Реферат: Профессиональная совесть журналиста
Существовала ли какая-нибудь причина не играть в те же игры и напечатать все, что мы узнали, используя неназванные источники, как это сделали наши конкуренты?
Джонс тем не менее стоял на своем, и когда обвинительные акты были наконец предъявлены, он задержал тираж на четыре часа, чтобы «дать материал первым и дать его полностью».
Конфликт между принципом правдивости и принципом справедливости был разрешен Джонсом и его коллегами из «Сан» с помощью таких добродетелей, как совесть, стойкость и мужество. Умение распознавать истину привело их к суждению, что какой бы болезненной ни была ситуация, в которой они оказались, факты не давали оснований уступить конкуренту и сделать исключение из своего правила, ограничивающего использование неназванных источников.
Уильям Бэрли, главный управляющий редакциями газетно-издательского концерна Скриппс-Хауард, был одним из тридцати одного редакторов, поведавших о своем опыте принятия жестких этических решений в книге, названной «Определяя пределы». Он писал, что научился своему ремеслу в жесткой газете, которая руководствовалась лозунгом: «Мы печатаем все и не делаем исключений из правила». Как и Алекс Джонс, Бэрли однажды встал перед необходимостью выбирать между правдивостью и справедливостью или беспристрастностью и гуманностью. Перед ним встал вопрос, печатать ли два судебных отчета, в которых две девочки публично назывались в качестве жертв инцеста. Он написал об этом случае:
На этот раз для молодого редактора отдела городских новостей настало время задать себе несколько этических вопросов. Хочет ли он действительно стать тем человеком, который поставит на этих девочках клеймо на всю жизнь? Если существовал даже отдаленный шанс причинить такой вред, никакое правило, даже самое почитаемое, того не стоило, даже если в результате редактор выглядел не таким уж крутым.
Бэрли писал, что он «чувствовал свою вину» в тот момент за то, что убрал отчеты, не сказав выпускающему редактору. В последние годы, однако, такая реакция уступила место жарким спорам. Как написал Бэркли, «и число исключений из старого правила росло». В его случае добродетель сострадания смягчила применение добродетели жесткости.
У любопытства, по сути своей внеморальной ценности, характерной для журналистов, есть особый талант выходить из этических берегов. Это, кажется, был основной смысл материала в разделе о стиле жизни газеты "Фри пресс", написанного бывшей талантливой теннисисткой, ставшей репортером, о некоей матери, которая с чрезмерным усердием следила за успехами сына в игре. После многочасовых интервью и телефонных разговоров репортер написала статью, где в пронзительных деталях рассказала о навязчивом интересе матери к игре сына, которая стала смыслом ее жизни.
Статья была мастерским предметным уроком для родителей, как следует, а вернее, как не следует относиться к увлечению ребенка спортом. Она обнажала все глубоко личные страхи и надежды матери, не оставляя без ответа никаких вопросов.
Скотт Макги, управляющий редактор "Детройт фри пресс", знала, что статья вызовет критику, но также понимала, что статья вызовет большой читательский резонанс.
Несмотря на то что об иске о клевете не могло быть и речи, матери было больно читать эту статью. Она сказала Макги, что статья была «злобной» и «несправедливой» и что она «погубила ее брак, ее отношения с сыном и ее жизнь».
Отражая раскаяние, разделяемое многими из тридцати одного редактора, принимавших участие в сборнике «Определяя границы», Макги призналась: «Голос этой женщины преследует меня до сих пор», — и добавила:
«Меня также преследуют вопросы, которые я так и не задала. Были ли у репортера какие-то не решенные проблемы, оставшиеся с молодых лет, когда она играла в теннис, и отразившиеся в ее статье необъективностью? Была бы статья хуже, если бы ее тон не был злобным? Выдержала ли журналистка дистанцию или подошла слишком близко, позволив матери считать ее другом, а не просто репортером? Не было ли в статье проявлено нечестное отношение к женщине, не имевшей опыта в отношениях с прессой?»
Заданные задним числом вопросы отражают любопытство, свойственное нравственному воображению. Запоздалый анализ Макги показывает, как внеморальная ценность, называемая любопытством, служит добродетели, называемой добросовестностью. Он показывает также, что любопытство как внеморальная ценность само по себе не хорошо и не плохо. Многое зависит от контекста, от фактов. Таким образом, существует законная «относительность» не только в применении принципов, но и в способе выражения ценностей, которые не относительны, но продолжают жить.
Если словарь морального дискурса кажется на журналистский слух слишком напыщенным и благочестивым, это может означать, что к профессиональным журналистским ценностям незаметно присоединилась суровая ценность самоотстраненности. Однако если им не пользоваться, словарь и профессиональная идеология журналистики, особенно неправильно истолкованная объективность в качестве идеала, могут мешать развитию морального дискурса и превращению его в привычку. «Как, — задают себе немой вопрос журналисты, — мы можем быть объективными, обсуждая такие расплывчатые вещи, как ценности, добродетели и принципы?»
