Реферат: Пражская весна
23 марта в Дрездене состоялась встреча руководителей партий и правительств шести социалистических стран - СССР, Польши, ГДР, Болгарии, Венгрии и ЧССР. Первоначальный замысел встречи (и вообще более частых встреч руководителей) исходил от А.Дубчека, который еще в Софии предложил провести отдельную встречу стран-соседей Чехословакии по вопросам экономического сотрудничества. Руководство ЦК КПСС поддержало предложение, заведомо готовясь обсудить внутриполитическое положение в Чехословакии. Румын решили не звать из-за особой, сепаратистской линии Н.Чаушеску в соцсодружестве. Болгар пригласили по настоянию КПСС.
В Дрездене на А.Дубчека был вылит ушат холодной воды. Напрасно он объяснял положения новой программы действий КПЧ "Путь Чехословакии к социализму", уверял, что партия не ошибается в оценке ситуации. Критику политики КПЧ начал В.Ульбрихт, добавил В.Гомулка, который заявил, что в Праге разгуливает контрреволюция. КПЧ не управляет страной. Л.Брежнев выступал мягче. Но заявил об обеспокоенности советского руководства. В Москве понимают, как могла сложиться нынешняя опасная обстановка. О какой либерализации рассуждает Дубчек? Что это такое обновление социалистического строя? Неужели в Праге не видят, что КПЧ хочет превратиться в оппозиционную партию? Страной руководит не партия, а Шик, Смрковский, Голдштюкер и другие. По мнению Брежнева, если не будут приняты меры, то речь идет о последнем шансе для КПЧ.
Наиболее сдержанно в Дрездене выступал Я.Кадар, который не согласился с оценками о наличии угрозы контрреволюции в Чехословакии, хотя не отрицал усиления негативных тенденций в стране. Он призвал к проведению главным образом политической работы, к разработке политико-идеологической платформы партии, сделав акцент на укреплении идейного и организационного единства КПЧ. Такая позиция соответствовала намерению руководства ВСРП быть посредником между КПЧ и остальными.
После совещания в Дрездене четко обрисовались два подхода к развитию обстановки в Чехословакии. Один - это путь реформ, программа придания социализму "человеческого лица", за который выступали большинство руководителей Чехословакии, в тот период включая и представителей промосковского крыла в партии. Они не отрицают наличия правых, антисоциалистических тенденций в ЧССР, но считают, что социализму в их стране не угрожает опасность, так как основное политическое направление является "просоциалистическим", а КПЧ в состоянии контролировать общественные процессы. Другой подход - это позиция руководства КПСС и поддерживавших его руководителей ГДР, Польши, Болгарии, которые были встревожены ходом общественных процессов в Чехословакии, усматривали в них угрозу социализму, считали, что КПЧ все более теряет власть, а А.Дубчек оказался слабым руководителем. Напрашивался вывод о необходимости изменить ситуацию, оказать помощь, пока еще не поздно.
Несколько иной была позиция руководителей Венгрии. Они не отрицали опасностей, активизации антисоциалистических элементов, Я.Кадар даже проводил параллели с развитием обстановки в Венгрии перед октябрем 1956 г., но считали, что КПЧ и дубчековское руководство в состоянии справиться с нарастающим кризисом самостоятельно, без вмешательства извне, тем более военного. У лидеров Венгрии были свои резоны. За спиной у них была пережитая трагедия восстания 1956 г. Процветание страны, благополучие населения связывалось с результатами радикальной экономической реформы, которая только разворачивалась". Венгерским руководителям хотелось уберечь это свое детище от всяких холодных ветров. Что касается позиции Румынии, то ее "вождь" Н.Чаушеску возражал против всяческого вмешательства в дела Чехословакии и КПЧ не потому, что он был поборником демократии и плюрализма. Нет, он думал прежде всего об интересах Румынии и своего националистического курса, поэтому выступал в духе защиты полного суверенитета. Его внешнеполитическим расчетам отвечало усиление независимого от Москвы курса Праги, поэтому он старался поощрять лидеров Чехословакии к еще большей самостоятельности. СССР и его ближайшие союзники стремились нейтрализовать эти усилия Н.Чаушеску.
