Реферат: Религия и наука в контексте культуры

Переосмысливая духовное наследие недавнего прошлого, обратимся к этому стереотипу. Вспомним, что главным призна­ком религии является вера в сверхъестественное, в чудо и по­клонение ему. Последователи религии недаром именуются ве­рующими. Религия провозглашает непознаваемость Бога и ряда догм, таких, например, как «Святая Троица». Впрочем, непо­знаваемыми провозглашаются и глубинные тайны бытия.

Наука же исходит из признания познаваемости мира и всех его явлений. Ее отождествляют со знанием, основанным на достовер­ных, истинных сведениях о природе, обществе, человеке и его мышлении. Наука низводит все непознанное, сверхъестественное, чудесное к научно осмысленному. С этой позиции чудо —- порож­дение слепой веры. Ученые нередко повторяют высказывание Д. Дидро: «Чем больше верят, тем больше чудес».

Религиозная вера основана, прежде всего, на чувстве. Мно­гое в ней от непосредственности, удивления перед мироздани­ем. Удивления, вызванного не плодами познания, но мистиче­ским откровением. Научная деятельность основана на рассудоч­ности, на правилах логики: установление достоверных фактов, поиск информации, выяснение действительных, естественных условий и причин очередной загадки природы. Религиозный опыт приобретается молениями и иными культовыми переживаниями. Научный опыт постепенно накапливается в ситуациях, которые не допускают даже невольное влияние эмоций и при­страстий ученого на ход его исследований.

Религия обращена к субъективной сфере человеческого бытия, осваивает мир и себя через культовые действия, сокровенные ре­лигиозные переживания. Верующий обозревает мир природы сквозь призму культа, и в этом видении мир окрашивается мисти­ческим чувством. Более того, этот способ мировосприятия вынуж­дает верующего искать Бога в себе, в своем духовном мире. Наука обращена преимущественно к объективной сфере действительности и самого человека. Она обозревает действительность и человека как бы со стороны, намеренно очищая поиск знаний и его резуль­таты от субъективной и тем более мистической окраски.

Религия объясняет мир, опираясь на сказания «священных книг», каноны, догмы, свидетельства пророков, писания «свя­тых отцов» и иных церковных авторитетов. Верующему не по­ложено критиковать их, подвергать сомнению. Научное же объ­яснение мира — критично. Сомнение — долг ученого, а кри­тичность — веление его профессиональной совести, его почерк, стиль мышления и деятельности на всех этапах исследования.

Уже на первом этапе (сбор эмпирических фактов) макси­мально строгие правила придирчивой критики и контроля ори­ентируют наблюдения и сам эксперимент, обеспечивают воз­можность их проверки и перепроверки. Не менее жесткие пред­писания логики сопровождают и формирование теории. Тща­тельно обработанные рационально-рассудочные методы предна­значены именно для того, чтобы устранить случайное попадание в научную теорию необоснованных, сомнительных, недостовер­ных, ошибочных положений и выводов.

Эти методы (анализ и синтез, индукция и дедукция, восхож­дение к конкретному, формализация, моделирование, математи­зация и др.) позволяют проконтролировать весь ход построения теории и убедиться в том, что в нее не включены произвольные, предвзятые, принятые на веру отдельные сообщения, ведущие к заблуждениям. В отличие от неприкасаемых канонов и догм ре­лигии научные теории подвергаются пристрастному суду прак­тики. И только тогда начинают руководствоваться ими.

Отмеченные различия и противоречия между религией и наукой еще более резки в истории их взаимоотношений. Разу­меется, они не конкурировали на поле познания; религия не изучает мир, она объясняет его и ориентирует в нем, опираясь на верования. Столкновения между Церковью и наукой были обусловлены тем, что открытия последней нарушали ту картину мира, которая сложилась еще с донаучных времен на основе ве­рований и «священных книг».

