Реферат: Проблемы смерти и бессмертия
инстинкт смерти, имеющий целью уничтожении жизни. Он предположил, что инстинкт смерти, сплавленный с сексуальной энергией, может быть направлен либо против самого человека, либо против вне его. При этом он полагал, что инстинкт
смерти биологически заложен во всех живых организмов и, следовательно, является необходимой и неустранимой составляющей жизни вообще.
Современная культура , по мнению Фрейда, радикально переосмыслила проблему смерти. Люди гордятся своими достижениями и вроде бы имеют на это право. Но достигнутое господство над временем и пространством, подчинение сил природы, по словам австрийского психиатра, нисколько не уменьшило жажду наслаждений, которая присуща нынешнему человеку. Власть над природой не является единственным условием человеческого счастья. Зачем долгая жизнь, если она так тяжела, так бедна радостями и полна страданиями, что мы готовы приветствовать смерть как избавительницу?“Нас сколько угодно может ужасать определенная обстановка , в которой находились древние рабы на галерах, крестьяне во время тридцатилетней войны, жертвы священной Инквизиции, еврей во время погрома, но мы не можем вжиться в душевный мир этих людей и постичь изменения, происходившие в их восприимчивости по отношению к ощущениям наслаждения и неприятностей вследствие прирожденной нечувствительности , постепенного отупения, потери надежд или мягких форм дурмана ”.
Эрих Фромм пытался уточнить фрейдовскую концепцию смерти. По его мнению, гипотеза о существовании инстинкта смерти обладает тем достоинством, что она отводит важное место разрушительным тенденциям, которые не принимались во внимании в ранних теориях Фрейда. Но биологическое истолкование стихии разрушительства не может удовлетворительно объяснить тот факт, что глубина этой потребности в высшей степени различна у разных индивидов и у разных социальных групп. Если бы предположения Фрейда, размышляет Фромм, были верны, следовало бы ожидать, что сила такого инстинкта , направленного против других или против себя, у всех людей оказалась бы более или менее постоянной. Однако наблюдается обратное: не только между различными индивидами, но и между различными социальными группами существует громадная разница в весе разрушительных тенденций.
Так, например, вес этих тенденций в структуре характера представителей низов европейского среднего класса значительно выше , нежели в среде рабочих или представителей социальной верхушки. Этнографические исследования познакомили
-11-
нас с целыми народами , для которых характерен особенно высокий уровень разрушительности. Между тем другие народы проявляют столь же заметное
отсутствие разрушительных тенденций- как по отношению к другим людям, так и по отношению к себе.
По мнению Фромма , стремление к жизни и тяга к разрушению не является взаимно независимыми факторами , а связаны обратной зависимостью. Чем больше проявляется стремление к жизни , тем полнее жизнь регулируется , тем слабее разрушительные тенденции. Чем больше стремление к жизни подавляется, тем сильнее тяга к разрушению. Как полагал Фромм , наша эпоха просто отрицает смерть, а вместе с ней и одну из фундаментальных сторон жизни:“Вместо того, чтобы превратить осознание смерти и страданий в один из сильнейших стимулов жизни – в основу человеческой солидарности , в катализатор , без которого радость и энтузиазм утрачивают интенсивность и глубину ,- индивид вынужден подавлять это осознание . Но как и при всяком подавлении , спрятать – не значит уничтожить. Страх смерти живет в нас, живет вопреки попыткам отрицать его, но подавление приводит к стерилизации.
Фромм подчеркивал, что среди людей есть биофилы и некрофилы. По мнению этого американского философа, врожденным стремлением всех живых существ вопреки тому, что сказал Фрейд, является тяга к жизни, интенсивное побуждение сохранить свое существование. Биофильство трактовано американским исследователем как глубокая жизненная ориентация, которая пронизывает все существо человека. Но в современной культуре весьма отчетливо обнаруживает себя и другая тенденция- некорфильская, т.е. разрушительная. Некрофильство- тяготение человека к смерти.
Несколько лет назад в одном из американских журналов была напечатана заметка о том, как на глазах толпы умирал мальчик, оказавшись в зоне тока высокого напряжения. Подростка можно было спасти , но никто из очевидцев этой трагедии не ступил и шагу. Все были буквально заворожены картиной мучительно длящейся агонии. Свидетели, как выяснилось, наблюдали за этим эпизодом и оценивали его так, словно все это многократно и в разных ракурсах уже развертывалось на экране.
Представим себя на минуту среди этой “ зачарованной толпы”. Поразмыслим неторопливо с необходимой внутренней сосредоточенностью. Как поступил бы каждый из нас? Вы лично? Проявили самостоятельность или уступили бы инстинкту
-12-
стадности? Оказались способными к сострадательному поведению или окаменели бы в совершенном безразличии к непоправимой беде? А теперь откровенно, как на исповеди – не доставляют ли вам удовольствия сцены казни, мучений, агонии?
