали Т.А. Филиппова и М.Д. Карпачев. Восприятие англичанами России последней трети XVIII - начала XIX столетий изучал И.В. Карацуба. Об англо-русских отношениях накануне и во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. публиковал интересные статьи В.Н. Виноградов.
Особое место в этом ряду занимает книга Н.А. Ерофеева "Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских". Хотя в ней говорится о второй четверти XIX в., все же и анализ автора и его выводы носят настолько расширительный характер, что имеют прямое отношение и к образу Англии в России XX столетия *.
* Странно, что автор не упоминает замечательные очерки об Англии и англичанах - "Корни дуба" Всеволода Овчинникова, - которые были напечатаны в 1979 году в журнале "Новый мир" и пользовались необыкновенной популярностью. - V.V.
О работе над этой темой мой учитель мечтал годами. Но, натерпевшись и в конце 30-х, когда его исключали из партии, и в конце 40-х годов, когда он попал под каток кампании по борьбе с "космополитизмом" и "низкопоклонством перед Западом", Ерофеев в 1975 г. получил новый удар: из его книги "Что такое история" редакторы постарались изъять почти все то свежее, новое, ради чего он писал эту книгу. Им не понравился его непредвзятый (как они называли - "объективистский", на самом же деле - просто объективный) анализ немарксистских взглядов.
И все же он решился. Считал, что откладывать нельзя: ему было уже почти 70. Работал шесть лет - при том, что большая часть материала была собрана давно. Используя контент-анализ, мало известный тогда отечественным историкам, изучил русскую периодику за весь исследуемый период. Вплоть до "Дамского журнала" и издания, которое называлось "Молва. Газета мод и новостей". А уж изученным им мемуарам, дневникам и запискам - несть числа.
Конечно, писал осторожно, чтобы не нарваться в издательстве на те же вивисекции, каким подверглась его предыдущая книга. В чем были для него цензурные трудности на этот раз? Дело в том, что Ерофеев, в отличие от многих других авторов, хотел рассмотреть не только государственную политику, но и представления, бытующие в обществе. При таком подходе никак нельзя умолчать о неверных взглядах, даже предрассудках своего собственного народа, его известных общественных деятелей, видных писателей, публицистов, журналистов. А всем ли сейчас такая критика понравится? Иностранцев критикуй сколько хочешь, разоблачай их представления о нашей стране. Можешь даже обвинить в преднамеренной фальсификации, извращении истории. Многие, мы знаем, даже на зубоскальстве по поводу "чужих" заработали и популярность и капитал. Но вот критиковать "своих" - тут могут сказать, что ты - не патриот. Николай Александрович не раз делился со мной этими сомнениями.
В 1980 г. за рубежом вышла статья Солженицына "Чем грозит Америке плохое понимание России" [35]. Прочитав ее, Ерофеев сказал: - А почему же Солженицын не написал, чем грозит России плохое понимание Америки? Для нас, в России, знать это, наверно, куда важнее!
Автобиографическая книга Солженицына тоже вызвала его недоумение. Больше всего такая фраза: "Под моими подошвами всю мою жизнь - земля отечества, только ее боль я слышу, только о ней пишу". И другая: "Я никакой заграницы не видел, не знаю, и жизненного времени у меня нет - узнавать ее" [36]. Что ж, удивлялся Ерофеев, - разве не нужно слышать боль других народов? Да и вообще получается, что другие народы можно и не знать? Поскольку Николай Александрович занимался историей не только Британской империи, а и Африкой, его резанули и иронические слова Солженицына: "страдатели Африки" [37].
Конечно, рассуждал Ерофеев, эти слова Солженицын, наверно, произносил всердцах, когда подвергался гонениям. Но гонения же шли не от заграницы, а от своих, тутошних. Попав потом, тоже по вине тутошних, в эту самую заграницу и пользуясь ее гостеприимством, почему же и тогда он говорил о ней без сочувствия и симпатии? Для себя Ерофеев сделал вывод: Уж если даже Солженицын, один из властителей дум, рассуждает вот так, то чего же ждать от цензоров?
И он стал зондировать пределы цензурных запретов статьями в малотиражных сборниках "Проблемы британской и?