Реферат: Психоаналитические идеи и представления в терапевтическом анализе
Т: И меня же в этом обвиняете. А потом пугаетесь — вдруг я все пойму и, в свою очередь, сделаю Вам в отместку что-нибудь плохое.
К: Да, это так. Знает кошка, чье мясо съела!
Аффективная динамика в трансфере указывает на вытесненный страх отвержения, а чувство вины у госпожи Б. имеет контр-фобическую природу, осуществляя профилактику этого страха. Неспособность контролировать аффект в споре и невозможность спорить с авторитетной личностью оказываются двумя сторонами одного и того же бессознательного желания утвердить независимость и автономность собственного Я, но аффективная окраска ситуаций различна (агрессия и тревога). Проблема г-жи Б. хорошо иллюстрирует принятый в психоанализе взгляд на агрессию как форму защиты от тревоги и показывает, как часто чувство вины и тревога маркируют вытеснение агрессивных влечений.
3. Влияние бессознательного на восприятие реальности
Первоначально ядро бессознательного составляют инстинктивные желания и связанные с ними ранние (инфантильные) формы удовлетворения влечений. С ними постепенно связываются другие "содержания-представления", бывшие ранее приемлемыми, но подавляемые из-за своей конфликтной природы, амбивалентности, высокой аффективной силы и т.п. Постепенно процесс вытеснения становится непрерывным: "Когда достигнута определенная точка в индивидуальном развитии, вытеснение инстинктивного желания или его дериватов19 может происходить постоянно. Причина вытеснения заключается в вызванном конфликтом неудовольствии. Таким образом содержания бессознательного постоянно пополняются вытеснениями. Одновременно инстинктивные желания бессознательного постоянно побуждают к создания новых дериватов" [93, с.247]. Так психика оказывается разделенной на две антагонистические структуры (бессознательное и сознание), между которыми существует узкий коридор предсознательного, через который идет обмен психическими содержаниями — под строгим контролем цензуры.
Бессознательные влечения и желания, преставления и образы, которые активно стремятся к выражению и удовлетворению, но активно сдерживаются сознанием — это динамическое бессознательное, источник побуждений и активности, тогда как дескриптивным (описательным) бессознательным называют просто все, что сознанию недоступно. Дескриптивное бессознательное и составляет содержание системы предсознательного, последнее включает в себя также и цензуру. Цензуру не следует понимать только как систему запретов — это скорее инстанция, которая одновременно служит и удовлетворению бессознательных желаний, и приспосабливается к требованиям окружающей действительности. Это еще не принцип реальности в строгом смысле слова, но стремление к ком-промиссу, попытка, что называется, и невинность соблюсти, и капитал (удовольствие) приобрести.
Функции предсознательного, как они перечислены А.Холдером [см. 93, с.251-253], представляют собой начальные формы вторичного процесса, контролирующего первичный процесс распределения (катектированид) психической энергии в соответствии с бессознательными желаниями и влечениями. В отличие от сознательного Я личности предсознателъное лишь выборочно руководствуется логическими законами, принципом причинности и другими атрибутами развитого мышления. Противоречия и хаотическая избирательность контроля над влечениями необходимы для принятия компромиссных решений, обеспечивающих частичное удовлетворение и разрядку побуждений. Хорошим примером работы пред-сознательного является цензура сновидений.
Близкими бессознательному аспектами предсознательной активности будут: формирование воображаемых образов, фантазмов, возникновение и развитие аффектов, использование примитивных зашит и симптомообразование. Такие функции, как критическая оценка представлений и переживаний, ассоциативная память, проверка реальности (способность различать воображаемое и действительное), контроль над доступом в сознание и связывание сильных аффектов, сближают предсознателъное с деятельностью Я и вторичным процессом.
Сознание (Фрейд использовал термин "система восприятие/сознание") в психоанализе трактуется как располагающаяся на периферии психического аппарата способность различать свойства предметов и явлений и воспринимать новые впечатления независимо от предыдущих. В топической модели Фрейд далек от понимания сознания как высшего уровня психики, интегрирующего впечатления от реальности в осмысленный концепт мира. Основная задача сознания — обеспечивать работу бессознательного, "высматривая" в окружающей действительности подходящие объекты и условия для удовлетворения влечений. Вот характерное описание сознания как придатка бессознательной психики:
"Я предположил, что нервные импульсы в сознании посылаются изнутри быстрыми периодическими толчками в абсолютно проходимую систему "восприятие/сознание" и оттягиваются назад. Пока система насыщается таким образом, она получает сопровождающиеся сознанием восприятия и проводит возбуждение дальше в бессознательные системы воспоминания; как только насыщение прекращается, сознание угасает, и деятельность системы заканчивается. Дело обстоит так, как будто бессознательное протягивает с помощью системы "восприятие/сознание" щупальца во внешний мир, которые быстро оттягиваются назад, после того как они ощутили существующие в нем возбуждения" [80, с.562].
