Реферат: Школа страдания
И леса нет — одни деревья.
Именно от "Машеньки" потянется нить к новым героям экрана, к ровесникам героев, увиденным глазами послевоенного искусства.
Сценаристу Евгению Иосифовичу Габриловичу (1899–1993) принадлежит в советском кинематографе совершенно особая роль: посла и собирателя человечности, пронесшего свое "Верую!" через долгую жизнь и все перипетии эволюции кино. В 1930-х его вечно ругали за "камерность". Действительно, он ухитрился даже революционную эпопею Октябрьской революции перевести в план некоего семейного романа в "Последней ночи", изобразить героя революции скромнейшим кладовщиком ("Коммунист"), командира соцстройки — рефлектирующим интеллигентом, отказывающимся от поста, чтобы не способствовать лжи ("Наш современник"), ученого с мировым именем — растерянным дедом, кому всего на свете дороже внучка, переживающая крах своей первой девичьей любви ("Монолог"). В "Объяснении в любви" (1978) — биографической повести о журналисте — с глубоко личной интонацией Габрилович раскрыл тему верности, вечной влюбленности человека в свою Прекрасную Даму — до глубокой старости.
В военные годы фронтовой корреспондент и очеркист Габрилович написал сценарий еще одного фильма, ставшего и остающегося до сих пор фаворитом публики.
Это "Два бойца" режиссера Леонида Лукова с двумя коронными ролями — закадычных друзей, героев-солдат: "Саши с Уралмаша", сыгранного молодым Борисом Андреевым, и одессита Аркадия Дзюбина в сверкающем юмором исполнении Марка Бернеса. Спетые им бессмертные песни Никиты Богословского "Темная ночь" и "Шаланды полные кефали" вместе с "Катюшей" и "Синим платочком" распевала буквально вся страна, фронт и тыл. Это заполнялся в кино вакуум лирики, нежности, дружбы, юмора, это лучшие и милые черты народной души прочерчивались на военном экране, суровом, резком, не знающем полутонов.
Отсюда и привязанность к комедии, особенно на фронте. Военное кино породило и других симпатичных веселых героев, таких как кашевар Антоша Рыбкин — Б. Чирков из одноименной комедии Константина Юдина, как простодушные летчики из "Небесного тихохода", которые смешно распевали еще один военный шлягер:
Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилоту, скажем прямо, делать нечего…
А самый симпатичный из них, кого играл любимец народа еще с "Трактористов" Николай Крючков, бедолага, был списан на У-2 по ранению, да еще влюбился не в свою девушку в пилоточке, а в заезжую красотку-корреспондента, увы, "Пионерской правды"… Лирическая комедия И. Пырьева "В шесть часов вечера после войны" самой своей темой близкой победы, радостной верой и ожиданием едва ли не затмила славу картин "Богатая невеста" и "Свинарка и пастух".
Вернемся к отрогам Тянь-Шаня и ненадолго погрузимся в быт эвакуированного кино.
Народным артистам, знаменитостям, звездам город отдал только что выстроенный "под ключ" дом на углу улицы Кирова. Он прославится в анналах под названием "лауреатник". Менее знаменитые и те, кто помоложе, получили места в общежитиях. Гостиница "Советская" — улей из каморок — называлась "Дом искусств". Кровати ставили и в фойе кинотеатров.
Вот что пишет Г. М. Козинцев — в ту пору уже режиссер с мировой известностью — о том, как жили в "лауреатнике": "Полное "На дне" Горького. Со стен течет — сырость. Четыре койки. Я все просил развесить белье — этого мне не хватало как формалисту для полного образа"5.
Так шутил новоиспеченный хозяин ночлежки. Трауберги жили впятером. Бабочкин, приехав позднее, долго добивался ордера в этот дом, а когда добился, вынужден был вселиться туда вдесятером — с женой, детьми и родственниками, приехавшими из Саратова. Эйзенштейн разместил свою огромную библиотеку, которую вез из Москвы, ибо без книг существовать не мог, в одной комнате.
Но никто не роптал. Вся страна жила так. Гордились, что помогают фронту. Больше удручали не бытовые трудности и не убогий карточный паек, а униженная погруженность в низменные заботы, в поиски денег и пропитания вплоть до обмена и торговли на базаре.
Спасала от отчаяния прежде всего работа сверх головы. Рассказывает режиссер-документалист Седда Пумпянская: "Мы с мужем, оператором Борисом Пумпянским, начали работать в Алма-Ате в 1938 году. Я не помню в Алма-Ате дождей. Всегда помню солнце и голубое небо. И горы, которые сейчас загорожены высокими домами.
Мы уже получали сюжеты с фронта, когда приехали москвичи, и одним из последних Дзига Вертов со своей женой Елизаветой Свиловой. Он сразу стал делать журнал "Советский Казахстан". Я знала Вертова и раньше, но работать с ним мне довелось впервые. Я училась у него монтажу. Мы сидели за монтажным столом под керосиновой лампой. Вертов делал журнал, но мечтал о большом фильме, задумал фильм о связи фронта и тыла. Написал сценарий и начал съемки. Я была у него ассистентом. Он придавал большое значение музыке картины и пригласил прекрасного композитора Гавриила Попова.
Работали в трудных условиях. В три смены. В павильонах не топили даже зимой. Пар шел изо рта. Не было никаких автоматов, монтажницы склеивали кадры руками. И когда смонтировали негатив, он не прошел через автомат. Мне пришлось целую неделю переклеивать, что удалось только благодаря моей тогдашней памяти…"6
В единственном же большом павильоне, который потом долгие годы оставался реликтом, а сейчас возвращен к своему первоначальному назначению зрительного зала, снимался "Иван Грозный". Рабочие моменты, запечатленные вторым режиссером и фотографом картины Виктором Домбровским и ныне хранящиеся в Музее кино, поистине "фототеатр режиссуры Эйзенштейна". Перед нами великий подвиг — творческий, гражданский, человеческий — фильм "Иван Грозный" Сергея Михайловича Эйзенштейна.
Список литературы
1. Борис Пастернак. Доктор Живаго. С. 490.
2. Цит. по: Г. Бояджиев. Марецкая. М., 1954. С. 139.
3. La Settimana. Roma. 12 aprile 1945.
4. Цит. по: Марк Донской. Сб.; М., 1973.
5. Григорий Козинцев. Переписка. М., 1998. С. 40.
6. Из выступления С. Н. Пумпянской на конференции по ретроспективе "Звездное кино Алма-Аты" (Фильмы ЦОКС 1941–1944) в рамках Международного кинофестиваля "Евразия".