Первыми авторами работ по проблемам политики коммунистической партии и государства в отношении религии и церкви были видные деятели партии, соратники и ученики В. И. Ленина, сыгравшие важную роль в проведении антирелигиозной политики: В.Д. Бонч-Бруевич, Е. М. Ярославский, П. А. Красиков, Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, И. И. Скворцов-Степанов. Их можно отнести к основоположникам советской историографии проблемы. Оставшееся после них значительное историографическое наследие носило ярко выраженный публицистический, пропагандистский характер. Работы идеологов можно рассматривать одновременно и как источники для изучаемой проблемы, так в них были определены главные задачи государственно-церковной политики партии, конкретные позиции по тем или иным вопросам антирелигиозной пропаганды и атеистической работы. Идеологические установки, заданные в этих трудах, предвосхитили и определили главные направления советской историографии проблемы.

Исходя из того, что главной задачей атеистической работы считалось раскрытие классовой роли религии и церкви, историки-атеисты выдвигали на первый план разоблачение "церковной контрреволюции", "эксплуататорской" сущности религиозных организаций, раскрытие политической позиции духовенства. Работы историков призваны были "помочь верующим преодолеть религиозные предрассудки". Поэтому основными темами стали "антисоветские" действия духовенства, противодействие в проведении декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви", а также декрета об изъятии церковных ценностей. Другой характерной чертой историографии 20-х гг. было стремление историков показать положительную роль и результаты атеистической пропаганды в отходе трудящихся от религии.

Важной чертой историографии тех лет, определившей во многом характер исследований, была узость источниковедческой базы. В качестве главных источников исторических работ использовались декреты советской власти, письма В.И.Ленина, труды партийных идеологов, материалы периодической печати, отдельные послания патриарха Тихона, свои личные наблюдения. Недоступность основного корпуса подлинных документов по проблеме, игнорирование документов, исходивших не от руководства партии, предопределили упрощенность, иллюстративность и фрагментарность исследований. Борьбу церкви против народа" не только в период подготовки и проведения Октябрьской революции, но и на протяжении последующих лет, освещал Н.А.Амосов в работе "Октябрьская революция и церковь". Автору свойственен подход к церкви, как к злейшему врагу коммунизма. Позиция духовенства в период изъятия церковных ценностей характеризовалась им как "бешенная антисоветская агитация", а выступления веруюших - результат обмана духовенства. Причины изменения позиции патриарха Тихона объяснялись историком попытками патриарха приспособиться к новым условиям, чтобы сохранить религию и церковь. Такой же взгляд на религию и церковь был распространен в других исторических работах этого периода.

1.2 Церковь в годы революции.

Совсем недавно в новой «Истории СССР», издаваемой Академией наук, Н. И. Павленко дал короткий, но интересный и очень содержательный очерк о начале русского церковного раскола, отмечая, что вначале он был чисто религиозным явлением. За границей было сделано очень мало для дальнейшего изучения старообрядчества: русская эмиграция была так потрясена катастрофой царской России, что ей было совсем не до церковных трагедий семнадцатого года. Все же в 1930 году во Франции бывший видный промышленник и общественный деятель старообрядцев В. П. Рябушинский издал весьма любопытную книгу «Старообрядчество и русское религиозное чувство», в которой он справедливо отмечал, что раскол произошел не из-за спора об обряде, а из-за разногласий о духе веры.

Все же многие стороны этого печального разрыва в русском православии до сих пор не вполне ясны, и историкам придется немало поработать над их выяснением.

Чтобы понять трагедию Православной церкви в России в ХХ веке, недостаточно ограничиться только ее послереволюционной историей. Необходимо взглянуть и на кризис православия исторически, имея в виду основы взаимоотношений между Церковью и Государством, заложенные в эпоху императора Константина и его непосредственных преемников. Конец этой затянувшейся константиновской эпохе положил декрет СНК РСФСР от 23 января 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Однако в свете последовавших за этим декретом гонений, продолжавшихся семь десятилетий, многим дореволюционная эпоха и церковный «константинизм» видятся, чуть ли не как некий «золотой век», и нередки мечты о возвращении к нему. Поэтому необходимо поразмыслить над сущностью «константинизма» и над тем, к чему логически привело его осуществление на протяжении исторического пути России.