Таким образом, именно бессознательная динамика влечений, которая является побудительной основой поведения, предопределяет нормальное или патологическое личностное функционирование. Сознательная регуляция мало что меняет в работе психического аппарата, но формы психопатологии при недостаточном контроле над влечениями (психоз) будут отличаться от невроза, связанного с их чрезмерным подавлением и вытеснением.
Различиям между неврозом и психозом посвящены несколько специальных работ, относящихся уже к третьему периоду развития психоаналитической теории. Расчленение душевного аппарата на Оно, Я и Сверх-Я позволило Фрейду точнее описать противоречивые характеристики психических содержаний независимо от меры (степени) выраженности в них качества сознания. Самое простое определение типов нарушений связывает их с локализацией психического конфликта: "невроз является конфликтом между Я и Оно, психоз же является аналогичным исходом такого нарушения во взаимоотношениях между Я и внешним миром" [80, с.535]. Далее Фрейд конкретизирует эти различия, указывая на разницу в типе утраты реальности: "при неврозе Я, находясь в зависимости от реальности, подавляет часть Оно (часть влечений), в то время, как то же самое Я при психозе частично отказывается в угоду Оно от реальности" [80, с.539].
Рассматривая Я как связную организацию душевных процессов в личности, Фрейд описывает компенсатор-ную природу его участия в образовании симптомов психических расстройств. Бессознательная динамика в неврозе выглядит следующим образом: Я вытесняет и подавляет влечения в угоду принципу реальности, а затем следует бессознательная компенсация, "вознаграждающая потерпевшую часть Оно". Невротическая симптоматика есть следствие такой компенсации. Она приводит к утрате именно тех аспектов реальности, которые требовали отказа от влечений, а сам невроз как следствие "недовытеснения" гарантирует Оно (и личности в целом) удовольствие в форме вторичной выгоды.
Как правило, привлечение внимания клиента ко вторичной выгоде от своих симптомов и проблем удачно структурирует терапевтическую работу. Обсуждение "выгодных", удобных для него последствий невротических нарушений помогает вернуть утраченные фрагменты реальности, т.е. способствует формированию более реалистических и здоровых представлений о себе и своем социальном окружении. Кроме того, разбор нарциссической динамики мотивов вторичной выгоды позволяет субъекту ощутить свои симптомы как болезненные (эго-дистонные), чуждые нормальному здоровому самоощущению. Довольно часто обсуждение первичной (способы и формы бегства в болезнь или проблему) и вторичной (добавочное удовольствие от внимания и заботы, которой пользуются люди больные и/или несчастные) выгоды от невроза составляет половину всего объема терапевтической работы.
Но бывает и так, что анализ вторичной выгоды столь сильно разрушает иллюзию внутреннего комфорта клиента, что невротическая симптоматика видоизменяется в психотическую. В психозе процессы вытеснения захватывают часть реальности, с которой Оно не может согласиться, а затем в рамках принципа удовольствия конструируется новая реальность, удобная и приятная для субъекта. Психоз не знает вторичной выгоды, это не бегство в болезнь от действительности, но болезненное, патологическое видоизменение реальности в угоду бессознательным желаниям и влечениям. "Этот новый фантастическийвнешний мир психоза, — пишет Фрейд, — стремится занять место внешней реальности; в противоположность неврозу он охотно опирается, подобно детской игре, на часть реальности (это не та часть, от которой он должен защищаться), придает ей особое значение и тайный смысл, который мы — не всегда правильно — называем символическим" [80, с.542-543].
В моей практике был случай, когда активная терапевтическая работа с невротиком, чья вторичная выгода отличалась огромными масштабами, привела к психотическому срыву. Причиной последнего послужило целенаправленное разрушение аналитиком уютного невротического мирка, который госпожа 3. терпеливо создавала в течение нескольких лет. Наверное, теперь моя позиция была бы более щадящей и терпимой, но тогда победу одержало стремление к быстрому терапевтическому эффекту.
Госпожа 3. работала в большом детском учреждении (назову его Центром), коллектив сотрудников и воспитанников которого представлял собой довольно замкнутую систему с весьма специфическими обычаями и традициями. Это был особый мир, где желаемое так часто выдавалось за действительное, что их взаимозаменяемость стала одним из фундаментальных принципов организации жизни и персонала, и детей. Но если дети, пожив некоторое время в радостном и сказочном мире собственных фантазий, уезжали и взрослели в реальном социуме, то многие взрослые, годами не покидавшие территории Центра, были вынуждены питать и поддерживать иллюзии экзистенциальной коммунитас20, составляющей жизненную философию и modusvivendi данного учреждения.
