Реферат: Психология первобытного общества

Получается, будто тело одного и того же бушмена становится телом его отца, его жены, страуса и анти­лопы. Способность его быть в разное время то одним, то другим и потом снова самим собой — факт огром­ного значения. Последовательность превращений оп­ределяется внешними поводами. Это чистые превра­щения: каждое существо, ощущаемое бушменом, оста­ется тем, что оно есть. Превращения отделены друг от друга, иначе они не имели бы смысла. Отец с его раной — не жена с ее ремнями. Страус — не антилопа. Собственная самотождественность, от которой бушмен может отказаться, сохраняется в превращениях. Он может быть тем или другим, но то и другое отделено друг от друга, поэтому между ними он всегда остается самим собой.

Леви-Брюль разъясняет, что первобытный человек чувствует себя не только человеком, но и животным, поскольку он причастен к роду своего тотема. Он может одновременно находиться там, где он спит, и там, где разворачивается действие его сновидения. Из этих характеристик ментальности первобытного чело­века вытекает, что он мало способен к абстракции и обобщению. Он более восприимчив к качественным, чем к количественным отношениям. Его восприятие природы и всех существ сглаживает различия между натурой и ее созданиями.

Первобытный человек верит в действенность тай­ных сил, что приводит его к мистическому мировос­приятию. Такой человек способен к технической дея­тельности лишь постольку, поскольку этот вид актив­ности основывается на законах физики, но не требует их ясного осознания. В известной мере человек, гово­ря метафорически, может вести паровоз, не зная его устройства. Он не воспринимает себя в качестве от­дельного субъекта, скорее, склонен рассматривать все существа как носителей смутных безличных сил. Точно так же индивид не мыслит себя вне своей груп­пы. Он причастен к тому, что его окружает и не выде­ляет себя из своей среды.

Указав на сущностные демаркации между перво­бытной и цивилизованной ментальностыо, Леви-Брюль отметил, что между ними возможны оттенки и переходы. Три последние книги Леви-Брюля еще более смяг­чают противопоставления и не оставляют места для чисто исторического подхода, то есть для возможности перехода интеллекта из дологического состояния в со­стояние исключительно рационалистическое и позити­вистское. Действительно, для объяснения мышления посредством сопричастности привлекается аффективность. Наиболее важным в первобытной ментальности оказывается не столько принцип мыслительных связей, сколько особый характер ее контакта с ре­альностью, а именно мистический опыт, в котором господствует «аффективная категория сверхъестест­венного»

Этим выражением, созданным, чтобы показать, что речь идет об элементе, столь же важном для мысли, как интеллектуальные категории Аристотеля, Леви-Брюль обозначает особый тип опыта, в котором при­митивный человек ощущает контакт со сверхъестест­венным. Вмешательство сверхъестественных сил от­крывается посредством неожиданного. Эти силы могут быть благими или злыми, приносить удачу или неуда­чу. Но это не означает, что первобытный человек оза­бочен исключительно такого рода феноменами. Магия, сны, видения, игра, присутствие мертвых дают первобытному человеку мистический опыт, в котором он черпает сведения об этом мире.

Изучая более детально верования австралийцев и папуасов, Леви-Брюль показывает, что мифология примитивных народов не организованна, но исходит из типа довольно однородного опыта, который объяс­няется аффективной категорией сверхъестественного. Мифический мир текуч. Категории в нем не выделе­ны, мифы имеют трансцендентную и животворящую силу. Они укрепляют чувство сопричастности. Что ка­сается символов, то они преображают откровение в конкретный опыт, позволяя охватить невидимое. Сим­волизм, впрочем, располагается на этапе менее прими­тивном, нежели прямое ощущение единства реального и сверхъестественного.

В результате этого анализа характеристиками при­митивной реальности становятся уже не ее безразли­чие к логике и отсутствие абстрагирования, а, скорее, тип опыта, который разрабатывается затем в мифах и символах, чтобы сформировать ту пережитую целост­ность, которая остается беспорядочным мышлением, невзирая на единство тональности. В «Записных книжках» (1949), опубликованных через десять лет после его смерти, Леви-Брюль вновь противопоставил два вида ментальности.