Газеты писали о том, как в США был создан клуб, где показывали фильмы для избранных. Демонстрировались документальные и художественные фильмы, в которых жертва мучительно расставалась с жизнью. Садисты приходили “побалдеть”. Для гурманов “кровавого зрелища ” снимались особые ленты. Значит, так… Собирались палачи ( все это снималось на пленку) и обсуждали, кого бы пристукнуть, но с наибольшим “художественным эффектом”. Возникали кандидатуры, некоторые из них отклонялись по причине неполного соответствия “высоким некрофильским стандартам”.
Наконец, приискивалась страдалица, которая вполне годилась для волнующего палаческого зрелища. Но просто удавить- это неинтересно. На таком пути художественные ленты не рождаются. Обдумывались планы замедленного убийства, которое позволило бы заглянуть жертве в глаза, ощутить ее предсмертный ужас, не пропустить последнее дыхание… Еще хорошо бы жертву после длительных терзаний чуть-чуть оживить и опять начать все сначала.
Некрофил- антипод жизни. Его неудержимо влечет ко всему, что не растет , не меняется, ко всему механическому. Но движет его поведением не только тяга к омертвелому, но и стремление разрушить зеленеющее, жизнеспособное. Поэтому все жизненные процессы, чувства, побуждения, он хотел бы опредметить , превратить , в вещи. Жизнь с ее внутренней неконтролируемостью, ибо в ней нет механического устройства, пугает и даже страшит некрофила. Он скорее расстанется с жизнью, нежели с вещами, собственностью, поскольку последнее обладает для него наивысшей ценностью.
Так как же распознать некрофила? Фромм разъясняет: некрофила влечет к себе тьма и бездна. В мифологии и в поэзии его внимание приковано к пещерам, пучинам океана, подземельям, жутким тайнам и образам слепых людей. Он, как подчеркивает американский философ, ориентирован на прошлое , а не на будущее…
Некрофильская персонификация обладает не меньшим на сознание людей, нежели иная, скажем биофильская. Нужны доказательства? Вспомним-ка “Страдания молодого Вертера”. Сколько молодых людей свели счеты с жизнью по рецепту юного героя… А в наши дни? Многочисленные телевизионные ленты
-13-
рисуют картины универсальной катастрофы. Выжженная земля… Внезапно прерванные жизни. Адовы муки… После убийства президента Кеннеди массу
людей, как свидетельствуют западные авторы, нельзя было оторвать от экранов телевизоров, пока передавались все детали убийства и траурных церемоний. Через
несколько дней , когда телестудии вернулись к своим обычным программам , многие испытали чувство странной пустоты. Аналогичные явления зафиксировали и советские психологи в те годы, когда траурная музыка три года подряд сопровождала очередной уход из жизни ведущих политических лидеров той поры…
В патриархальной, доперсоналистической культуре смерть не воспринималась как неслыханная и жуткая катастрофа. В традиционной культуре крестьяне знали о цикличности всего бытия. Традиции помогали найти психологическую опору в естественном процессе жизни и смерти. Сельское кладбище было частью общего уклада. Мертвые оставались среди живых. Современная индустриальная культура разрушила эти вековые установления. Над покойным смыкаются волны забвения. Память безжалостно вычеркивает его. В результате ощущение полной и бессмысленной трагедии становится для человека невыносимым. Не в том ли разгадка тех психологических деформаций, которые сопряжены сегодня с угрозой смерти?
Несомненно, патриархальная культура приемлет факт смерти откровеннее, трезвее и органичнее. Возможно, в современном сознании нарушены какие-то традиционные психологические механизмы , которые служили опорой человеку.
Как ведет себя человек, когда он сталкивается с ситуацией беспощадной, психологически переносимой? Какие защитные механизмы обнаруживают свое действие? Психологи столкнулись со многими явлениями, свидетельствующие о бессознательной автоматике поведения в условиях катастрофы. Здесь и особое состояние “зачарованности смертью” , навязчивое стремление к образам гибели и разрушения, и потеря чувства собственного “я”.
Люди, пережившие тяжелейший опыт катастрофы ( Чернобыль, армянское землетрясение, национальные стычки) нередко теряют представление о собственной идентичности. Оставшиеся в живых испытывают побуждение отождествить себя с мертвыми, со “злым взглядом ” неведомой силы. После армянского землетрясения на советском телевидении прошло немало репортажей. Показывали развалины, спасительные работы, безмерное горе. Но вот парадокс: никто не обратил внимания на тот факт, что в хронике не было ни одного “обычного человека” среди тех, кто
-14-
пережил землетрясение. Иначе говоря, каждый прошедший через опыт катастрофы пережил и кризис личности. Он действовал автоматически, в состоянии полного психического омертвения. Выявился психологический синдром, описанный американским исследователям Р. Лифтоном и подтвержденный самими жертвами.