Религия, как известно, возвышает веру над разумом. В пара­доксальном виде эта позиция выражена в приписываемой Тер-туллиану (одному из основателей христианского богословия, II— III в. н. э.) формуле «Верую, потому что абсурдно». И действи­тельно, с позиций критического разума нельзя принять идею о триединстве Бога, богочеловечности Христа, непорочном зача­тии и т. д. Сторонники такой позиции в этом вызове разуму ви­дят божественную природу догм, стоящих выше разума. Вождь реформации М. Лютер называл разум «блудницей дьявола», мешающей вере в Бога. Он говорил, что истина открывает чело­веку свое лицо в божественном откровении.

Правда, «линия Тертуллиана» в христианском богословии сочетается с другой, тоже сложившейся у истоков богословия, с «линией Климента Александрийского». Климент, современник Тертуллиана, стремился примирить веру и разум, дополнить ее знанием, сделать сознательной, подкрепить догматы христиан­ства достижениями светской философии, опирающейся на на­учные данные. «Линия Климента» получила поддержку и осно­вательное развитие в трудах Фомы Аквинского, учение которого ныне считается официальной философией католической Церк­ви. Он выдвинул идею гармонии веры и разума. Согласно Фо­ме, разум человека божествен по своей природе, а потому дол­жен обосновывать и подкреплять истины веры. Следуя этой формуле, средневековая Церковь стремилась превратить фило­софию как науку в служанку богословия (о соотношении рели­гии и философии — глава «Религия и философия»).

Отсюда драматические перипетии истории взаимоотношений Церкви и науки. Обладая в те далекие времена огромной духов­ной (а часто и светской) властью, Церковь контролировала дея­тельность ученых и запрещала им заниматься теми исследова­ниями, которые заведомо могли поколебать религиозную карти­ну мира. В 1163 г. римский папа Александр III издал буллу о запрете «изучения физики или законов природы». Спустя столе­тие папа Бонифаций VIII запретил анатомирование трупов и химические опыты. Тех, кто игнорировал запреты, наказывали, преследовали, казнили. В XIII в. католическая Церковь создала инквизицию — трибунал для расправы над еретиками, к кото­рым приравнивались ученые, преступившие эти запреты.

В 1327 г. за пропаганду противоречившего Ветхому Завету учения о шарообразности Земли инквизицией был сожжен на костре выдающийся астроном Чекко д' Асколи. Столетие спустя испанская инквизиция казнила математика Вальмеса, дерзнувшего решить уравнения такой сложности, которая, по мнению 1 церковных властей, «недоступна человеческому разуму». Столетием позже той же испанской инквизицией был приговорен к смерти великий ученый и врач М. Сервет, открывший «малый круг» кровообращения. Он успел бежать в Швейцарию, где в 1558 г. все же был отправлен на костер, но на этот раз Кальвинистской Церковью, также объявившей его еретиком.

Разумеется, эти запреты и преследования серьезно тормозили развитие науки. Но выдающихся и мужественных ее подвижни­ков они не останавливали: жажда истины оказывалась сильнее страха перед Церковью и личной веры. Нет сомнений в глубокой и искренней религиозности великого польского астронома Нико­лая Коперника (1473—1543). Как и его современники, он пона­чалу придерживался традиционной, освященной Церковью гео­центрической системы Птолемея. Однако наблюдения неба и расчеты неопровержимо убедили Коперника в несостоятельности этой системы. Но публично заявить об этом ученый решился только перед смертью. Его книга «О вращении небесных сфер» (1543 г.) потрясла религиозную картину мира, согласно которой Земля принималась за центр мироздания. В 1616 г. Церковь за­претила учение Коперника, труды его были изъяты из библиотек, о них не разрешалось упоминать на лекциях.

