Реферат: Польский вопрос на Венском конгрессе

Наполеон, ведя в 1806 г. войну с Пруссией, решил ослабить противника действиями в его тылу. Туманными обещаниями, что он, мол, «посмотрит, достойны ли поляки быть нацией», склонил жителей Великой Польши начать восстание против прусских властей и организовать армию. И тогда же стихийно начала формироваться и политическая администрация. Наполеон создал временное правительство – Правящую комиссию. Летом 1807 г. война завершилась подписанием Тильзитского мира. Согласно ему, Варшавское герцогство возникло на польских землях, захваченных при втором и третьем разделах Польши.

Государственный строй Варшавского герцогства определила подписанная Наполеоном в июле 1807 года в г. Дрездене Конституция.

Варшавское герцогство, зависимое от Франции, как и многие другие государства тогдашней Европы, обязано было проводить политику Наполеона в центральной части континента. И все же поляки видели в нем зародыш восстановления политического государства. В том, что герцогство независимо, народ убедился во время войны 1809 г. Вступив в конфликт с Австрией, Наполеон вывел дислоцированные на территории Польши французский корпус и саксонские войска, а также значительную часть польских вооруженных сил. Тем временем неожиданно сильный австрийский корпус перешел границы Варшавского герцогства. Первая битва, не принесшая перевеса ни одной из сторон, произошла под Рашином. Военные действия перешли на территорию, отошедшую к Австрии при третьем разделе. Польские солдаты заняли Люблин, Замосць, Сандомеж и Львов, что вынудило австрийцев покинуть Варшаву. Был взят Краков. Поражение Австрии на других фронтах привело к тому, что во франко-австрийских мирных договорах было подтверждено присоединение к Варшавскому герцогству земель, отвоеванный польской армией в ходе военных действий.

«Внешнеполитическая обстановка в Европе после 1809 г. определенно свидетельствовала о возрастающем напряжении между Францией и Россией. В военных и политических приготовлениях Наполеона Варшавскому княжеству отводилась видная роль: оно все больше становилось , по признанию Бильона, «передовым форпостом против России»².

Быстро пролетели два относительно спокойных года, и в 1812 г. началась новая война – с Россией. Наполеон обещал вернуть всю территорию Речи Посполитой и восстановить государство в его прежних пределах. С января 1813 г., когда Наполеон начал отступление своих войск, земли Варшавского герцогства стали занимать русские войска. Князю Юзефу Понятовскому пришлось выбирать: остаться с армией в стране и вступить в переговоры с оккупировавшим Варшавское герцогство царем Александром I, или же сохранить верность Наполеону. Он выбрал втрое. Польский корпус принял участие в решающей для Бонапарта компании 1813 г. В октябре того же года в «битве народов» под Лейпцигом наполеоновская армия потерпела поражение, а князь Юзеф погиб.

Царь учредил Верховный временный совет для управления герцогством, не изменив в нем существующего порядка. Варшавское герцогство просуществовало 8 лет. Оно было государством, обслуживающим прежде всего нужды войны, тот есть армии. Содержало расквартированные на его территории французские и саксонские войска. Но это еще не все. Герцогство сыграло огромную роль, пробудив в народе дух независимости.

«Образование Варшавского княжества должно было совершить … своего рода умственный и духовный переворот, ибо часть Польши завоевала то, о чем так долго мечтала: политические бытие. Княжество насчитывало всего лишь 3 миллиона жителей, но ему покровительствовал Наполеон и в водовороте европейских проблем оно несло на себе всю тяжесть прошлого и будущего» - так оценивал его поэт Адам Мицкевич.³ «Благодаря образованию Варшавского герцогства «польский вопрос» перестал быть разменной монетой в руках трех государств – захватчиков. Его разрешение стало для европейской политики трудной задачей». ⁴

Участие поляков в завоевательной компании Наполеона было продиктовано их надеждами на восстановление Польского государства под эгидой Франции. Но, как видно из вышесказанного, Наполеон не хотел восстановления Польши и использовал ее в своих целях.