Внешне, если подходить формально и руководствоваться только цифрами, Церковь вступала в революционную эпоху как мощная организация. Официально к 1914 году в Российской империи было 117 млн православных христиан, которые проживали в 57 епархиях, управляемых 130 епископами, и 50 с лишним тысяч священников и дьяконов служили в 48 тыс приходских храмов. В ведении церкви находилось 35 тыс начальных школ и 58 семинарий, а также больше тысячи действующих монастырей с почти 95 тыс монашествующих. Более того, в последнее предреволюционное столетие открылось в стране больше монастырей, чем за какое-либо другое столетие в истории России. Уровень богословской науки никогда не стоял так высоко. Были значительные достижения и в области православного миссионерства особенно на территории Аляски, Японии, Сибири и Дальнего Востока. Хотя интеллигенция в основном оставалась чуждой или даже активно враждебной Церкви, возвращение в Церковь цвета русской философской мысли, повлекшее за собой так называемый русский религиозно-философский ренессанс, не только имело немалое духовное значение само по себе, но и положило начало притоку в Церковь представителей русской интеллектуальной элиты, хотя они и оставались меньшинством в своей среде.

Но все эти сдвиги оказались совершенно недостаточными в момент крушения империи. Не имея канонического главы (патриарха) и традиционной соборной структуры, которая обеспечивала бы двустороннюю связь центра с периферией, Церковь вступила в революцию разъединенной, а с отречением царя – формально земного главы церкви и обезглавленной. В условиях общего распада государственности церковь осталась без инфраструктуры, и каждому было ясно, что виной тому монархический абсолютизм.

Официально сторонясь политики и насилия, согласно принципу «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу», Русская православная церковь старалась, однако сохранить свою автономию и былые права. Симпатии к политическим программам заботили тогда церковь не слишком. Отношение русского православия к политике выразил в докладе на заседании Поместного собора в тревожные ноябрьские дни 1917 г. профессор С. Н. Булгаков: «Церковь не предначертывает путей для достижения политических задач; православное сознание отличается от католического... В смысле внутреннем и религиозном нельзя допустить отделения Церкви от государства: Церковь не может отказаться быть светом миру, не изменив вере. И задача ее определяется не бойкотом неугодной власти, а великой ответственностью перед Богом за народ».

Тем временем правительство дало добро на созыв Всероссийского Поместного церковного собора. Здесь впервые и определились две противостоящие друг другу точки зрения на будущую форму управления. Одна, отстаиваемая профессором Покровским, имела в виду полное отделение Церкви от государства и принятие синодально-соборной структуры церковного управления. Сторонники другой, возглавляемые князем Е. Трубецким и Сергеем Булгаковым, не подвергая сомнению самый принцип отделения, одновременно стояли за то, чтобы за православием, как за Церковью национальной, оставался особый статус - primusinterpares (первая среди равных ); Церковь, по их мнению, столь органически срослась с народом, его культурой и государственностью, что ее уже и невозможно оторвать от общественного организма - национального государства.

Однако вскоре искания богословов оказались в политических путах государства, а надежды верующих разбились о рифы циркуляров и декретов народных комиссаров. Советская власть, исходя из принципа идеологической монополии, расценило избрание Тихона главой церкви как угрозу со стороны противостоящей ей политической силы, видя в патриархе преемника и носителя идей поверженного монархизма, духовного самодержца над верующими и непримиримого своего врага. Страх перед объединением существовавших тогда реальных политических противников под церковными знаменами подгонял большевиков к началу антирелигиозной войны, для развязывания которой нужен был весомый и наглядный повод.

1.3 Церкви и государства в период гражданской войны.

Долгие годы документы об этой войне хранились в секретных архивах, а атеисты и религиоведы в СССР создавали миф об агрессивной антигосударственной и антинародной сущности Русской православной церкви в первые годы советской власти и о классовой злобе патриарха. С этой целью передергивались факты, вырывались из исторического контекста события, освещение которых приправлялось выгодными цитатами из посланий патриарха, духовенства и соборных определений. Прямой отсчет «антигосударственных» деяний духовенства атеистическая пропаганда вела с 11 ноября 1917 г, когда в послании Поместного собора социалистическая революция была названа «нашествием антихриста и беснующимся безбожием». Однако никто и никогда не писал о действительных причинах принятия такого обращения. А ведь ему предшествовали не признанные в России вплоть до сегодняшнего дня гуманные акты Русской православной церкви, которая оказалась, пожалуй, первой провидицей грядущей Гражданской войны и, как могла, попыталась предотвратить ее еще летом 1917 года.

24 августа экстренное соборное совещание приняло «Послание Священного собора Православной Российской церкви всему православному народу русскому», в котором предупреждало о грядущих событиях: «На несчастную Россию надвигается ужас междоусобной войны, наша Родина стала предметом поношения среди иноземцев из-за алчности, трусости и предательства ее сынов». Это обращение заканчивалось призывом к объединению всех сил во имя спасения Родины. В тяжкие дни октябрьско-ноябрьских событий в Москве Русская православная церковь вновь попыталась остановить братоубийственное кровопролитие. 2 ноября 1917 года делегаты от Поместного собора во главе с митрополитом Тифлисским Платоном посетили Московский Военно-революционный комитет с просьбой о прекращении огня. В тот же день Собор принял обращение, в котором просил победителей при всех обстоятельствах щадить жизнь побежденных, не допуская мести и жестокости по отношению к ним.