После совещания в Дрездене советское руководство приступило к разработке вариантов действий, в том числе втайне военных мер. В.Ульбрихт, Т.Живков и В.Гомулка считали, что хороши все средства. В определенной мере они коллективно влияли на Л.Брежнева. Но до окончательного решения было еще далеко.
Рассматривая дальнейшее трагическое развитие событий вокруг Чехословакии, следует отметить, что после встречи в Дрездене усилились нападки Москвы и ее союзников на процесс демократизации в Чехословакии, а также активизировались попытки оказать давление на руководство реформаторов и одновременно сплотить оппозиционные ему просоветские силы в интересах "спасения социализма".
Что же касается происходившего в самой Чехословакии, то кадровые перестановки в правительстве, парламенте и руководстве общественных организаций, имевшие место в апреле, в целом означали усиление позиций А.Дубчека и реформаторских сил. Вместе с тем напряжение во взаимоотношениях с Москвой нарастало, хотя А.Дубчек не помышлял о разрыве с Советским Союзом.
В этой связи целесообразно проанализировать исходные мотивы поведения руководства Советского Союза и других "братских стран".
Прежде всего, вне всякого сомнения, Чехословакия как страна с демократическими традициями созрела для реформ. При этом большинство коммунистов-реформаторов, веря в реформируемость социализма, хотело провести их постепенно, шаг за шагом, без общественных потрясений и тем более без гражданской войны, имея перед собой пример мирных преобразований в Испании после смерти Франко. Естественно, они не хотели, чтобы КПЧ утратила власть, предлагая поэтапное введение плюралистической демократии. Другие же силы, в основном вне КПЧ, вели дело к немедленной свободе действий других политических партий, к свободным выборам на многопартийной основе.
Политики-прагматики понимали, что для глубоких реформ нужна благосклонность Москвы. А.Дубчек, видимо, был уверен, что заполучит ее. Но тогдашние чехословацкие руководители не учитывали, что в рамках жесткой союзнической системы Варшавского Договора, состоявшей из стран, придерживавшихся одной официальной идеологии - марксизма-ленинизма, любая трансформация политического курса допускалась в пределах пути или опыта, познанного в "центре" - Советском Союзе. На этом стоял и "новатор" Н.Хрущев, этого же придерживались Л.Брежнев, М.Суслов и Н.Подгорный, А.Кириленко. Заявлений о творческом применении марксистско-ленинского учения хватало, но о подлинных реформах в руководстве КПСС при Брежневе никто не помышлял. Тормозилась хозяйственная реформа, хотя за ней стоял А.Косыгин. Отдельные попытки к обновлению стиля и методов работы партии предпринимались молодой порослью номенклатуры, но ведь известно, что целое поколение так называемых комсомольских руководителей было в годы застоя отстранено от власти.
Догматизм, закостенелость прикрывались ссылками на Ленина, на постулаты, принятые на всемирных совещаниях компартий 1957 и 1960 гг.: пресловутые закономерности строительства социализма. Считалось, что из Праги шла ревизионистская крамола. Действовал и обычный инстинкт самосохранения, а как бы не повторился "венгерский вариант" 1956 г. За проявлением подобных настроений особенно наблюдали в кругах интеллигенции. Повод имелся - письмо академика Сахарова, попавшее на Запад. Настораживал и бунт студентов в Париже.
Имперское мышление, психология осажденной крепости, усиленная годами "холодной войны" и взаимной гонки вооружений, доминировали в Москве в оценке последствий тех или иных реформ и новшеств для "реального социализма". Все просчитывалось с позиций соотношения сил и конфронтации в мире, а также ущерба для советской гегемонии. Сейчас в некоторых научных работах можно встретить мнение, что политбюро ЦК КПСС тогда преувеличивало угрозу со стороны империалистических держав, ведь после кубинского кризиса 1962 г. "холодная война" пошла на убыль. Очевидно, это несколько упрощенное толкование. Страны Варшавского Договора сами проявили инициативу созыва общеевропейского совещания, но ведь в 1968 г. до СБСЕ, до Хельсинки было еще далеко. Недоверие и подозрительность были сильными и взаимными.
