Реферат: От гармонии деятельности к гармонии личности
В частности, в западном искусстве (особенно в литературе и кино) широко представлен образ вампира, причем эти существа рисуются с явной симпатией. В этой связи правомерен вопрос: "Не стремится ли подсознательно западный человек стать "вампиром", выражая это стремление в художественных образах? Иначе говоря, не превращается ли индивидуалистичность западного общества в "вампиристичность", а эгодеятельность в "вампирдеятельность"?
Чтобы ответить на эти вопросы, попытаемся проследить логически возможный переход индивидуализма в "вампиризм" и выяснить, как и при каких условиях индивидуалист способен стать "вампиром".
Подобные метаморфозы предстанут перед нами как вполне естественные для западного общества, если мы учтем два обстоятельства.
Во-первых, не следует упускать из виду особенности протестантской (в частности, кальвинистской) этики, ставшей духовной опорой западного капиталистического общества. Ибо сама эта этика, толкая людей на ожесточенную конкуренцию между собой, в известном смысле провоцирует явление, которое можно назвать "социальным вампиризмом". Главная ценность в протестантизме - вечная жизнь, которая дается только избранным и только в "персональном порядке". А если так, то очевидно ничтожество всех земных связей, очевидна тщета всех усилий, направленных на помощь ближнему или служение обществу. Это пустая трата времени. Когда же вдобавок допускается, что о своей избранности можно узнать по успехам в делах, в частности, в накоплении богатства законным путем, тогда "честная конкуренция" (фактически стремление уничтожить конкурента как социальное существо, присвоив его деньги и имущество - "выпив и пожрав его социальные плоть и кровь!") возводится в закон жизни. Ибо пуританин по существу занят только собой и помышляет только о своем спасении [11, c. 186 и др.]. Вечная жизнь - слишком высокая ставка, чтобы рисковать ею во имя кого бы то ни было. И ради нее (конечно же!) допустим "социальный вампиризм" - присвоение собственности ближнего своего.
Во-вторых, следует помнить об успехах атеизма, опосредованно связанных с научным прогрессом и рационализацией производства.
Атеизм крайнего материалистического толка с непреложностью влечет отрицание вечной жизни, из чего не всегда обоснованно выводится культ тела. Получение телесных удовольствий возводится в цель жизни земной, и здесь атеизм смыкается с рыночным производством. Ведь смысл и предназначение последнего в удовлетворении по преимуществу телесных нужд.
Атеизм другого рода, признающий существование индивидуального духа как особой реальности, склонен культивировать "манию величия", что провоцирует необузданную и мрачную игру фантазии этого духа, поскольку тот знает о своей неизбежной гибели. В результате индивидуальный дух часто попадает в ситуацию соблазна, когда смыслом его существования становится доказательство пусть временного превосходства над себе подобными за счет их уничтожения или покорения. Подобная идея отражена в фильме режиссера Пола Андерсона "Смертельный бой" ("Mortal combat"), где "злой" буквально поглощает чужие души, усиливая себя таким путем. Если же речь идет об утверждении превосходства одного живого тела, в котором слиты воедино смертные дух и плоть, над другим, тогда философ (Ф. Ницше) употребляет выражение "сверхчеловек", а писатель (Д. Лондон. "Морской волк") использует образ "большого куска закваски", способного пожрать другой "кусок закваски".
Таким образом, изначальная установка протестантизма на личное спасение сначала провоцирует "социальный вампиризм" - стремление обогатиться за счет другого, а затем укоренившийся индивидуализм по мере успехов материализма и атеизма побуждает (по крайней мере, в фантазии) к "биологическому вампиризму". Ведь если вечная жизнь невозможна, а существование других людей и общества в целом не может быть предметом служения и целью индивидуальной свободной деятельности (к этому просто нет привычки), то единственным смыслом жизни и источником радости становится собственное существование. Продлить его любыми средствами - единственная задача, на решение которой стоит тратить силы.
