Реферат: Особое государство или провинция империи: проблема государственно-правового статуса Финляндии
И.Н. Новикова
В современных российских политических дискуссиях проблемы государственного строительства на федеративных началах имеют особую актуальность. Россия оказалась единственным федеративным государством из числа образовавшихся после распада СССР. В других государствах (Украина, Грузия, Азербайджан, Молдова) автономии не стали субъектами, формирующими государственность, и рассматриваются в контексте национальных меньшинств, что в трех последних случаях обусловило переход скрытой конфликтогенности в открытую. Большинство отечественных политиков и ученых сходятся во мнении, что федерация лучшее из возможных государственных устройств полиэтничного пространства.2 При этом в понятие «федеративное государство» вкладывается различный смысл.3 Стремясь к постижению принципов построения федеративного государства, исследователи обращаются прежде всего к зарубежному опыту4. Однако опыт Российской империи также не следует недооценивать. В частности, изучение российско-финляндских отношений позволяет нам поставить вопрос о существовании отдельных элементов федерализма в рамках Российской империи.
На протяжении более чем столетнего периода пребывания Финляндии в составе Российского государства проблемы юридического положения Великого княжества в империи с различной степенью интенсивности будоражили общественно-политическую мысль Петербурга и Гельсингфорса. Целью настоящей статьи является исследование эволюции представлений о государственно-правовом статусе Финляндии, господствовавших среди правящей и интеллектуальной элит империи и Великого княжества в течение XIX века.
Рождение финляндской автономии.
Присоединение Финляндии к России являлось следствием политики великих держав. По итогам заключенного в 1807 г. между Россией и Францией Тильзитского мира Россия брала на себя обязательство оказать давление на Швецию с целью вынудить ее. присоединиться к континентальной блокаде Англии.5 Эта политика санкций привела через год к российскошведской войне, в ходе которой территория Финляндии была завоевана российскими войсками. По Фридрихсгамскому мирному договору 1809 г. Швеция отказалась от своей восточной провинции в пользу России.
Финляндская политика Александра I в значительной мере определялась военно-стратегическими соображениями и расчетами. Тень Наполеона витала над происходившими в Европе событиями. Его отношения с Александром I стремительно ухудшались. России было важно обеспечить безопасность Петербурга от возможного наполеоновского вторжения. Среди правящих кругов России также существовала уверенность в наличии сильных реваншистских настроений в Швеции, которые находили поддержку среди шведоязычного населения княжества. Обстоятельства требовали от российской власти быстрого упрочения своих позиций на присоединенной территории. Эта задача не могла быть решена лишь методами военного принуждения. Необходимо было проведение такого политического курса, который нейтрализовал бы существующее в Финляндии недоверие к российскому правлению, исключил бы превращение Финляндии в очаг сепаратизма и в конечном итоге обеспечил бы безопасность северо-западных границ в условиях приближавшегося столкновения с Францией.6 В ходе решения указанных задач родилась финляндская автономия.7
Разработка политического курса Александра I в отношении Финляндии тесно связана с именем М.М.Сперанского. В конце 1808 г. ему были переданы финляндские дела, изъятые из компетенции общерусских учреждений. По мнению российского историка В.А. Корнилова, Сперанскому принадлежит ведущая роль не только в разработке отдельных государственных актов, касающихся Финляндии, но и в определении общего направления политики российского правительства. Он прекрасно понимал, что Финляндия по уровню общественного развития стояла выше, чем любая из русских губерний. В России еще господствовали крепостнические отношения, тогда как в Финляндии крепостного права не было и финляндское крестьянство, равно как и городское бюргерство, представляли собой довольно активную политическую силу.8 Поэтому успешная политика России на завоеванной территории была возможна лишь при условии, что население княжества получило бы не меньше, а больше прав и привилегий, чем оно имело при шведском господстве.
В марте 1809 г., еще до заключения Фридрихсгамского мирного договора со Швецией, Александр I созвал в Борго (Порвоо) собрание представителей четырех сословий Финляндии. Император дал торжественное обещание не нарушать религии, коренных законов, прав и преимуществ, которыми пользовались подданные княжества «по конституциям».9 Под «конституциями» понимались действовавшие в Финляндии до русского завоевания шведские законы «Форма правления» от 21 августа 1772 г. и «Акт соединения и безопасности» от 21 февраля и 3 апреля 1789 г.'°
Российский император, имевший в Финляндии титул Великого князя, произнес свою речь по-французски. Текст мартовской Грамоты был составлен в общих выражениях, что давало возможность двусмысленного толкования ряда положений. Спустя десятилетия документы Боргоского собрания сословий станут одним из главных предметов дебатов между Финляндией и Россией относительно правовых основ вхождения Финляндии в состав Российской империи." Политические страсти разгорятся вокруг вопроса о том, каков реальный государственно-правовой статус Финляндии в составе России: является ли Финляндия особым государством, соединенным с империей лишь фигурой Великого князя, или же княжество не более чем инкорпорированная в состав империи провинция? !2
В 1809 г. не было издано документа, четко определявшего положение Финляндии в составе России. Однако конкретные практические шаги российской власти в Финляндии шли в русле автономного статуса Финляндии.