Теперь это противопоставление смягчается еще более. Изучение архаических народов лишь позволяет нам осознать важность определенного аспекта челове­ческого мышления. Этот аспект в скрытом виде при­сутствует и при интеллектуальных операциях. «Логи­ческая структура человеческого духа, — пишет автор в одной из своих последних заметок, — повсюду одина­кова» — утверждение, которое разрушило бы гипотезы его первых книг, если бы в его творчестве не сохрани­лось бы, по крайней мере, новое освещение роли со­причастности и аффективности в нашем постижении мира. Все же современную ментальность Леви-Брюль характеризует как логическую, организованную и ра­циональную.

К изучению первобытной ментальности обращался не только Леви-Брюль, но и видный неокантианец Эрнст Кассире. По его мнению, примитивная мен­тальность отличается от нашей не какой-то особой ло­гикой, а прежде всего своим восприятием природы, которое не является ни теоретическим, ни прагмати­ческим, но симпатическим, то есть позволяющим слиться с натурой. Примитивный человек способен делать эмпирические различия между вещами, но го­раздо сильнее у него чувство единства с природой, от которой он себя не отделяет.

Человек первобытного общества еще не приписы­вает себе особого, уникального положения в природе. В тотемизме он не просто рассматривает себя потом­ком какого-либо вида животного. Эта связь проходит через все его физическое и социальное существование. Во многих случаях это отождествление: члены некото­рых тотемических кланов в прямом смысле слова объ­являют себя птицами или какими-либо другими жи­вотными. Следовательно, мы видим, что глубокое чувство единства живого сильнее эмпирических разли­чий, которых первобытные люди не могут не замечать, но с религиозной точки зрения эти различия оказыва­ются для них второстепенными.

Поколения людей также образуют единую непре­рывную цепь, которая поддерживается через перево­площение предков. И это чувство непоколебимого единства жизни настолько сильно, что оно приводит даже к отрицанию смерти. В примитивных обществах она никогда не рассматривается как естественное яв­ление. Мысль о том, что человек смертен, по своей природе глубоко чужда первобытной религиозной жизни. Здесь можно отметить резкое различие между мифологической верой в бессмертие и позднейшими философскими попытками доказать это бессмертие, например в «Федоне» Платона.

Если что и нуждается в объяснении для первобыт­ного человека, подчеркивает Э.Кассирер, то это не факт бессмертия, но факт смерти. По его словам, первобытная религия есть, быть может, самое сильное. И энергичное утверждение жизни, какое мы находим в человеческой культуре.

5. Специфика архаического сознания

Как мы могли заметить, в первобытный период культуры высока степень зависимости людей от природы, поэтому первым этапом в развитии архаического мышления становится анимизм (лат. "душа") — одушевление природы. Не выделяя себя из природы, че­ловек отождествляет себя с ней, распространяет свой духовный мир, свои состояния и настроения на природу: в его понимании следующий день, желанная погода или долгожданное время года могут "забыть" наступить, окружающий мир может "показать" собственное отноше­ние к человеку и т. д. Если, действуя необходимым образом, человек не получает ожидаемого результата, значит, некие силы противостоят ему. Древние считали одушевленными все существа, явления приро­ды, различные материальные объекты. Это отношение расширилось до верования в духов, населяющих весь мир. Духи местности, духи сил природы, духи вещей, добрые и злые,— все требуют особых ритуа­лов, целью которых становится достижение желаемых результатов де­ятельности. В. К. Арсеньев (1872—1930), исследователь Дальнего Восто­ка, этнограф и писатель, пишет о своем проводнике Дерсу Узала: "По его представлению, душу — тень (ханя) — имеют не только люди, животные, птицы, рыбы, насекомые, но и растения, и камни и во­обще все неодушевленные предметы" [7,435]. На основании тако­го отношения вырабатываются целые комплексы ритуалов и других специальных действий, которые кажутся необходимыми.

Тайлор отмечает: "Анимист признает, что духовные существа управляют явлениями материального мира и жизнью человека или влияют на них здесь и за гробом. Так как, далее, анимисты думают, что духи сообщаются с людьми и что поступки последних доставляют им радость или неудовольствие, то рано или поздно вера в их существование должна привести естественно и, можно даже сказать, неизбежно к действительному почитанию их или желанию их умилос­тивить. Таким образом, анимизм включает в себя верования в управ­ляющие божества и подчиненных им духов, в душу и в будущую жизнь, верования, которые переходят в жизни в действительное по­клонение" [8, 211].