Конечно, по большому счету эта установка остается мечтой, причем не всегда осознанной. Но именно на ее основе возникают романы о Дракуле или о других вампирах ("Голод" У. Стрибера и др.), а также многочисленные фильмы, где эти существа изображаются с откровенным сочувствием. В подобных произведениях часто звучит тоска по вечной земной жизни, желание изобрести средства, чтобы замедлить или вообще исключить старение. Эта же установка подстегивает медицинскую науку на разработку методов замены изношенных органов. И, насколько можно судить по массовой печати, не всегда подобная замена совершается в рамках закона. Во всяком случае, попытка завладеть здоровыми органами своих собратий вполне естественна для тех, кто ценит собственную жизнь превыше всего. А рынок в принципе способен обеспечить любой спрос соответствующим предложением.
Кроме того, та же (хотя несколько модифицированная) установка обостряет всяческую погоню за удовольствиями, причем преимущественно телесными, поскольку они "надежнее", "реальнее", нежели духовные. Ибо если тело смертно, а продлить его существование трудно, то надо постараться получить максимум удовольствий в отведенный срок. Отсюда вытекает рыночная эксплуатация сексуальных и иных чувственных потребностей, вплоть до различных форм извращения, которые постепенно перестают считаться таковыми. По этим же мотивам распространяется алкоголизм, употребление наркотиков и пр.
Индивидуальная жизнь как высшая ценность, а также основа морали и права пропагандируется не только в художественных, но и в теоретико-философских сочинениях. Утверждается, что "существует только одно основополагающее право (все остальные являются его следствиями или выводами): право человека на его собственную жизнь. В свою очередь, жизнь - это совокупность действий, имеющих целью самосохранение и самосовершенствование. Право на жизнь означает свободу действий для поддержания, улучшения, удовлетворения и наслаждения собственной жизнью [10, c. 48]. По сути это означает: "Жизнь ради жизни приносит удовлетворение жизнью, и это единственный смысл жизни". Иначе говоря, и на теоретическом уровне делается попытка "слить" смысл, радость и существование в некое синкретическое целое, причем именно существование должно быть основой всего.
Итак, философия обосновывает, искусство эстетизирует, наука разрабатывает методы и обучает, право защищает, а производство снабжает эгодеятельность и гармонично развитую на ее основе личность в западном обществе. Иначе и быть не может, пока высшей ценностью признается личность. В этом обществе могут быть отдельные отклонения, встречные тенденции, но они лишь нечто вроде завихрений и встречных течений в общем потоке.
Разбор индивидуалистских концепций морали и права не входит в задачу настоящей статьи. Но все же следует заметить, что они строятся на представлении о "Я" как некоторой безликой сущности, не имеющей возраста, пола, профессии, национальности или гражданства. А ведь мы не можем в реальности существовать, не идентифицируя себя с определенным "Мы". Да и сам разум не дан нам лишь природой или Богом, в решающей степени он является социальным по происхождению качеством. Иначе говоря, сама природа человека имеет мощную социальную компоненту, так что едва ли возможно строить чисто индивидуалистские концепции морали и права. Кроме того, "стягивание" или "слияние" воедино существования, смысла и радости (а это основа индивидуалистских концепций) заметно обедняет жизнедеятельность человека.
Что касается жизни отдельного человека, то такое обеднение может быть терпимым, если автор или последователь индивидуалистской концепции делает это добровольно и без особого вреда для других (скажем, не разбирает на "запчасти" ближних, чтобы продлить свое существование, и не принуждает детей заниматься сексом в порнофильмах для "своего удовольствия"). Вопрос серьезно осложняется, когда речь заходит о странах или обществах, где подобные концепции становятся главенствующими, а люди с индивидуалистским мировоззрением осуществляют внутреннюю и внешнюю политику.
Дело в том, что любое государство или общество есть изначально временное, преходящее образование. Законы его существования определяются самим этим временным существованием, его нуждами и интересами. Любое государство или общество должно исходить из принципа правильно понятой пользы [5, c. 27]. Иначе говоря, отдельное общество или государство по самой своей природе обязано заниматься продлением своего существования и обеспечением наиболее благоприятных для себя условий. Фактически, государственная политика в известной мере требует "вампиризма" по отношению к другим государствам, к окружающему миру вообще.
Ограничить этот "вампиризм" может только противодействие других государств или сообществ, а также основанная на этом противодействии система международного права. Крайне важно, что само право способно выполнять свою сдерживающую роль лишь постольку, поскольку государственные деятели, ответственные за внешнюю политику, настроены (не обязательно сознательно, даже лучше, если бессознательно) "антивампиристично", когда они верят в нечто более высокое, нежели элементарное выживание. Вообще говоря, такими людьми могут быть только "служители", причем честные. Только они способны к проведению нравственной политики, поскольку у них есть представление о долге и понимание того, что у других могут быть собственные интересы.