В политической структуре княжества российская администрация позволила применить принцип разделения властей, правда, этот принцип не был выдержан до конца. Финляндия получила свой законодательный орган -сейм. Без одобрения сейма Великий князь не мог вводить в княжестве свои законы и налоги. После этого российские государи не созывали сейм более полувека, что, однако, не нарушало финляндских законов, поскольку созыв сейма являлся прерогативой государя.13 По Сеймовому уставу 1869 г. была законодательно установлена периодичность созыва сейма не реже чем раз в пять лет, но уже с 1882 г. сейм стал фактически созываться каждые три года.14 Реформа Сеймового устава укрепила позиции местной элиты и создала преграды на пути безграничной власти российского императора в княжестве.
Финляндия имела и собственную исполнительную власть Правительственный Совет, который в 1816 г. переименовали в Императорский финляндский Сенат15, независимый во внутренних делах от Петербурга. Он состоял из двух департаментов: юридического и экономического. Формально председателем Сената являлся представитель России генералгубернатор. Однако его присутствие на заседаниях финляндского правительства было необязательным. Заседания велись на шведском языке, которого российские генерал-губернаторы не знали. К тому же они не имели права приостанавливать решения Сената. Генерал-губернаторы настолько далеко отстояли от высшего административного учреждения края, что часто узнавали о ходе его работы из газет.16
Сложнее обстояло дело с судебной властью. Согласно «Плану общего управления Финляндии», верховным судебным органом был определен Правительственный Совет (позднее, Сенат), но наряду с этим сохранились и старые финляндские суды — гофтерихты.17
Александр 1 считал необходимым, чтобы финляндские дела докладывались ему напрямую, минуя российские министерства. Для этого была учреждена Комиссия по финляндским делам в Петербурге, реорганизованная позднее в Комитет по финляндским делам. В 1826 г. Комитет упразднили, образовав вместо него Статс-секретариат Великого княжества Финляндского во главе с министром статс-секретарем.18 Эту должность занимали финляндцы. Таким образом, по меткому выражению автора дореволюционной «Истории Финляндии» М.М. Бородкина, «Россия целое столетие предпочитала смотреть на финляндские дела через финляндские очки».19
Российская центральная власть долгое время относилась к внутреннему развитию своего нового территориального приобретения достаточно безразлично. К примеру, финляндский генерал-губернатор А.А.Закревский с 1828 г. совмещал должность министра внутренних дел. В 1831 г. генералгубернатором назначили князя А.С. Меньшикова, который управлял одновременно морским министерством и жил все время в российской столице, изредка навещая Гельсингфорс.20 В подобных условиях автономия Великого княжества имела прочную тенденцию к расширению.
Финляндия обладала собственным гражданством, не совпадающим с российским подданством. Финляндским подданным был открыт широкий и свободный доступ к службе на самых ответственных государственных и военных постах империи, в то время как русские подданные не получили в Финляндии одинаковых с местными жителями прав. Православный не мог преподавать историю, приобретение в княжестве русскими недвижимого имущества имело серьезные ограничения, практика русского врача в Финляндии была ограничена21. Автономный статус Финляндии проявился также в собственной системе управления с исключительно финляндским чиновным аппаратом. Российское армейское устройство не распространялось на княжество, которое было освобождено от поставки рекрутов на воинскую службу и могло с 1878 г. иметь собственную, численно небольшую армию. Эта армия стала символом особого статуса Финляндии в составе империи.
В Финляндии имелись и другие атрибуты внутренней самостоятельности: свое национальное почтовое ведомство, выпускавшее финские почтовые марки, железнодорожная система с колеями, отличными от российских; наличие таможенной границы, причем, княжество получило право беспошлинной торговли с Россией, в то время как российские товары облагались пошлиной; собственный банк, принимаемый сеймом бюджет и своя финансовая система. Денежные средства княжество могло хранить в зарубежных банках. Общими у Финляндии и империи оставались лишь глава государства — царь, он же Великий князь Финляндии, внешнеполитическое ведомство, и центральной власти также были делегированы полномочия по стратегической обороне княжества.22
Анализ политической жизни Великого княжества и механизмов его взаимодействия с имперским центром позволяет сделать вывод о том, что отношения России и Финляндии, с известной долей модернизма, вероятно, можно назвать федеративными.23 Это определение иногда применяли к российско-финляндским отношениям и современники, правда, с негативным оттенком. Известны слова одного из идеологов контрреформ М.Каткова, который считал, что «даже злейшему врагу не придумать для России худшей доли, чем распространение примера Финляндии, ибо политическому чувству русского народа не может быть ничего противнее федерализма. Одна мысль об этом вызывает боль».24 Следует заметить, что термин «федерализм» мы используем в расширительном смысле этого слова, понимая под ним не форму государственного устройства, а «принцип государственного строительства, в соответствии с которым отдельные части государства в отношении к государству в целом имеют более или менее значительное самоуправление».25 С этой точки зрения элементы федерализма могут быть и в империи (так называемый «имперский федерализм»). При этом Великое княжество Финляндское имело в составе империи больше прав и полномочий, чем любой известный субъект Российской Федерации.
Формирование теории особого государства.
Несмотря на то, что государственно-правовой статус княжества не был документально оформлен, а у финляндской автономии отсутствовали юридические гарантии, население и правящая элита княжества были довольны де-факто гарантированной русскими царями автономией.26 Добавим к этому фактор территориального расширения Финляндии. Указом Александра I от 31 декабря 1811 г. Выборгская губерния (территория так называемой Старой Финляндии, отошедшая к России в 1721 и 1743 гг.) была объединена с Великим княжеством.27 Имперский федерализм, выразившийся в предоставлении Финляндии широкого самоуправления, кооперация с местной элитой, толерантность в вопросах веры и территориальные уступки обеспечили на протяжении практически столетия верноподданность финляндцев по отношению к российскому самодержавию.
Вопрос о государственно-правовом статусе Финляндии внутри империи, как показывают работы финского историка О.Юссила, не был значимым для финляндского общества вплоть до 80-х гг. XIX в. Представления о понятии «государство» в княжестве являлись довольно расплывчатыми. В начале XIX в. в финском языке еще не было термина "государство"(valtio) в современном смысле этого слова. Существовало понятие "valtakunta" держава, которое не особенно согласовывалось с положением Финляндии. Обычно употребляли шведское слово "Stat", которое переводили и как «государство», и как «провинция, область» (maanpaikka или maankunta).28
Понятия «государство» и «провинция» не были взаимоисключающими. Считалось, что провинции бывают двоякого рода: те, которые имеют собственную армию и управление, и те, которые этого не имеют. В первом случае речь шла о «государстве», во втором о рядовой «провинции» империи. В любом случае, финляндцы не отделяли свое «государство» от Российской империи. Существовало представление, что Россия — это империя, которая включает в себя многие „государства", а Финляндия одно из этих „государств".29
В первой половине XIX века наиболее полный вариант теории о финляндском государстве представил профессор Исраэль Вассер, возглавлявший с 1817 по 1829 г. кафедру медицины в университете Або (Турку) . Вассер был поклонником договорной теории происхождения государства. В 1838 г. он издал в Стокгольме брошюру, где впервые назвал княжество особым государством с представительной формой правления.30 Согласно его взглядам, на Боргоском сейме финляндцы освободились от власти Швеции, заключив с российским императором сепаратный мир (договор), по которому Финляндия превратилась из шведской провинции в конституционно управляемое государство. Поскольку новое государство признало своим правителем российского самодержца, постольку оно ограничило свою внешнюю самостоятельность и не может считаться членом европейского сообщества государств.31