Глава 2.

Победа над Наполеоном пробудила в политиках стремление вернуть к власти свергнутых властелинов, восстановить границы и методы управления, упраздненные французской революцией 1789 г.

Как пишет об этом Л.А. Зак: «Победа союзников над Наполеоном поставила пред участниками антифранцузской коалиции вопрос о будущем устройстве Европы. Заявляя о необходимости восстановления нарушенного Наполеоном «равновесия сил» и установления «прочного мира и справедливости», правительства держав-победительниц стремились осуществить свои планы территориальных захватов и преобразования Европы.» ⁵

Для ясного понимания дипломатических осложнений, возникших на Венском конгрессе, нужно прежде всего дать точный отчет относительно тех интересов, которые пришлось защищать на конгрессе каждому из союзных государств. Цели же этих союзных держав далеко не совпадали, по важнейшим вопросам вскрылись острые разногласия.

Англия намеревалась прежде всего упрочить и расши­рить морское и торговое свое превосходство. Самое верное средство сохранить за собой то важное положение в мире, которым она обладала, заключалось, по ее мнению, в том, чтобы сдерживать и нейтрализовать оппозицию Франции и Рос­сии. Первая из этих двух держав внушала ей сильное опасение своим флотом и торговлей; вторая, имея' постоянные виды на Константинополь, угрожала вытес­нить ее на Востоке. Чтобы держать в руках и ту и другую, британское правительство, коротко говоря, желало следу­ющего: Нидерландское королевство, созданное нарочно для того, чтобы стеснить Францию и нанести ей экономический ущерб, должно расширить свои владения за Маасом до Рейна и даже дальше, если возможно. С другой стороны, Нидерланды должны были сблизиться с Гер­манией и Ганновером, родовым владением англий­ских королей; Ганновер же должен был сделаться королевством и получить значительные земельные прира­щения. Что касается Пруссии, то вместо рейнских земель, которые она желала получить и из которых ей будет дана лишь незначительная часть,— ей должно быть предо­ставлено все Саксонское королевство, которого она добивалась больше всего; король же Саксонии, нахо­дившийся в плену со времени Лейпцигского сражения, будет низложен за то, что слишком долго оставался верным Наполеону. Взамен этого огромного подарка Англия не потребует от берлинского двора никакой жертвы. Напротив, Пруссия получит обратно все части старой Польши, которые она когда-то присвоила. Ибо если следует стеснить Францию на западе, то столь же необходимо сдержать на востоке и Россию, так как русский император задумал восстановить — исключитель­но к своей выгоде — королевство Польское. По тем же соображениям Австрия вернет себе все то, что она прежде отняла у этой несчастной страны. Таким образом, Россия будет оттеснена за Вислу. Германия не будет объединена (это сделало бы ее слишком опасной), а будет поставлена . под коллективный контроль Австрии и Пруссии, между которыми установится тесная солидарность. Наконец, Австрия будет иметь довольно сильное влияние в Италии; не настолько сильное, чтобы господствовать там безраз­дельно (Англия этого совсем не хотела), а именно такое, чтобы составить там противовес Франции. Таким образом, вся Центральная Европа, образуя группу связанных между собой государств, будет своим взаимным сцеплени­ем и сопротивлением поддерживать то равновесие, о котором мечтало британское министерство. Вот что пишет о позициях Англии К.В. Нессельроде Александру I из Вены в сентябре 1814 г. : «Затем слово взял лорд Каслри, который изложил точку зрения английского правительства по этому вопросу. Он заявил, что, может быть, ни в одной стране восстановление независимой Польши не нашло бы столько сторонников, как в Англии, и поэтому, поддержав это дело, министерство не только не действовало бы вопреки общественному мнению, но, напротив, польстило бы ему; однако подобное решение потребовало бы таких жертв от тех самых держав, что он никогда не осмелился бы предложить им это. При нынешнем положении Европы единственным средством предупредить новые столкновения является сохранение существовавшей до сих пор системы раздела; ему, кажется, что ни одна держава не может желать сохранения этой системы больше, чем Россия, ибо именно она владеет большей частью старой Польши. Пруссия и Австрия являются ее партнерами в этом деле, и , следовательно, для России было бы выгодно по возможности заинтересовать их, не отвергая их справедливые требования.»⁶