Когда же облеченные властью люди проникнуты убеждением, что их личное преуспеяние, а также существование их народа и государства - альфа и омега практической политики, тогда для них любые договоры суть простые бумажки и полезны лишь в той степени, в какой способны обеспечить преимущество над соперником. Люди этого типа изобретают двойные стандарты для оценки собственных действий и действий других, например, объявляют сферой своих "жизненных интересов" весь земной шар, обвиняя других в "имперских амбициях". Они нарушают договоренности, мотивируя это "плохим" поведением партнеров, но требуют скрупулезного выполнения обязательств по отношению к себе и т. д. "Хорошим парням", каковыми они себя объявляют, можно делать все, а "плохим" - ничего, без разрешения "хороших" (в художественной продукции подобная установка делает действия "героя" и "антигероя" неразличимыми по содержанию: оба делают одно и то же - убивают, пытают, применяют насилие, разве что "герой" исполняет все это с большей ловкостью или изяществом, чем "антигерой").
И все-таки ответственные люди этого рода еще не самые опасные представители "вампиров". Пока они хотя бы с кем-то отождествляют себя и кому-то служат (кроме самих себя), они способны на относительно сдержанное и разумное поведение, по крайней мере, под угрозой гибели "своих людей". Держать их на прицеле - не самое нравственное дело, но, к сожалению, они понимают только язык силы, и еще хорошо, что они могут понимать хотя бы этот язык (лицемерно утверждая при этом, как Черчилль в Фултоне, что именно их соперники понимают лишь этот язык).
Намного опаснее другие, более ярко выраженные представители той же породы - те, кто вполне "разумно" рассуждает: "После нас - хоть потоп!". Эти люди вообще лишены каких-либо сдерживающих начал и действуют без всяких правил внутри страны и на международной арене, если им выпадет подходящий случай. При этом они способны довольно быстро скоординироваться между собой для совместных действий. Любого из них интересует только личное преуспеяние, но они легко находят общий язык, поскольку достаточно интеллектуальны, чтобы понять эффективность организации.
Они особо опасны еще и тем, что, вступая в контакты с "местными", "туземными" эгоистами (представителями отдельных стран или обществ, переставших по каким-то причинам отождествлять себя со своим народом и со своей страной), питают и взращивают их для собственной выгоды, постепенно превращая их в "вампиров". Польза для "внешних вампиров" в том, что "местные" предают интересы своей страны и своего народа и помогают "внешним" пользоваться их жизненными силами, причем, поскольку нормальные граждане не опасаются их и доверяют им, этот процесс долгое время проходит незаметно. Любое предательство начинается с того, что человек отчуждает себя от "своих". Эгоисту совершить его тем легче, чем раньше он начинает считать себя лучше и выше окружающего его "быдла" (или "совков"). Подобные люди всегда находятся в любой стране, именно их улавливают "внешние вампиры" и превращают в свое подобие, чтобы потом легче и свободнее "пить кровь" из соответствующего общества или государства. Основная масса подобных людей производится, к сожалению, служебной деятельностью, что вызвано некоторыми специфическими чертами ее.
Служебная деятельность обладает чертами, разительно отличающими ее от эгодеятельности [12, с. 16-19]. В частности, как уже сказано, она не обеспечивает существование деятеля, но придает смысл его существованию. Кроме того, она часто иррациональна для исполнителя, поскольку тот не участвовал в процессе целеполагания. Есть и другие особые ее черты. Но главная отличительная черта служебной деятельности - наличие "служебного соблазна".
По этим причинам, служебная деятельность резко отличается от "простой" и "однородной" эгодеятельности своей сложностью, следствием чего является появление нескольких типов личности. Все черты деятельности так или иначе влияют на формирование личности. Но влияние служебного соблазна особенно велико.