Теория о финляндском государстве встретила возражения со стороны приват-доцента этого же университета А.И. Арвидссона, который был вынужден в 1823 г. эмигрировать в Швецию. В ответной брошюре Арвидссон под псевдонимом «Пекка Куохаринен» отрицал самостоятельность Финляндии и категорически заявлял, что «Финляндия шаг за шагом была превращена в русскую провинцию и навсегда соединена с господствующим государством».32 Между печатавшимся под псевдонимом Арвидссоном и Вассером разгорелась полемика. Авторы отвечали друг другу памфлетами, которые хотя и издавались в Стокгольме, но распространялись в Финляндии и привлекли к себе определенное внимание. Полемика длилась около трех лет. Наконец, Арвидссон перешел на сторону Вассера, выступив в 1841 г. под новым псевдонимом «Олли Кекеляйнен». «Олли Кекеляйнен» утверждал, что хотя Финляндия еще не есть самостоятельное государство, но она должна стать таковым. При этом он отмечал, что «господствующему государству нет оснований бояться национальных стремлений финнов, т.к. на свете нет народа более преданного своим властям».33 «Памфлетная война» между Арвидссоном и Вассером являлась не более чем фикцией, хитроумным планом для популяризации теории особого финляндского государства. Арвидссон сам признал, что вся эта полемика означала лишь «хитрый боевой прием, имевший целью заронить и укрепить в сознании финских слоев мысль о самостоятельном финляндском государстве».34 Позднее философ и правовед Й.Я. Нордстрём внес одну существенную поправку в указанную теорию, а именно: тезис о том, что Финляндия являлась автономным государством, находившимся в реальной унии с Россией.35
Долгое время теорию Вассера о Финляндском государстве современники воспринимали как чистую фантазию. Еще в опубликованной в 1882 г. книге историк Роберт Кастрен отмечал, что между княжеством как особым государством или княжеством как провинцией империи не делали особых различий.36
Как заметил по этому поводу финский историк О.Юссила, гораздо важнее вопроса: государство ли Финляндия или провинция империи? — правящая элита княжества считала заботу о гарантиях законов и правового положения в том объеме, который она имела.37 Финляндия вошла в состав империи с самодержавной формой правления, поэтому каждый раз при вступлении на престол очередного наследника подсознательно у финской элиты существовали определенные опасения насчет намерений российской власти в княжестве.
Ситуация изменилась во второй половине 1880-х гг. Расширение автономии княжества происходило в тот момент, когда в России получили распространение различные националистические идеологии. Вслед за I, мыней, политика русификации начала осуществляться в Прибалтике. Ф шляндия, оставаясь последним островком внутренней самостоятельности, все больше выпадала из общей картины стремившегося к гомогенности государства.
В 1881 г. генерал-губернатором Финляндии был назначен граф Ф.Л.Гейден. Он столкнулся с тем, что многие вопросы, касающиеся империи, в княжестве не решались. Гейдену обычно отвечали, что то или иное мероприятие противоречит «основным законам княжества». Тогда генералгубернатор попросил принести эти «основные законы». Ему принесли старые шведские законы 1772 и 1789 гг. Из-за незнания шведского языка Гейден прочесть их не смог, но из пересказа понял, что шведские законы не могли быть в полном объеме применимы в Финляндии. По этим законам глава государства должен был исповедовать лютеранскую веру ( п.1), не мог без согласия сейма выезжать за пределы Финляндии (п.7), не имел права назначить в княжество генерал-губернатора ( п.ЗЗ).38 Многие положения шведских законов вошли в явное противоречие с реальной практикой управления Финляндией.
Чтобы разобраться в вопросе об их применимости, в 1882 г. была учреждена специальная комиссия для кодификации местных законов. Но работа не была завершена.39 Возник спор о полномочиях местной и центральной власти в Финляндии. Финляндцы ощущали приближение суровых перемен и стремились защитить автономное положение Финляндии, юридически обосновав ее государственно-правовой статус.
В 1886 г. вышла в свет работа финляндского профессора права и политического деятеля Лео Мехелина, который пытался с помощью юридических категорий доказать, что Финляндия является особым государством, а не провинцией Российской империи.40 В понятии «государство» он акцентировал внимание на таком ключевом его признаке, как суверенитет. Государство должно быть суверенным. Суверенитет, по Мехелину, есть право организовать без иностранного вмешательства свою внутреннюю жизнь, учредить форму правления, иметь собственные законы. Так как у Великого княжества налицо имелись все перечисленные признаки, то, согласно автору, Финляндия являлась государством, а не провинцией Российской империи.41 Вместе с тем финляндский юрист считал Финляндию особым государством. Суверенитет, с точки зрения автора, бывает двух видов: «государственно-правовой», или «внутренний», и «международно-правовой», или «внешний». Финляндия имела только «внутренний» или «государственноправовой суверенитет». Он советовал правящей элите княжества приложить все усилия для сохранения этого положения.42
Мехелин не использовал архивных документов. Представление о Финляндском государстве родилось у него во многом априорно, и доказательства его теории были далеко не безупречными, вероятно, даже излишне надуманными. Значение работы Л.Мехелина заключалось в том, что это было первое опубликованное изложение конституционных прав Финляндии в том виде, в каком они представлялись финляндской элите в конце XIX в. Произведение Л.Мехелина было замечено и в Европе, где впервые заговорили о финляндской государственности и открыли для себя эту маленькую страну.43
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--