Из всех великих держав Австрия теснее других была связана своими интересами с Англией. Венский двор подобно лондонскому стремился к тому, чтобы не дать Франции и России выйти за их пределы. Первому из этих государств Австрия собиралась противопоставить Нидер­ланды, а затем организованную на федеративных началах Германию, мелкие князья которой, обладая землями на Рейне, имели бы особый интерес следить за Францией. Швейцария будет сделана нейтральной. Это можно будет сделать под видом поддержки, оказываемой полити­ке Франции. Что касается Италии, то господство над нею будет осуществляться через посредство Милана, Венеции, Модены, Пармы, Флоренции, Неаполя, причем по возмож­ности не будет допущено восстановление там французско­го влияния. На востоке предполагалось дать отпор пансла­визму и для этого воспрепятствовать восстановлению Польши под властью царя; постоянною бдительностью надеялись, вероятно, уберечь от посягательств России Дунай. До сих пор нет особенно заметного несогласия между Лондоном и Веной. Но по вопросу о Пруссии политика Меттерниха не могла вполне совпадать с полити­кой Кэстльри. Если Австрия не хотела видеть русских в Кракове, то тем более не хотела она видеть и пруссаков в Дрездене. Саксония под властью Фридриха-Вильгельма казалась ей нарушением германского равновесия: богем­ские ущелья и дорога к Вене становились в этом случае открытыми для самых опасных и закоренелых врагов Габсбургов. Кроме того, такое поглощение второстепенно­го государства могло повлечь за собой еще и другие подобные действия со стороны державы, которая давно уже стремилась к господству в Германии и не стеснялась в отношении аннексий. Не лучше ли будет, если Пруссия, получив обратно свою часть Польши и оставив в покое Саксонию, расширит свои владения на Рейне? Этим путем она окажется в соприкосновении и, следовательно, в антагонизме с Францией. А это будет явно выгодно для Австрии, которая отвлечет в сторону Франции внимание и силы своей соперницы. Впрочем, Меттерних не думал предоставить Пруссии безраздельную гегемонию в Запад­ной Германии. По его мысли, Пруссия не должна была переходить за Майн. В Южной же Германии предполага­лось образовать в противовес Пруссии государство, которое, так же как и Пруссия, было бы вооружено против Франции и вместе с тем обладало бы достаточной силой, чтобы в случае надобности помешать Пруссии подчинить себе конфедерацию. Указанным государством должна была стать Бавария, которая, возвратив Австрии все то, что отняла у нее во времена Наполеона, получила бы на обоих берегах Рейна, от Нижней Франконии до границ Лотарингии, обширную, богатую и непрерывно простираю­щуюся территорию; таким образом, она оказывала бы давление на Вюртемберг и великое герцогство Баденское,. со всех сторон окруженные ее владениями, и установила бы контроль над Рейном, держа гарнизон в сильной Майнцской крепости. Что же касается руководства германской федерацией, то, разумеется, Австрия не собиралась делить его с Пруссией. Она нисколько не помышляла о восстановлении в свою пользу прежнего императорского достоинства, давно ставшего пустым титулом; она хорошо сознавала, что теперь объединение Германии могло осуществиться только к выгоде ее соперницы. Поэтому тайным ее желанием даже тогда, когда она утверждала противное, было создание как можно более слабой федеральной власти. Ибо чем меньше был бы затронут партикуляризм, которым так дорожили небольшие германские государства, тем легче было бы Австрии оказывать свое мощное влияние на каждое из них в отдельности. Таким образом, создавая оплот одновре­менно против России, Пруссии и Франции, господствуя одновременно и в Германии и в Италии, охраняя неприкосновенность Балканского полуострова, Австрия смотрела на себя, как на основу того великого здания, которое призван был воздвигнуть конгресс.

После всего изложенного нет необходимости подробно излагать планы России. По главным вопросам они были диаметрально противоположны планам Австрии и Англии. Император Александр I, поднявший на ноги всю Европу своим сопротивлением Наполеону (в 1812 г.), а затем энергичным переходом в наступательное движение, не без основания полагал, что без него великий Союз не мог бы осуществиться и тем более выйти победителем. Он думал и открыто заявлял, что Европа хоть чем-нибудь должна заплатить ему за показанный им пример и за принесенные им большие жертвы. И единственной наградой, которую он, с несколько, пожалуй, напускной экзальтацией, просил,— было право загладить великую несправедли­вость, допущенную его бабкой Екатериной II, путем воссоединения под его скипетром в одно государство с конституционным образом правления великого герцог­ства Варшавского, недавно занятого его войсками, и всей остальной Польши. Как видно, это был дешевый способ облагодетельствовать поляков. В записке, сделанной К.В. Нессельроде в Вене 20 февраля 1815 г. , говорится об этом следующее: «Россия, чей национальный подъем, неизменно поощряемый, несмотря на множество препятствий, дал импульсы для всей Европы и привел к самым неожиданным результатам, получила бы путем присоединения герцогства Варшавского : 1) компенсацию, которая едва пропорциональна принесенным ею жертвам; 2) необходимое увеличение территории, чтобы ее приобретения были соразмерны приобретениям, сделанным одновременно ее союзниками; 3) распространяя на поляков либеральные установления, учитывающие их национальные особенности. Е. в-во император стремился устранить всякое иностранное влияние и тем самым содействовать общему спокойствию»⁷ .

Александр был, с одной стороны, чрезвычайно зол на короля Саксонского, владевшего раньше великим герцогством Варшавским и находившегося в союзе с Наполеоном, а с другой стороны, он был связан тесной дружбой с королем Фридрихом-Вильгельмом; поэтому он не только не проти­вился планам Пруссии относительно новых территориаль­ных приобретений, но горячо их поддерживал. Польский и саксонский вопросы представлялись для него тесно связанными. Убежденный в том, что он всегда сумеет держать в подчинении берлинский двор, он желал, чтобы Пруссия могла оказывать энергичное воздействие на Германский союз. Кроме того, он не прочь был распро­странить границы Пруссии до горных проходов Богемии, дабы она явилась постоянной угрозой для Австрии и сама находилась под ее непосредственным наблюдением. Что же касается венского двора, то император надеялся воздействовать на него прежде всего при помощи своей союзницы (Пруссии), затем — при помощи Польского королевства и, наконец, пожалуй, при помощи Франции, которую он мог бы в случае надобности противопоставить Австрии и Италии. Совершенно обезопасив себя со стороны Балтийского моря завоеванием Финляндии, достигнув по Бухарестскому договору Дуная и по Гюлистанскому — Армении, он полагал, что скоро ему можно будет, наперекор Англии, обратить все свои силы на Восток. Уничтожение Оттоманской империи было его затаенной мечтой. Но он не сумел скрыть ее достаточно искусно, и сент-джемский кабинет давно уже разгадал его намерения.

Остается еще изложить политические планы Пруссии, государства, в то время гораздо менее значи­тельного, чем перечисленные, но деятельного, энергичного, склонного к завоеваниям; его скрытые честолюбивые замыслы не были тайной для дипломатов. Поднявшись весьма высоко во мнении Европы благодаря успехам Фридриха II, Пруссия со времени Иенского сражения в несколько месяцев потеряла всю свою славу и влияние. Раздробленная Тильзитским трактатом на отдельные куски и сохранившая лишь незначительную часть своих владений, она сумела за несколько лет незаметно оправиться от своих неудач и в 1813 г. дала такие доказательства своей жизнеспособности, что ее пришлось отнести по-прежнему к числу великих держав. Она подала Германии сигнал к восстанию против Наполеона и первая показала пример. Бурная вспышка патриотического чувства заставила забыть все ее недавнее бессилие. Уже в это время германский народ, инстинктивно склонявший­ся к объединению, начал обращать свои взоры к Берлину, Фридрих-Вильгельм III и его советники Гарденберг , Штейн, Гнейзенау самым настойчивым образом призы­вали его к завоеванию национальной независимости и политической свободы. Таким образом, Пруссия, не решаясь высказать это открыто, стремилась к гегемонии в Германии. Недаром проявляла она к Франции, к своему, так сказать, «наследственному врагу», дикую ненависть, которую, казалось, ничем нельзя было утолить. Пруссия открыто жаловалась на то, что с Францией поступили слишком снисходительно по трактату 30 м. Выдвигая требование держать гарнизон не только в Кёльне, но и в Майнце и Люксембурге, она добивалась для себя роли часового на передовых постах в рейнских провинциях. С другой стороны, она просила, чтобы ей отдали всю Саксонию, утверждая, что саксонский король — изменник, не заслуживающий никакого снисхождения. Саксонские владения могли превосходно округлить Пруссию и пред­ставляли для нее первоклассную стратегическую позицию против Австрии. Поэтому, чтобы получить Саксонию, Пруссия с готовностью отказывалась почти от всех своих прежних владений в Польше. Она претендовала еще на многие другие земельные приращения — в Померании, в Вестфалии и вообще повсюду, где она с выгодой для себя могла связать свои раздробленные владения. Она не переставала повторять, что в 1813 г. ей обещали довести число ее подданных до 10 миллионов и даже больше. Таким образом, Пруссия была готова забирать все, что можно, руководствуясь только своими выгодами и правом сильного. Но, конечно, она не хотела, чтобы другие германские государства получали пропорциональные при­ращения. В частности, она противилась всеми силами осуществлению планов Баварии. Что касается Австрии, то под личиной доброжелательства к ней Пруссия прилагала старания к тому, чтобы занять ее место и затем использо­вать исключительно в своих интересах ту федеративную организацию, которую предполагалось дать Германии. Впрочем, хорошо понимая, что у нее нет ни сил, ни средств для борьбы с соперницей без чужой помощи, она делала пока вид, что следует на буксире за Россией,— в ожида­нии того момента, когда можно будет ее- одурачить.

Итак, говоря о планах великих держав по польскому вопросу на венском конгрессе, необходимо отметить провокационную позицию Англии и

резко отрицательное отношение Австрии и Пруссии к планам создания конституционного Польского королевства в составе России.

Глава 3.

Остановившись на позициях, на которых стояли государства, решавшие на Веском конгрессе вопросы послевоенного устройства мира, можно перейти к дипломатической истории событий, непосредственно происходивших на этом Конгрессе.

Из всего предшествующего следует, что в момент открытия конгресса четыре союзные державы далеко не были согласны между собой относительно плана государ­ственного переустройства Европы. Только одна мысль, казалось, разделялась всеми ими, и эта мысль заключа­лась в том, что они — самые могущественные державы, что Европа — в их руках и что никто не может помешать им распоряжаться по своему произволу.

Конечно, существовавшие между ними разногласия были совершенно очевидны. Не подлежало сомнению также и то, что требования их встретят законный протест. Но кто мог воспользоваться этими разногласиями и дать победу протестующим? Ведь те народности, участь которых должна была вскоре решиться, не имели представителей на конгрессе. Такие большие и славные государства, как Польша и Венеция, были фактически уничтожены и не были даже приглашены защищать на конгрессе свои интересы.

Но если мелкие государства заботились только о себе и были слишком слабы, чтобы пытаться нарушить солидарность великого Союза, то имелась еще первосте­пенная держава, которая, будучи лишена права просить что-либо для самой себя, тем авторитетнее могла выступать в качестве посредницы, когда среди союзников начинались разногласия. Это была Франция, которой суждено было, несмотря на все свое падение, восстановить в несколько месяцев — при помощи мудрой дипломатии — свое прежнее политическое значение и принудить Европу, еще недавно столь высокомерную, с ней считаться.

