Реферат: Поэтика Иосифа Бродского

наглотался б в лесах за тебя свинцу,

но и в черном пруду из дурных коряг

я бы всплыл пред тобой, как не смог «Варяг».

Но, видать, не судьба и года не те.

(«Навсегда расстаемся с тобой, дружок», 1980[III; 12])

Кругосветное плаванье, дорогая, лучше кончить, руку согнув в локте и вместе с дредноутом догорая в недрах камина. Забудь Цусиму!

(«Восходящее солнце следит косыми...», 1980[III; 19])'⁹ Лирический герой Бродского — сирота, отщепенец:

<...> Ты и сам сирота, отщепенец, стервец, вне закона. За душой, как ни шарь, ни черта

(«Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве», 1980[III; 8])

Если герой Бродского не один, то он и другой — это не двое, а два одиночества.

Два существа, одиноких в мире и отчужденных друг от друга. Таковы «Я» и муха, …:

И только двое нас теперь — заразы разносчиков. Микробы, фразы равно способны поражать живое.

Нас только двое.

< … >

<...> И никому нет дела до нас с тобой. <...>

(«Муха», 1985[III; 102-103])

Одинок не только лирический герой Бродского, одинок и сам Бог. И их одиночество схоже:

И по комнате точно шаман кружа, я наматываю, как клубок, на себя пустоту ее, чтоб душа знала что-то, что знает Бог.

(«Как давно я топчу, видно по каблуку», 1980, 1987[III; 141])

Символ одинокого «Я» у Бродского — повторяющийся образ: ископаемый моллюск, вновь извлеченный на свет спустя вечность

Иронически лирический герой именует себя бараном также в первом из «Двадцати сонетов к Марии Стюарт». Семантики жертвы это самонаименование здесь лишено. Слово «баран» — часть переиначенного фразеологизма «смотреть (уставиться) как баран на новые ворота»; такие переписанные фразеологизмы — один из отличительных приемов Бродского: «Сюды забрел я как-то после ресторана / взглянуть глазами старого барана на новые ворота и пруды» (II; 337).

Баран — жертва тирана — один из повторяющихся образов Бродского; в «Пятой годовщине <...>» он также может быть интерпретирован как автоцитата из стихотворения «Я не то что схожу с ума, но устал за лето...», входящего в цикл «Часть речи» (1975-1976):

Свобода — это когда забываешь отчество у тирана, а слюна во рту слаще халвы Шираза, и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана, ничего не каплет из голубого глаза.

(II; 416)

С середины 1970-х гг. в поэзии Бродского утверждается инвариантный мотив несуществования, небытия «Я», облекающийся в слегка варьирующуюся поэтическую формулу. Один из первых примеров — в стихотворении «На смерть друга» (1973): «Имяреку, тебе, — потому что не станет за труд / из-под камня тебя раздобыть, — от меня, анонима /<...>/ Посылаю тебе безымянный прощальный поклон / с берегов неизвестно каких. Да тебе и не важно» (II; 332).

Найденная тогда же поэтическая формула — «совершенный никто»:

И восходит в свой номер на борт по тралу постоялец, несущий в кармане граппу, совершенный никто, человек в плаще, потерявший память, отчизну, сына; по горбу его плачет в лесах осина, если кто-то плачет о нем вообще.

(«Лагуна», 1973 [II; 318])

Ее вариация: