Реферат: Публицистская деятельность А. Блока в журнале "Золотое руно"

В заметке «О Льве Толстом» Блок писал (18 сентября 1908 года) «Толстой живёт среди нас, нам трудно оценить и понять это как следует. Сознание, что чудесное было рядом с нами, всегда приходит слишком поздно.

Надо всегда помнить, что сама жизнь гения есть непрестанное излучение света современников. Этот свет остерегает от опасностей и близоруких: мы сами не понимаем, что, несмотря на страшные уклонения жизни от истинного пути, мы минуем счастливо самые глубокие пропасти; что этим счастьем, которое всегда твердит нам: ещё не поздно, - мы обязаны, может быть, только недремлющему и незаходящему солнцу Толстого…»,

Начиная с 1907 – 1908 годов тема родины, её исторических судеб, её настоящего и будущего, становится у Блока центральной. В цикле «На поле Куликовом» он обращается к прошлому страны, сопрягая его с настоящим. Здесь нет изображения каких-либо конкретных событий: поэт стремится передать движение, драматизм и величие исторического пути России:

«И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

Летит, летит степная кобылица

И мнёт ковыль.

Россия, родина – та главная нравственная ценность, приобщение к которой позволяет лирическому герою ощутить силу и твёрдость в «странном мире» настоящего, надежду на будущее.

Тему родины Блок толковал очень широко, не ограничиваясь произведениями, которые были непосредственно посвящены ей. Рассказывают, что на одном из поэтических вечеров кто-то из зала крикнул: «О России! О России!». На что Блок не без раздражения ответил: «Это всё – о России»

В письме к Станиславскому, написанному в декабре 1908 года, читаем: «…Стоит передо мной моя тема, тема о России…. Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь. Всё ярче сознаю, что это первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный. К нему-то я подхожу давно, с начала своей сознательной жизни.

«Народ и интеллигенция».

Статья Блока «Народ и интеллигенция» – это, во-первых, ответ Блока на письмо Клюева о «Земле в снегу», в котором он упрекал Блока в «интеллигентской порнографии». Блок писал в письме матери 2 ноября 1908 года: «…И я поверил ему в том, что даже я, ненавистник порнографии, попал под её влияние, будучи интеллигентом. Может быть, это и хорошо даже, но ещё лучше, что указывает мне на это именно Клюев. Другому бы я не поверил».

Этот вопрос настолько затронул Блока, что через три дня он пишет матери: «…Веря ему, я верю себе. Следовательно (говоря очень обобщённо и не только на основании Клюева, но и многих других моих мыслей): между «интеллигенцией» и «народом» есть «недоступная черта». Для нас, вероятно, самое ценное в них враждебно, то же – для них. Это – та же пропасть, что между культурой и природой, что ли. Чем ближе человек к народу (Менделеев, Горький, Толстой), тем яростней он ненавидит интеллигенцию». 6 ноября, Блок продолжает: «…На эту тему приблизительно я и пишу сегодня реферат…».

Первоначально статья, или как называл её Блок, «реферат», предназначалась для журнала «Русская мысль», но П.Б. Струве дал понять Блоку, «что он, как редактор, имеет право не пропустить такой «наивной» статьи «только что проснувшегося человека».

На что Блок писал в своих записных книжках: «Пусть даже все под разными предлогами отказываются пропечатывать мои идеи. Это – доказательство того, что идеи – живы. Живое всегда враждебно умирающему».

13 ноября Блок выступил с докладом «Россия и интеллигенция» на заседании Религиозно-философского общества, в котором Блок полемизировал с публицистом Г.А. Бароновым. «…Баронов разрешает этот вопрос одной фразой; его разрешение не удовлетворяет меня. Я хотел бы поставить вопрос резче и беспощаднее; это самый больной, самый лихорадочный для многих из нас вопрос. Боюсь даже, вопрос ли это? Не совершается ли уже, пока мы говорим здесь, какое-то страшное и безмолвное дело? Не обречён ли уже кто-либо из нас бесповоротно на гибель?

В письме С.А. Венгерову, на его приглашение выступить с тем же докладом в Литературном обществе, Блок отвечает 4 декабря: «На первый план я ставлю вопрос о том, как интеллигенции найти связь с народом. Не делая никаких выводов, я высказываю только соображения, определяющие постановку вопроса. Таким образом, тема моя, может быть, слишком выходит за пределы литературы, и каждым словом своим стремлюсь подчеркнуть свой панический страх перед словесностью в этом именно вопросе».

В записной книжке Блок напишет по поводу этого приглашения: «Мучительное желание наорать в Литературном обществе завтра: есть литературное общество и, нет литературы! Бараны, ослы, скоты! Дело идёт не «о почках или о тонкой кишке, а о жизни и смерти!». Но – не надо: терпение»

Именно через этот страх в «реферате» Блок пытается найти выход:

«Но я – интеллигент, литератор, и оружие моё – слово. Боясь слов, я их произношу. Боясь «словесности», боясь «литературщины», я жду, однако ответов словесных; есть у всех нас тайная надежда, что не вечная пропасть между словами и делами, что есть слово, которое переходит в дело».

Блок не утверждает на том, что интеллигенция «всегда сидела, сложа руки», ещё «…С екатериновских времён проснулась в русском интеллигенте народолюбие и, с той поры не оскудевало».

«Есть между двумя станами – между народом и интеллигенцией – некая черта, на которой сходятся и сговариваются те и другие».

Именно на этой черте, по мнению Блока, вырастают большие люди и большие дела. «…На наших глазах интеллигенция, давшая Достоевскому умереть в нищете, относилась с явной и тайной ненавистью к Менделееву…. По-своему она была права; между ними и ею была та самая «недоступная черта» (пушкинское слово), которая определяла трагедию России».

«Нужно любить Россию, нужно «проездить по России», писал перед смертью Гоголь. – Как полюбить братьев? Как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите бога прежде всего за то, что вы – русский, Для русского открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только полюбит русский Россию, – возлюбит и всё, что ни есть в России».

«Понятны ли эти слова интеллигенту? Увы, они и теперь покажутся ему предсмертным бредом, вызовут всё тот же истерический бранный крик, которым звучал на Гоголя Белинский, «отец русской интеллигенции. …Или действительно непереступима черта, отделяющая интеллигенцию от России?».

В черновом варианте, после всей статьи, шла следующая запись Блока, как бы подытоживая все написанное:

«Все эти рассуждения и соображения мои клонятся лишь к тому, чтобы поставить три вопроса: 1) Действительно ли есть не переходимая «недоступная черта» между интеллигенцией и народом, интеллигенцией и Россией? 2) Если да, то остаётся ли надежда на что-либо, кроме «знаменитой силы инерции»…

3) Если же переходима эта глубокая черта, эта очарованная и проклятая пропасть, – то каковы же пути к народному сердцу любимой и до сих пор неузнанной лицом к лицу родины – России?».

Статья Блока «Народ и интеллигенция» этапа, необычайно важна для всего последующего творчества Блока. От этой статьи протягиваются нити к драмам и циклу стихотворений «Родина»; к статьям – «Стихия и культура», «Интеллигенция и революция»; к поэме «Возмездие» и, наконец, к «Скифам» и «Двенадцать».

Прозаические сочинения Блока – явление XX века. В них откровенно запечатлены все великие откровения бурной эпохи, её противоречия, её озарения, её «туманы».