Французскую делегацию на конгрессе возглавлял не кто иной, как Талейран. Этот человек, игравший в своей жизни столько ролей, умел при случае сыграть и роль честного человека. Никогда, наверное, его невозмутимое хладнокровие, хитрость и уди­вительная непринужденность дипломата-вельможи не находили себе лучшего применения, чем во время Венского конгресса: он покинул этот конгресс почти реабилитированным перед историей.

Другие державы опирались в общем только на грубое право силы. Талейран понял, что исходя из только что изложенного основного принципа, он может сгруппиро­вать вокруг себя все те второстепенные государства, которым угрожало насильственное поглощение, и образо­вать из них лигу слабых, которая вскоре превратится в крупную силу. Добавим еще, что, говоря с монархами, стоявшими не менее Людовика ХУШ за «божественное» право, Талейрану не приходилось опасаться, что его основной принцип станут оспаривать.

Талейран добивался ликвидации антифранцузской коалиции. «Его главной целью было завоевать влияние на конгрессе и как можно больше расширить трещину, возникшую между союзниками. Отношение Франции к польско-саксонскому вопросу было вполне определенным: она не хотела усиления ни России, ни Пруссии и потому боролась против создания Королевства Польского в составе Российской империи и против поглощения Саксонии Пруссией»⁸

Вот что писал о своей позиции в отношении польского вопроса сам Талейран: «Польша почти целиком находившаяся в руках России, была для Европы предметом постоянных тревог. Для ее безопасности было важно, чтобы две державы, а не одна, подвергались риску потерять свои владения и склонялись благодаря чувству общей безопасности к объединению против властолюбивых замыслов России. Общий интерес создавал между ними узы и именно поэтому Франция поддержала в данном случае притязания Пруссии и Австрии»⁹ . Ни Пруссия, ни Австрия не хотели усиления России и надеялись вернуть себе, если не полностью, то хотя бы частично земли в Польше.

Мрачный гений Меттерниха затеял очень сложную интригу, успех которой позволил бы союзникам замкнуть­ся в своей «четверной» политике и не допустить Францию на конгресс. Эта интрига заключалась в том, чтобы вместе с Англией постараться разъединить Пруссию и Россию и таким образом с большей легкостью расстроить планы России относительно Польши, а затем помешать и Прус­сии в ее германских планах. Поэтому он поручает Кэстльри объяснить царю (он не хотел делать это сам, так как боялся показаться слишком заинтересованным в этом вопросе), что объединение Польши под его властью противоречит прежним принятым им на себя обязатель­ствам и является опасным для мира в Европе. В то же время он объявляет князю Гарденбергу, что в крайнем случае согласится на присоединение к владениям Фридри­ха-Вильгельма всей Саксонии. Такое же заверение делает прусскому министру и английский уполномоченный. Но при этом ставится следующее условие: Пруссия получит Саксонию как земельное приращение, а не как компенса­цию, и должна будет служить оплотом против России, а не быть ее союзницей; совместно с Австрией и Англией она воспрепятствует императору восстановить в свою пользу великое герцогство Варшавское. Вместе с тем Меттерних тогда же (14 октября) созвал комиссию по германским делам и предложил ей проект конфедерации, по которому управление Германией делилось между Австрией и Прус­сией это было с его стороны новым средством польстить Пруссии и перетянуть ее на свою сторону. На самом же деле он рассчитывал вот на что: когда Пруссия благодаря ему помешает намерениям русских, Александр, при его обидчивости и гордости, которые были Меттерниху хорошо известны, не замедлит поссориться с Фридри­хом-Вильгельмом, и прусский король не сможет рассчиты­вать на помощь царя в борьбе с Австрией. А Австрия тогда откажет Пруссии в предоставлении ей Саксонии, ссылаясь на сопротивление Баварии и других второсте­пенных государств Германии (сопротивление, втайне