Однако теория Коперника и сама идея гелиоцентризма были уже подхвачены передовыми мыслителями того време­ни. Особое место среди них занимает итальянский философ Джордано Бруно (1548—1600). Он пошел дальше Коперника, утверждая, что и Солнце нельзя принимать за центр мирозда­ния: Вселенная безгранична. Д. Бруно высказывает гениаль­ную (но кощунственную с позиции Церкви) идею о множест­ве обитаемых планет. Инквизиторы заточили философа в темницу, в течение восьми лет подвергали его пыткам, при­нуждая к отказу от ереси, но, не добившись своего, сожгли на костре на Площади Цветов в Риме. Великий итальянский ученый Галилео Галилей (1564—1642) своими открытиями подтвердил учение Коперника. После вы­хода в свет книги «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой» (1632 г.) ученого привлекли к су­ду инквизиции и под страхом смерти принудили составить письменное отречение от своих убеждений и покаяться перед судом: «Я, Галилео Галилей, сын покойного Винченцо Галилея из Флоренции, преклонив колена перед Вашими высокопреос­вященствами и генеральными инквизиторами, имея перед оча­ми святое Евангелие, которого касаюсь собственными руками, клянусь, что всегда верил и ныне верю и, при помощи Божьей, впредь буду верить во все, что считает истинным, проповедует и чему учит святая католическая и апостольская римская Цер­ковь..». Галилео не был казнен, но до самой смерти оставался под строгим надзором Церкви. Книги его, как и сочинения Ко­перника и Бруно, были включены в число запрещенных. Лишь несколько десятилетий тому назад Ватикан признал ошибкой процесс над Галилеем.

Служители ислама были едины с христианской Церковью в своем отношении к светской культуре и науке. В связи с этим примечательна судьба крупнейшего книгохранилища древности — Александрийской библиотеки, сосредоточившей сотни тысяч ценнейших рукописей. Ее разгромили фанатики раннего христи­анства, а спустя столетие, в 642 г., окончательно уничтожили му­сульманские изуверы. Халиф Омар повелел: «Если в этих книгах есть то, что имеется в Коране, тогда они бесполезны. Если в них есть то, чего нет в Коране, тогда они вредны. И в том и в другом случае их надо сжечь». По наущению мусульманского духовенст­ва фанатики убили знаменитого среднеазиатского математика и астронома Улугбека (1394—1449) и разрушили его обсерваторию. Враждебная по отношению к науке позиция мусульманского ду­ховенства и на Востоке тормозила прогресс.

Борьба Церкви против свободомыслия — явление, свойствен­ное всем конфессиям. Так, в 1656 г. амстердамские раввины под­вергли «великому отлучению» («херем») философа Б. Спинозу за научную критику Библии. Анафема гласила: «Да будет он про­клят и днем и ночью, да будет проклят, когда ложится и встает; да будет проклят и при выходе и при входе! Предупреждаем вас, что никто не должен говорить с ним ни устно, ни письменно, не оказывать ему какие-либо услуги, не проживать с ним под одной крышей, не стоять от него ближе, чем на четыре локтя, не читать ничего, им составленного или написанного!»

Русское православие не знало инквизиции, но отнюдь не покровительствовало свободомыслящим ученым. Раздраженный нападками церковнослужителей на свои исследования, вели­кий М.В. Ломоносов потребовал, чтобы духовенство «не привя­зывалось» к ученым и «не ругало науки». Но исследованиям, подрывавшим религиозные догмы, все же препятствовали. Уче­ние Ч. Дарвина, вызвавшее ожесточенные нападки католиков и протестантов, было встречено в штыки и православием. Сто­ронников дарвинизма подвергали травле. Церковь запретила книгу И.М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» (1863 г.), со­чтя ересью учение о естественной природе психики человека. Из-за гонений духовенства был вынужден покинуть Россию сторонник дарвинизма, выдающийся биолог, лауреат Нобелев­ской премии И.И. Мечников. Один из влиятельнейших иерар­хов православия обвинил ученого в том, что тот «и знать не хо­чет о существовании христианского мировоззрения, а отстаивает возможность для человека полного и счастливого цикла жизни, преодолевающего страх смерти без содействия религии».

Многочисленны примеры церковных противостояний науке во всех странах мира. Не следует замалчивать эти трагические реалии прошлого. Вместе с тем не следует абсолютизировать это противостояние: здесь имел место конфликт не столько религии с наукой, сколько Церкви со свободомыслящими учеными. И жерт­вы церковных гонений отнюдь не всегда были последователь­ными атеистами. Как уже говорилось, сомнений в религиозно­сти Н. Коперника и Г. Галилея нет. Что же до М. Сервета, то он, считая себя убежденным христианином, увлеченно пропа­гандировал астрологию. Ученый был казнен, разумеется, не за открытия в медицине, а за свободное толкование канонов ре­лигии, пропаганду веротерпимости и обличение религиозного фанатизма. Джордано Бруно в основном, следуя материализму, отдавал дань и пантеизму, разделял заимствованные из каббалы особые приемы колдовства и гадания. Пантеизм поддерживал и материалист Б. Спиноза. А великий М.В. Ломоносов сочинял пронизанные глубокой верой в Бога поэтические оды.

В сознании едва ли не всех ученых прошлого научное мышле­ние мирно уживалось с религиозной верой. Даже тогда, когда они признавали превосходство веры над разумом. Некоторые выдающиеся естествоиспытатели с глубоким интересом предавались бого­словским занятиям. Так, на склоне лет гениальный И. Ньютон за­нялся толкованиями Апокалипсиса. Немало естествоиспытателей (в том числе и один из основателей генетики Г. Мендель) были мона­хами. Но, обращаясь к научным занятиям, они игнорировали по­стулат о непознаваемости тайн бытия и упомянутые здесь церков­ные запреты и предписания духовенства. В своей профессиональ­ной деятельности эти ученые руководствовались не догматами и ка­нонами вероучений, а принципами и правилами научного поиска.

Излишне говорить о невероятно возросшей роли науки в со­временном мире. Во-первых, это объясняется стремительным ростом научных достижений. За темпами прироста знаний не поспевают даже специалисты в узких рамках своей профессии. Во-вторых, резко ускорилось использование и применение на­учных достижений в различных сферах жизни общества, осо­бенно в промышленности и сельском хозяйстве. Наука превра­тилась в непосредственную производительную силу. В-третьих, возросшая роль науки обусловлена колоссальными изменения­ми культурного кругозора человечества. Благодаря науке мик­ромир и Космос естественно вошли в картину мироздания, рез­ко сузилась область чудесного и непознанного.

Понимая это, церкви отказались от прямой конфронтации с учеными. Для многих конфессий XX в. прошел в поисках ком­промиссов с наукой. Особенно это характерно для католической и протестантской церквей. Еще в начале века Ватикан создал папскую Академию наук, привлекая к ней тех ученых, которые ориентировались на авторитет Церкви и интерпретировали на­учные открытия в религиозном духе. Богословы разных конфес­сий все чаще обновляют толкования «священных книг» и орто­доксальных догм, стараясь хотя бы внешне привести их в соот­ветствие с современной научной картиной мира.

Правда, в христианстве и исламе имеется немало богословов и церковнослужителей, которые стоят на позициях «фундаментализма» и даже теперь не отступают от буквального толкования Ветхого Завета и Корана, отвергая достижения наук. Их влия­ние в разных конфессиях колеблется, но обычно оно невелико.

Об этом можно судить, например, по содержанию огромного числа брошюр и книг по теме «Религия и наука», которые вы­пускают зарубежные религиозные центры, обильно снабжая ими Россию. Немало таких публикаций сегодня и у отечественных конфессий. Эта тема часто звучит в проповедях. Как правило, в них осуждаются факты гонений на ученых, говорится об уваже­нии к науке, необходимости ознакомления с ее достижениями. Это, конечно, положительный момент. Надо согласиться и с часто употребляемым в сочинениях и проповедях тезисом о ре­лигиозности большинства ученых всех времен. Верно и то, что многих ученых недавнего времени и наших дней в силу полу­ченного ими религиозного образования и воспитания можно отнести к верующим. Правда, их религиозность обычно далека от церковной ортодоксальности. Нередко такие ученые саму идею Бога принимают в форме пантеизма, а то и отождествляют с неким нравственным абсолютом.

В числе относимых к верующим великих имен богословы часто называют и тех, кто сам определенно не считал себя тако­вым. Например, Ч. Дарвина — на том основании, что в его ран­них сочинениях заметны следы религиозности. Но под влияни­ем научных изысканий великий естествоиспытатель изменил свои убеждения и перешел на позиции материализма. Именно на эти принципы он опирался, разрабатывая эволюционную теорию и учение о естественном происхождении человека. Об этом он заявлял определенно и четко в письмах и в своей био­графии «Воспоминания о развитии моего ума и характера» (она издана на русском языке в 1957 г.).

Необоснованно вносят в этот список имя А. Эйнштейна, бу­квально перевернувшего традиционную картину мироздания, придавшего ей современный научный облик. Эйнштейн нередко в своих сочинениях использовал понятие «религия» не в стро­гом, а в образном смысле. Так, он именовал религией веру в ра­циональную природу мироздания, чувство восхищения перед закономерностью развития мира. Но в то же время он реши­тельно отрицал идею Бога, веру в чудеса, бессмертие души, за­гробное воздаяние и т. д. И при этом не скрывал своих атеисти­ческих убеждений. При заполнении официальных анкет он именовал себя неверующим или порвавшим с религией.

В перечень верующих ученых богословы включают имя лау­реата Нобелевской премии физика М. Планка, который говорил о себе, что он «не верит в какого-то личного Бога, не говоря уже о христианском Боге». Стихийный материалист М. Планк временами тоже склонялся к пантеизму.

Нельзя относить к верующим и другого Нобелевского лау­реата, великого отечественного физиолога И.П. Павлова. Сын священника, выросший в атмосфере религиозной семьи и обу­чавшийся в духовной семинарии, он убежденно перешел на по­зиции неверия еще в студенческие годы. В письме к невесте от 11 сентября 1880 г. он признается: «Сам в Бога не верую, ни­когда не молюсь». Вместе с тем Павлов резко осуждал сталин­ские гонения на религию и духовенство в 20-30-е гг., считая, что религия дает духовную силу и опору страдающему человеку и недопустимо отнимать ее у несчастных. Уважительно относясь к убеждениям и вере религиозных сограждан, великий ученый до глубокой старости не колебался в своей мировоззренческой позиции. В 1928 г., в возрасте 79 лет, он говорит о себе в пись­ме к священнику Е.М. Кондратьеву: «Я сам неверующий».

Пересматривая свое отношение к науке и обновляя толкова­ние «священных книг», богословы по-прежнему требуют веры в сверхъестественное, в чудеса и поклонения им. Гармонии ре­лигиозной веры и знания не было никогда в прошлом, не будет ее и впредь. И всегда останется место для верований, неизменно дополняющих наши знания. Хотя и неистинные, но внешне правдоподобные, верования для многих неотличимы от знаний. Известный социолог П. Сорокин замечает: «Хотя знания и рас­тут, но так как область явлений, куда могут перекочевать веро­вания, бесконечна, то нужно бесконечное время, чтобы уничто­жить их абсолютно».

В настоящее время, быть может, сильнее, чем когда-либо, слу­жители Церкви требуют от паствы особого молитвенного рвения: ведь достижения науки резко сузили сферу веры в Бога, чудеса и порождают особенно глубокие сомнения в канонах и догмах. Зна­чительная часть верующих и сегодня далека от научных достиже­ний ?