В основном Собор принимал решения по вопросам, которые касались проповеди, монашества, статуса женщины в Церкви и др. Постановлялось читать проповедь на всех богослужениях, а не только по воскресным дням и великим праздникам, как то было до революции.

Решениями о монашестве Собор восстановил автономию и внутренне демократический строй жизни монастыря, а также возложил на него новую, более важную миссию в делах церковного просвещения и обучения. Помимо прочего, речь шла о необходимости специальных академий и школ для монашествующих.

Помехой, остановившей деятельность Собора и сделавшей невозможным выполнение его решений, явилось, конечно, ленинское государство. Находясь в плену марксистских представлений, согласно которым религия есть не более чем надстройка над неким материальным базисом, Ленин первое время был всецело убежден в том, что он разом покончит с церковью одним ударом - попросту лишив ее собственности. И 11 ноября из Петрограда в Москву поступила депеша о конфискации, согласно декрету Совнаркома, у Русской православной церкви всех учебных заведений.. Вот тогда – то Поместный собор и назвал большевистскую рать «нашествием антихриста и беснующимся безбожием». А с 10(23) декабря 1917 г. до 20 января (2 февраля) 1918г. участники Поместного собора находились на рождественских каникулах. Именно в это время один за другим посыпались официальные законодательные акты, направленные на ограничение прав церкви.

18(31) декабря 1917 г. был опубликован декрет ВЦИК и СНК о гражданском браке, о детях о введении книг актов гражданского состояния, признавший отныне юридически недействительным церковный брак. В январе 1918г. декретом СНК были ликвидированы духовники в армии, отменены все государственные дотации и субсидии церкви и духовенству.

20 января (2 февраля) 1918 г. был принят и 23 января (5 февраля) опубликован декрет СНК о свободе совести, церковных религиозных обществах, осуществивший отделение церкви от государства, национализацию церковного имущества и поставивший Русскую православную церковь в жесткие рамки всяческих запретов и ограничений. Отныне она теряла юридическое лицо, лишалась собственности и права приобретать ее. Опубликованный еще 31 декабря 1917 г. (13 января 1918 г.) проект этого декрета вызвал бурю негодования в среде духовенства. Одним из первых с требованием непринятия закона об отделении церкви от государства выступил митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин. В протесте от 10 января 1918 г., адресованном СНК, он писал: «Я считаю своим нравственным долгом сказать людям, стоящим в настоящее время у власти, предупредить их, чтобы они не приводили в исполнение предполагаемого декрета об отобрании церковного достояния. Православный русский народ никогда не допускал подобных посягательств на его святые храмы. И ко многим другим страданиям не нужно прибавлять новых». К голосу митрополита Советская власть не прислушалась, а имя иерарха было занесено в списки врагов революции.

Этот проект декрета явился ответом на постановление Синода «О юридическом статусе Русской православной церкви» от 2 декабря 1917г., в котором содержалось требование не принимать никаких законов, относящихся к церкви, без предварительной консультации с нею и без ее санкции. Ни на какие подобные переговоры советское государство идти не собиралось. Отсюда - и протест патриарха Тихона, прозвучавший в «Послании к архипастырям и всем верным чадам Русской церкви» от 19 января 1918 г. В нем патриарх характеризовал происходившие события как гонение на церковь и предал анафеме всех тех христиан или хотя бы «по рождению своему» принадлежавших к церкви лиц, которые творили насилие над невинными людьми либо принимали участие в мероприятиях, направленных против.

Глава 2. Изменение в политике Советского государства в отношении

церкви и позиция духовенства (1921-1927гг.)

2.1. Конфликт с патриархом Тихоном и секуляризация

церковного имущества.

Русской православной церкви. Он призывал прихожан активно становиться «в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силы своего святого воодушевления», и «не вступать с извергами рода человеческого в какое-либо общение».

Такое заявление не могло пройти незамеченным. За его поплатится не только патриарх. Еще враждебнее встретили большевики «Постановление Святейшего патриарха и Священного Синода» от 15 февраля 1918 г., в котором говорилось о непринятии верующими атеистических действий. В принятом Поместным собором «определении» 1917-1918 гг. были перечислены наказания за лояльность по отношению к Советской власти: епископы и священнослужители, «содействующие проведению в жизнь враждебных церкви положений декрета о свободе совести и подобных ему актов, подлежат запрещению в священно служении и в случае не раскаяния извергаются из сана», а миряне отлучаются от церкви. Протест духовенства остался в тени. Состоялось принятие декрета, которому 25 января 1918 г. Поместный собор дал следующую оценку: он «представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной церкви и акт открытого против нее гонения».