В 1968 г. были и свои конкретные внешнеполитические причины для нервной реакции руководства СССР - война, которую вели США во Вьетнаме, напряженные отношения с Китаем, националистическая линия Чаушеску, ослаблявшая ОВД. Не было еще "восточных договоров" с ФРГ, поэтому в официальной пропаганде все время звучала тема реваншизма в Бонне. Еще одно обстоятельство позволяет лучше понять позицию Кремля - разные подходы среди союзных стран. Фактом являлось наличие так называемого северного яруса ОВД - Берлин, Варшава, Москва и других более либеральных (Будапешт) или несогласных с Москвой (Бухарест) стран. Румыния после софийского совещания ПКК (в марте) сразу была исключена из союзнических обсуждений чехословацкой темы. Что касается позиции руководства ГДР, то В.Ульбрихт и другие воспринимали все то, что происходило в Праге как отклонение от принципов марксизма-ленинизма, как отступление от руководящей роли Компартии и в целом видели в этом угрозу для "рабоче-крестьянской власти" в ГДР. Процесс демократизации в ЧССР, по оценке лидеров СЕПГ, нес опасность для ситуации в Восточной Германии, так как дестабилизация обстановки в ГДР вела в конечном итоге к усилению объединительных настроений среди населения, к присоединению республики к ФРГ. Берлин весьма нервно реагировал на попытки Праги активизировать связи с Западом, особенно с ФРГ. В.Ульбрихт все время напирал на вопрос о безопасности западных границ социалистического содружества. Была еще одна причина для решительного неприятия верхушкой СЕПГ процессов " пражской весны". Идеи "демократического социализма" рассматривались в Берлине как социал-демократический уклон, как правый оппортунизм. Идеологический аппарат СЕПГ вел ожесточенную борьбу с идеологией Социал-демократической партии Германии, хотя В.Брандт был уже министром иностранных дел ФРГ. После коллективной встречи в Дрездене В.Ульбрихт и Г.Аксен попытались повлиять на А.Дубчека, но из этого, разумеется, ничего не вышло. Более того, появилась взаимная личная антипатия. Прекратился обмен информацией между ЦК КПЧ и СЕПГ.
Нечто подобное происходило и в Варшаве. В.Гомулка, прошедший непростой путь нормализации обстановки в стране после 1956 г., тоже опасался, что процессы в соседней ЧССР негативно скажутся на польском обществе. Обстановка в Польше была довольно напряженной, совсем недавно в марте полиция применила силу для разгона студенческих выступлений. Позиция В.Гомулки, в силу его импульсивности, иногда претерпевала изменения, но в целом он был сторонником решительных действий. Именно В.Гомулка заявил в июле, что соцстраны не могут позволить, чтобы контрреволюция взяла верх в Чехословакии. Западная печать летом 1968 г. иногда сообщала об умеренной позиции Болгарии в подходе к событиям в Чехословакии. На самом деле лидер этой страны Т.Живков занимал жесткую позицию, согласовывая ее с Москвой. Только в вопросе отношений с Румынией он маневрировал, стремясь сохранить нормальные контакты с Н.Чаушеску.
Но, конечно, определяющей была позиция высшего руководства КПСС. Окончательное, фатальное решение созревало постепенно. В течение апреля-мая советские лидеры еще действовали главным образом политическими методами, пытаясь "образумить" Дубчека, заострить его внимание на опасности действий антисоциалистических сил. Применялись меры идеологического, дипломатического и военного давления. Вскоре Москве, как пишет З.Млынарж, удалось расколоть прежде единую "тройку" в чехословацком руководстве - А.Дубчек, премьер-министр О.Черник и член президиума, секретарь ЦК Д.Кольдер. Усилилась ориентация на левую, промосковскую группу в руководстве партии - В.Биляк и А.Индра. Шел активный обмен информацией о положении в ЧССР. Вот несколько примеров. В начале апреля советские послы проинформировали высших партийно-государственных руководителей ГДР, ПНР, ВНР, НРБ о том, что в Чехословакии действует антигосударственная группа, в которую входят социал-демократ Черник, бывший член ЦК КПЧ Я.Прохазка, генерал Крейчи, писатели и публицисты Когоут, Вацулик, Кундера, Гавел и другие. Часть этих людей поддерживает связь с руководителем буржуазной эмиграции Тигридом. Буквально через несколько дней по линии КГБ всем руководителям, включая А.Дубчека, была передана информация о том, что в 1962 г. в США был разработан и ныне осуществляется оперативный план тайных операций против европейских соцстран. Я.Кадару, например, эту информацию излагал заместитель начальника внешней разведки КГБ генерал Ф.Мортин.
В конце апреля в Прагу прибыл маршал И.Якубовский, главнокомандующий Объединенными вооруженными силами стран - участниц Варшавского Договора. Речь пошла о "подготовке маневров" на территории ЧССР.
"Телефонную дипломатию" осуществлял Л.Брежнев, информируя союзников о контактах с А.Дубчеком, договариваясь о совместных действиях. Например, 16 апреля он сказал Я.Кадару, что, по его мнению, Дубчек - честный человек, но слабый руководитель. А события в стране развиваются в направлении контрреволюции, антисоциалистические силы намерены восстановить республику масариковского типа. Если планировавшаяся советско-чехословацкая встреча ничего не даст, то придется собираться руководителям "пятерки". Тогда же он поднял вопрос о советско-польско-венгерских военных учениях на территории Чехословакии.
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года, танки – около семи тысяч – и более трехсот тысяч солдат и офицеров пяти стран Варшавского договора (СССР, ГДР, Венгрии, Польши и Болгарии) перешли границы Чехословакии. Одновременно советские военные самолеты начали высаживать десантников на аэродроме в Праге. Офицеры КГБ арестовывают членов Президиума ЦК КПЧ во главе с первым секретарем Александром Дубчеком– за исключением нескольких коллаборационистов. Так была раздавлена "пражская весна" – вторая после Венгрии 1956 года попытка перестройки в соцлагере, попытка создать "социализм с человеческим лицом".
Отмена цензуры, а также создание в ЧССР "настоящих" профсоюзов и легализация забастовок особенно сильно испугали летом 1968 года руководителей "братских" стран. Первый секретарь ПОРП Гомулка возмущенно восклицал: "Партийное руководство отказывается оказывать малейшее влияние на жизнь страны!" Сторонниками немедленной интервенции были также Ульбрихт и Живков, а в СССР – первый секретарь компартии Украины Шелест, боявшийся, что "пражская весна" заразит "ядом антисоциалистических идей" Западную Украину. Брежнев, как это ни странно, сначала колебался: он тогда только укреплял свою власть и никаких "потрясений" не хотел. Но и Брежнев, конечно, не мог допустить того, чтобы – цитируем газету "Правда"– "во имя абстрактно понимаемого суверенитета социалистические государства оставались в бездействии, видя, как Чехословакия подвергается антисоциалистическому перерождению".
На самом деле чехословацкие реформаторы вовсе не хотели наступления капитализма и оставались убежденными коммунистами. Все они– в том числе и Дубчек – вышли из недр того же самого аппарата, что и сталинист Новотный, с отставки которого в марте 1968 года ведет свой отчет "пражская весна". Ее идеи целиком лежали в русле социализма– только социализма "с человеческим лицом", как его назвали. Как точно замечают в своей прекрасной книге "Шестидесятые" (она вышла два года назад в московском издательстве "НЛО") публицисты–эмигранты Петр Вайль и Александр Генис, "пражская весна" ничего толком не успела. Мало изменилась партийная риторика и международная политика. Не заработала еще новая экономика, только–только начали действовать рабочие советы и неформальные организации, которые при другом повороте событий могли бы стать зародышами политических партий. Единственной свободой, которой успела добиться "пражская весна", была свобода слова, но и ее хватило.
"Передаем "Заявление ТАСС". ТАСС уполномочен заявить, что партийные и государственные деятели Чехословацкой Социалистической Республики обратились к Советскому Союзу и другим союзным государствам с просьбой об оказании братскому чехословацкому народу неотложной помощи, включая помощь вооруженными силами. Это обращение вызвано угрозой, которая возникла существующему в Чехословакии социалистическому строю и установленной конституцией государственности со стороны контрреволюционных сил, вступивших в сговор с враждебными социализму внешними силами".
Так начиналось заявление ТАСС, переданное утром 21 августа 1968 года. На улицах Праги уже стояли танки с белыми полосами на броне (так отличали "своих") и грузовики с солдатами. В здании Центрального Комитета КПЧ, окруженном цепью автоматчиков, советские десантники крушили телефонные аппараты, не давая арестованным членам ЦК звонить даже послу СССР в Праге. Об этом рассказывает Йожеф Смрковский, находившийся тогда в здании ЦК. Председатель чехословацкого парламента, успевший посидеть в сталинские времена и арестованный в августе 1968 года во второй раз, описывает убийство студента – участника демонстрации. Он видел его собственными глазами. Пуля попала юноше в грудь, он упал навзничь. Тело унесли. Осталась лужа крови. Потом приехал танк и стал крутиться на этом месте, дробя гусеницами брусчатку, – чтобы и следов крови не осталось. Это была не единственная жертва. В августе 1968 года в Чехословакии погибло более семидесяти человек. Около двухсот пятидесяти были ранены. Советские солдаты и военнослужащие из других стран Варшавского договора, участвовавшие во вторжении, не пострадали.
23 августа, на третий день вторжения, закрыла двери, образно говоря, вся Прага. По призыву чрезвычайного съезда КПЧ и правительства страны была объявлена всеобщая однодневная забастовка. В полдень улицы города совершенно опустели. Оккупанты остались одни в городе, безмолвие которого нарушали только бессмысленные выстрелы: стрелять было не в кого.
Тем временем, советское телевидение показывало вырванные из контекста кадры: возмущенные люди на площадях, горящие танки, баррикады... Эти кадры сопровождались таким комментарием:
"На улицах Праги стали бесчинствовать нечесаные юнцы. Бандиты и контрреволюционеры провоцируют советских солдат выстрелами из–за угла".
На самом деле по оккупантам не было сделано ни одного выстрела. Правда, один – два танка действительно горели, но вполне может быть, что их подожгли провокаторы из КГБ или чехословацкой службы госбезопасности. Прецеденты были. Страшная пропагандистская шумиха поднялась тогда в Советском Союзе, например, вокруг американского оружия, найденного в чешском городе Соколове: дескать, вот чем собирались воевать контрреволюционеры. Однако экспертиза, проведенная чехами, уже тогда установила, что смазка этого оружия была гэдээровского производства, а рюкзаки, в которых его нашли,– советскими.
Чехи и словаки не ответили насилием на насилие. Они сопротивлялись по–другому. "Чехословакия,– пишут в своей книге Вайль и Генис,– отказалась говорить на имперском языке, не выдвинув кровожадного лозунга "Родина или смерть". Единственным оружием оккупированного народа стала культура. Директор пражского ресторана "Москва" поменял в вывеске две буквы, и ресторан стал называться "Морава". Случайно обвалившийся мост немедленно переименовали в "Мост советско–чехословацкой дружбы". Бронзовому Яну Гусу милосердно надели повязку на глаза. На сгоревшем после попадания снаряда здании в центре Праги повесили огромный плакат с надписью по–русски: "Это – ваше дело". Граффити вообще были очень популярны в оккупированной Праге (и это, кстати, тоже сближает ее с Москвой времен августовского путча).