Ответ может заключаться в выработке журналистами не только внутреннего идеала объективности, но и мудрости, чтобы понимать, как жесткий эмпиризм их ремесла неизбежно подвергается влиянию и обогащается неэмпирическими соображениями, т. е. ценностями и добродетелями. Не исключено, что именно явное признание этого факта станет результатом возрастающего акцента на этике в журналистике и ее важности для роста доверия к средствам массовой информации и, отсюда, для их экономического благополучия. Если лидеры журналистики хорошо усвоят эту связь, тогда стремление к этичному поведению перестанет быть в их глазах уделом слабоумных и станет характерной чертой самых крепких умов и чистых душ в этой профессии.
ГЛАВА II. ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ СОВЕСТЬ –
НОВАЯ ЭТИКА ЖУРНАЛИСТА
Талантливого человека, которого не
интересуют деньги, очень трудно приручить.
Алистер Кук, Би-Би-Си
На тему этики написано и сказано больше, чем на любую другую тему в журналистике. Это излюбленный предмет всех теоретиков от журналистики — главным образом потому, что дает прекрасную возможность для нападок на журналистов-практиков. Кроме того, этикой высоколобые журналисты вечно попрекают беспутных грешников, топчущих ту же ниву. Шансов на успех у них не больше, чем у человека, пытающегося проповедовать целомудрие матросам, прибывшим в порт после полугода плавания.
Помимо них, существуют организации, вбившие себе в голову, что во всяком зарождающемся демократическом обществе журналисты прежде всего нуждаются не в печатных машинках, дешевых полиграфических услугах, компьютерах или осветительных приборах, а в лекциях по этике. Мотивируется это так: обучите этике тех, кто постиг только азы демократии, и очень скоро они станут точными копиями репортеров из «Washington Post». Подобным вздором мы обязаны почти всеобщему непониманию проблемы. Повседневная этика и этика вообще — две совершенно разные вещи.
Что обычно подразумевается под этикой? Для некоторых журналистов это кодекс принципов, которых должны придерживаться либо стыдиться, что не придерживаются, все работники прессы. Для прочих — в основном, для тех, кто работает в более грубых жизненных условиях, этика — проблема, не имеющая отношения к делу, нечто, о чем могут дискутировать профессора от журналистики.
Такое разделение носит всеобщий характер. Его можно встретить в Африке, в России, в Австралии, в США и в Европе. Следовательно, этика, как и отношение к ней, больше зависит от газеты, где вы работаете, и от рынка, на котором она действует, чем от страны, где вы живете.
При определении этики и при решении вопроса, следуете вы ей или нет, ключевыми факторами являются: зарплата, конкуренция и культура в вашей газете. Первый фактор — очевидный. Платите штатному журналисту 3000 долларов в год, и он (или она) волей-неволей пойдет на выполнение любых скользких поручений на стороне, чтобы обеспечить себе нормальное существование; платите ему 100 000 долларов в год, и он сможет позволить себе быть принципиальным почти по любому моральному пункту. Бывают, конечно, и исключения — например, если высокооплачиваемый репортер до смерти боится потерять прибыльное место в штате, он будет готов пойти на все, чтобы удержаться там. Однако, в основном, чем выше зарплата, тем больше принципов журналист может себе позволить.
Важен также вопрос конкуренции. Ожесточенная борьба за читателей между газетами может подтолкнуть редакторов к соблазну: нажать на сотрудников, чтобы те огибали острые этические углы. А конкуренция между журналистами, бесспорно, подталкивает некоторых из них на поступки, которых они не совершили бы при других обстоятельствах. И когда доходит до этого, если подходить к этике как к вопросу морали, — вы как журналист можете быть моральны лишь настолько, насколько вам позволяют ваша газета и ее культура.
Так что такая журналистская этика — это либо кодификация доминирующих правил поведения и культуры, либо не имеющие отношения к делу призывы следовать стандартам поведения, обреченные на полное невнимание к себе. И в том, и в другом случае толку в ней немного.
Поэтому лучше рассуждать в других терминах. Следует забыть споры о том, кто более добродетелен. Напротив, следует толковать этику не как свод неких заповедей, а как принципы, которые помогут журналисту без опаски заниматься своим делом. Следует найти правила, которые сделают работу минимально уязвимой и настолько надежной, насколько это возможно.
Наша цель — выработать такие методы, которые помогут нам работать с чистой совестью. С их помощью мы сохраним свою репутацию незапятнанной, поскольку самое главное для журналиста — это его репутация. Пусть редактор отнимет у вас жизнь, ваше свободное время — но ваша репутация останется при вас.