Однако своей цели – мобилизации всех священнослужителей и мирян на борьбу с Советской властью – «соборным отцом», возглавляемым патриархом Тихоном, достигнуть не удалось. Более того, ропот на политиканствующих церковников усиливался, и исходил он не только от основной массы рядовых верующих, но и от все возраставшего числа священнослужителей. Кризис доверия к церковному руководству обретал в русском православии все более зримые черты.

Складывающаяся ситуация требовала осторожности, терпимости, строгой последовательности проведения официальных актов в жизнь, глубокого понимания реформы государственно-церковных отношений. Вместо этого возник острый конфликт между государством и церковью, который на местах усугублялся бесконтрольными действиями безбожников всех мастей, не только истинных атеистов, но и разнузданных грабителей, а порою и провокаторов. Вскоре последовали террористические акции: в Киеве был убит митрополит Владимир, а в реке Тобол утоплен епископ Гермоген, невинными жертвами оказались сотни священнослужителей более низкого ранга. Развернувшийся террор против духовенства провоцировал волнения среди верующих.

Почувствовав угрозу самоизоляции, иерархическая верхушка Русской православной церкви решила изменить тактику: не афишировать своей солидарностью с внутренней контрреволюцией и иностранной интервенцией, отказаться от открытых призывов к свержению Советской власти и публично заявить о таком отказе. 8 октября 1918 г. патриарх Тихон опубликовал послание, в котором содержался призыв к епископату и духовенству «уклоняться от участия в политических партиях и выступлениях», «повиноваться всякому человеческому начальству в делах мирских» и не давать Советскому правительству повода для подозрений в нелояльности.

Но стратегия тихоновцев осталась прежней: ожидание падения Советской власти и готовность содействовать этому падению при наличии благоприятных обстоятельств. В начале 20-х годов небывалая засуха в Поволжье и ряде других регионов страны создала угрозу голодной смерти для миллионов людей. Нужны были средства для закупки хлеба за границей, а их у Республики Советов не было. Возникла идея использовать для этой цели часть ценностей, сосредоточенных в храмах. 23 февраля 1922 г ВЦИК издал декрет, согласно которому местным Советам предлагалось в месячный срок изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам, те драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие которых не может существенно затронуть сам культ, и передать их в органы Народного комиссариата финансов со специальным назначением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим.

Тихон решил сорвать проведение данного декрета в жизнь и тем самым сделать советскую власть беззащитной перед лицом голода, ускорить ее крах. 28февраля 1922 г. он обнародовал послание, в котором заявил: «Мы не можем одобрить изъятие из храмов освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается законами вселенской церкви и карается ею как святотатство – мирянин отлучением от нее, священнослужитель – извержением из сана».

Приверженцы патриарха восприняли это послание как призыв к активным антисоветским действиям. Они натравливали религиозных фанатиков на членов комиссий, занимавшихся изъятием церковных ценностей, что привело к многочисленным эксцессам с кровавым исходом. Однако ни сорвать проведение в жизнь декрета от 23 февраля 1922 г., ни помешать эффективной борьбе с голодом, ни восстановить население охваченных засухой районов страны против Советской власти церковники не смогли и в этот раз.

Наиболее активные организаторы и участники антисоветских церковных акций предстали перед народным судом и были сурово наказаны за противозаконные действия подрывного характера.

На одном из судебных процессов, проходивших в Москве, в качестве свидетеля выступал сам патриарх Тихон, попытавшийся уйти от ответственности за те эксцессы, которые были спровоцированы духовенством во исполнение его предписаний, и переложить всю вину на непосредственных участников эксцессов. Однако факты и документы, предоставленные суду, с неопровержимостью доказали, что злостный саботаж мероприятий Советского правительства по борьбе с голодом осуществлялся епископатом и духовенством по прямому указанию главы церкви. По делу патриарха Тихона началось следствие, а сам он был изолирован.

Русская православная церковь оказалась без своего лидера. Давно начавшийся кризис доверия религиозных масс к «духовным пастырям» усугубился кризисом церковного руководства. Традиционное русское православие вступило в полосу всеобщего кризиса, выход из которого можно было искать лишь на путях политической переориентации Русской православной церкви. Только такая переориентация могла вернуть епископату и духовенству влияние на прихожан-трудящихся, ставших в условиях социалистического общества основной социальной опорой церкви.