Одно из частных проявлений анимизма — фетишизм (фр. "амулет, идол. талисман"), вера в сверхъестественные свойства нео­душевленных предметов. Фетишем может стать любой предмет, но из множества предметов выбираются такие, которые с точки зрения древнего человека выступают как вместилище души, охраняя его или помогая ему в различных видах деятельности (камни, куски дерева и пр.). От фетиша до идола (греч. "образ, подобие, изображение"; ср. эйдос) всего лишь один шаг: нужно только придать предмету ка­кую-либо внешность.

Следующим шагом в развитии архаического сознания становится антропопатизм (греч "человек" + "отец") — представ­ление о своем родстве с природой. Это отношение с миром и лежит в основе тотемизма. Постепенно архаическое сознание логически приходит к очелове­чиванию природы — антропоморфизму (греч. "человек" + "форма"). Арсеньев вспоминал: "Его самый главный люди,— ответил мне Дерсу, указывая на солнце.— Его пропади — кругом все пропади... Земля тоже люди. Голова его — там,— он указал на северо-восток,— а ноги туда,— он указал на юго-запад.— Огонь и вода тоже два сильные люди" [7, с. 226 [.

Важной стадией развития архаического сознания становится персо­нификация (лат. "лицо" + "делаю") сил природы, кото­рые теперь выступают как боги с определенными функциями и осо­бым происхождением, многие из них имеют человекоподобный облик. Так складывается языческий политеизм (многобожие), который суще­ствовал на всех континентах и у всех народов мира. Пройдет много ве­ков, пока сознание не обратится к единому богу — творцу, защитнику, судье с карающей десницей. Для первобытной культуры характер­но, что в ней трудно отделить религиозное сознание от повседневной деятельности людей. Проблемы выживания и продолжения своего рода решались доступными людям средствами. Таким образом, первобыт­ный человек сам создавал собственную систему ценностей, которая в свою очередь формировала и закрепляла особенности его сознания.

Современному мыслящему человеку несвойственно "связывать мно­гие явления действительности, например мелкие случайные проступ­ки индивидов, с событиями вселенского, космического характера, пе­реносить свойства одного явления на другие, отождествлять образ яв­ления с самим явлением и соответственно представлять, что одни яв­ления могут перевоплощаться в другие, верить в возможность матери­ального воздействия на явление через мысленные и физические ма­нипуляции с его образом" ['|8, с 30]. Архаическое же сознание, в ос­новном образное и эмоциональное, выступает как целостное, пред­ставляющее себе мир нерасчлененным; в нем любое действие может привести к непредсказуемым последствиям. На взгляд первобытного человека, мир выглядит как система взаимосвязанных и взаимообус­ловленных явлений, поэтому, чтобы не нарушить шаткое равновесие мира каким-либо непривычным или непринятым действием, он свя­зывает себя ритуалами и правилами, которые, по его представлениям, должны обеспечить ему блага жизни.

В архаическом сознании не разделяются внешние и внутренние сто­роны предметов и отношений мира, представление о внутреннем складывается на основе внешне­го, существенные признаки не отличаются от несущественных, а часть — от целого, отождеств­ляются также предмет и его имя. Так постепенно развивается ма­гия (греч.) — система оп­ределенных манипуляций и слов, с помощью которой люди надеются заставить природу, людей, духов и богов произвес­ти желательные для них дей­ствия. Первобытный колдун, маг совершает мало понятный для непосвященных ритуал с любой частью предмета или его изоб­ражением, ожидая желаемого результата от целого. Например, шаман одного из племен, желая излечить больного, выкрикивает имя страдальца в котел с кипящим целебным снадобьем и Франция плотно закрывает его крышкой.

Считается, что имя, слившись с отваром, исцелится и принесет выз­доровление носящему это имя. Таков же принцип и иных магических действий. В их основе лежит представление о том, что все связи, кото­рые возникают в мыслях, обязательно осуществляются и в дейст­вительности, следовательно, на мир можно воздействовать силой мысли.