Суть его в том, что служащий постоянно находится в ситуации мучительного выбора. С одной стороны, служебный долг требует от него бескорыстия, самоумаления, даже самопожертвования. С другой, - служащий может использовать служебные полномочия для обогащения, причинения вреда соперникам, получения дополнительных услуг и т. д. И далеко не всегда выбор совершается в пользу служебного долга. Масса служащих выбирает эгоистическую линию поведения, в частности, как российское чиновничество в конце прошлого века или советское руководство в период "застоя". Как раз с этим типом людей взаимодействуют внешние "вампиры", ища способ обратить на пользу себе ресурсы той или иной страны.
В зависимости от выбора линии поведения возникают разные типы личностей - "честных служак", "карьеристов", а также промежуточный тип, представители которого ведут себя по обстоятельствам и способны как на подвиг, так и на "воровство". Иначе говоря, служебная деятельность порождает три типа личностей, каждый из которых по-своему "гармоничен", ибо соответствует ей.
Первый - честный служащий - гармоничен на основе собственно служебной деятельности. Имея высшей ценностью общее благо, он способен принести ему в жертву самого себя. В России ярчайшим представителем этого типа личности был Петр Великий. Как отмечал В. О. Ключевский, у Петра "всегда были наготове две основы его образа мыслей и действий, ... неослабное чувство долга и вечно напряженная мысль об общем благе Отечества, в служении которому и состоит этот долг" [13, с. 4]. Подобного типа личностями были, вероятно, Суворов, Жуков и т. д. Понятие "призвание", вероятно, лучше всего охватывает тип поведения и деятельности личностей этого рода.
Второй - карьерист - гармоничен на основе забвения служебного долга и сознательного или бессознательного, но четкого и последовательного использования служебных полномочий в корыстных целях, то есть для самоутверждения в обществе или получения каких-то выгод и удовольствий. Иначе говоря, здесь наблюдается гармония на основе обратной корреляции личности с деятельностью. Личность использует "антинормы" служебной деятельности для достижения ценностей, противоположных ценностям службы. Целая группа подобных личностей оказалась во главе Советского Союза перед началом "перестройки" и "радикальных экономических реформ". В массе своей представители нынешнего руководства России также относятся к этому типу. Именно их, надо полагать, имел в виду А. Чубайс, когда однажды заявил, что при очередном этапе реформ люди, находящиеся у власти, "обменяют власть на собственность".
Третий - "промежуточный тип", несет в себе внутреннее противоречие, поскольку его личностная структура основана на сочетании противоположных ценностно-нормативных систем. Но он гармоничен в ситуации, способен к разным типам поведения в зависимости от сложившейся обстановки. О таком типе личности идет речь в одном из рассказов Н. С. Лескова, где один персонаж ("бесстыдник") утверждает, что русские в равной мере способны как на подвиг, так и на казнокрадство, причем его оппонент, честный лазаревский офицер, после длительного раздумья признает правоту "бесстыдника" [14, c.103-114]. Подобный тип личности (и, соответственно, поведения) возможен, вероятно, потому, что многие нормы поведения усваиваются бессознательно [15, c.150], и человек ведет себя весьма "естественно", "как все" в зависимости от обстоятельств.
Два крайних типа "честные служаки" и "карьеристы" находятся в постоянной борьбе между собой, причем в мирное время "карьеристы" всегда выигрывают. Во время войны сама обстановка еще позволяет как-то оценить человека по реальному вкладу в общее дело, хотя полностью служебные злоупотребления неискоренимы. В мирное же время "карьеристы" легко находят общий язык на почве корыстных интересов и вытесняют "служак", ибо обществу трудно проследить вредные последствия от деятельности отдельного чиновника. В нем расцветают коррупция, казнокрадство, злоупотребления властью и пр. Основная масса высших должностных лиц "забывает" о своем долге и общество втягивается в кризис, способный превратиться в катастрофу.
Основные процессы, угрожающие существованию человечества и благополучию отдельных стран, вызваны деятельностью эгодеятелей или "вампиров", то есть людей, для коих собственное существование является источником радости и смысла. Наиболее широко этот тип людей представлен в странах рыночной цивилизации. Именно их безудержная экспансия во внешний мир, вызванная жаждой богатства, власти, комфорта и наслаждений, породила наши глобальные проблемы - экологическую, истощения ресурсов, деградации культуры. Поэтому именно "евро-американцы", как выразился П. Кууси, являются самым опасным типом людей с точки зрения выживания человечества [16, c.260].