Безусловно, общая инфантилизация психологического климата, характерная для Центра, наложила отпечаток на невротические симптомы клиентки, которая при каждом удобном случае выступала не просто как его сотрудник, но как выразитель и хранитель его норм и традиций, ревнивый и бдительный носитель соответствующего уклада жизни. Настойчиво декларируемые ценности дружеской поддержки, взаимопомощи, уважения и безоценочного
принятия другой личности были хорошо вписаны в структуру невроза г-жи 3. Обладая от природы дисгармоничной внешностью (массивная фигура атлетического типа и постоянно покрытая воспаленной угревой сыпью кожа), клиентка использовала эти особенности как основание "разрешать" себе лично весьма асоциальные формы поведения. Она нетерпимо относилась к критике и замечаниям в свой адрес, могла прервать любой (в том числе официальный и служебный) разговор истерическими выкриками, постоянно привлекала к себе внимание, ненасытно жаждала одобрения и поддержки, в самых одиозных формах проявляла симпатию и антипатию к противоположному полу. Это была одна из самых крайних форм истерического невроза, которую мне когда-либо приходилось наблюдать.
Столь эксцентричное поведение госпожа 3. демонстрировала всюду, за исключением отношений со своими учениками (к моему удивлению, она работала учителем младших классов). Именно администрация школы проявила инициативу в обращении к психотерапевту, попросив меня "немного помочь" этой девушке. Однако наблюдая поведение и истерические реакции г-жи 3. в учебной группе, где я преподавала психологию личности, я не торопилась предлагать свои услуги. В конце концов госпожа 3., которой знакомые это настойчиво советовали, пришла ко мне сама.
Согласившись с тем, что у нее есть проблемы в отношениях с людьми (первоначальная жалоба была сформулирована, как и следовало ожидать, в форме проекции собственных ожиданий: "все окружающие относятся ко мне потребительски, пользуются мной и моей добротой"), г-жа 3. наотрез отказалась обсуждать явно девиантный характер своего поведения. По ее глубокому убеждению, она ведет себя с людьми ненавязчиво и скромно, "не высовывается", делает много добра, ее все любят, уважают и прекрасно к ней относятся. Указав на противоречия этого описания и первоначальной жалобы на потребительское отношение других, я вызвала очередную истерику — со слезами и нелепыми обвинениями в собственный адрес.
Все это свидетельствовало о том, что мне вряд ли удался терапевтический альянс с г-жой 3. Тем не менее она продолжала приходить в часы, отведенные для индивидуальных консультаций, и жаловалась окружающим на мою черствость и нежелание помочь. Одновременно в учебной группе стали периодически возникать дискуссии на тему "Как помочь бедняжке З." Студенты настойчиво просили меня продолжить работу с ней, а сама госпожа 3. вела себя так, как будто это мой прямой долг. Напомню, что сложившаяся ситуация хорошо отвечала корпоративной морали Центра.
Убедившись, что психика госпожи 3. практически непроницаема для аналитического вмешательства (она могла принять одну-две интерпретации за сеанс при условии, что почти все его время занимали различные формы поддержки и утешения), я стала искать более эффективные формы воздействия. Динамика "в день по чайной ложке" казалась недостаточной. Проанализировав причины столь неадекватной самооценки клиентки, я пришла к выводу, что главную роль играет всеобщая тенденция окружающих уступать эмоциональному шантажу со стороны г-жи 3., жалеть ее, прощать любые нелепые выходки и вести себя так, как будто ее поведение совершенно нормально.
Во время очередного занятия, на котором госпожа 3. продолжала настырно требовать от товарищей по группе внимания и поддержки, искусно манипулируя своей "ранимостью", я спокойно объяснила студентам, почему в поведении девушки закрепились такие нелепые поведенческие паттерны. Я обратила их внимание на то, в какой степени неадекватные социальные ожидания г-жи 3. бездумно и автоматически поддерживаются группой, как неискренни и демагогичны на самом деле все эти "подбадривающие" диалоги. Большая часть студентов впервые поняла, что истерическая игра г-жи 3. возможна только благодаря наличию зрителей, которыми они всегда готовы послужить. В заключение я спросила, действительно ли такая поддержка нужна и полезна, и какое удовольствие она приносит обеим сторонам.
Это произвело желаемый эффект, и даже больше. В замкнутом социуме Центра любая информация быстро становится всеобщим достоянием, не без участия "испорченного телефона". Значительная часть социального окружения г-жи 3. перестала поддерживать ее невротические требования и высказывать ей безусловное одобрение, а кое-кто из мужчин отважился на прямую конфронтацию. Разумеется, не дожидаясь условленного времени, госпожа