Некоторые народы считают, что если соединить две вещи верев­кой или шнурком, то "это установит связь между ними или послужит для передачи влияния" от одного предмета к другому [8, 95]. В Древней Греции жители города Эфеса, чтобы отбить вражеское напа­дение, протянули веревку длиной 1400 метров от города к храму бо­гини Артемиды, надеясь, что веревка в прямом смысле слова свяжет город с богиней — своей защитницей. У зулусов человек, чтобы смяг­чить сердце того, с кем он должен совершить сделку, жует кусок де­рева. В средневековой Германии юноша, надеясь избежать рекрутского набора, носил в кармане детскую девичью шапочку, полагая, что высшие силы примут его за маленькую девочку и помогут таким об­разом отодвинуть свой призывной возраст. Магия существовала и в бо­лее поздние времена, и сейчас не исчезла окончательно.

Таким образом, сознанию древнего человека во всех его проявле­ниях был свойствен синкретизм (греч. "соединение, объединение"), нерасчлененность. В синкретических оценках явлений (вещей) смешивались различные критерии. Можно выделить, по край­ней мере, четыре таких критерия: утилитарный (полезное или вред­ное), религиозный (священное или нет), нравственный (доброе или злое) и эстетический (прекрасное или безобразное). Оценка явления со знаком плюс или минус по любому основанию влекла за собой та­кую же положительную или отрицательную оценку его во всех других отношениях. Можно предположить, что определяющим был ути­литарный критерий. Грубо говоря, полезная вещь считалась красивой, хорошей, созданной добрым духом, и наоборот. Ученые этнографы ут­верждают, что человек мог принять или отвергнуть ту или иную вещь на основании представления об ее нравственной, религиозной или эс­тетической ценности.

С развитием отношений человека и мира и осознанием им своего места в мире синкретический комплекс дифференцируется — созна­ние отделяет одни критерии от других: предмет может воспринимать­ся как полезный, но безобразный, прекрасный, но злой, и т.д.

На базе синкретического сознания возникает мифология как способ познания и осмысления мира. В мифах человек заключил всю систему сведений обо всем, что его окружало, о причинах возникновения и способах существования природных явлений. Мифологию нельзя пред­ставлять как сборник сказок или иной вымысел. В ней объединены фантазия и реальность, причем фантазия не украшает реальность — она помогает строить представления о тех сторонах мира, которые скрыты от непосредственного чувственною восприятия. В мифологии все природные силы не только одушевлены, но и персонифицированы: земля и небо, вода и стихии воздуха, огонь и др. Но если воз­никновение мифологии можно с различными оговорками отнести к раннепервобытной общине, то ее развитие — гораздо более поздний процесс.

Заключение

Таким образом, первобытная культура отражает длительный и труд­ный период возникновения, становления и оформления всех сторон человеческой деятельности. Это наивная, во многом ограниченная и в то же время разнообразная, охватывающая с каждым шагом челове­чества все больше сторон, развивающаяся и во времени, и в простран­стве культура. Ее примитивность кажущаяся: в ней, как в бутоне цвет­ка, сосредоточилось все, из чего позже расцветет огромное богатство всей мировой культуры. Как бы ни была неповторима та или иная кон­кретная культура, любую из них роднит то общее, что формировалось на заре человечества.

1. Понятие "первобытная культура" отражает длительный и про­тиворечивый период становления и развития человечества. Здесь труд­но отделить собственно культуру от способа существования челове­ческого сообщества. Поэтому в некоторых случаях применение термина "культура" к самым первым шагам человечества достаточно условно.

2. Основные факторы возникновения культуры являются жизненной необходимостью для сохранения и самовоспроизведения человеческого сообщества. В этом своем качестве они в значительной степени высту­пают как начала, связанные с биологическими задачами живой системы. Но именно эти факторы обеспечивают процесс адаптации к изменяющим­ся условиям среды, повышают уровень организации системы человечес­кого сообщества, постепенно превращаясь в надбиологические механиз­мы, регулирующие процесс выживания и самосохранения. В этом своем качестве они начинают составлять "первокирпичик" культуры.

3. Особенностью архаического сознания является его целостность, синкретизм (нерасчлененность). Это качество предполагает, что мир в со­знании первобытного человека воспринимался как продолжение самого человека, его особенностей, его образа жизни. При этом стоит обратить внимание на то, что чем более сложной становится деятельность чело­века, тем более он осмысляет свою зависимость от природы. На ?