Реферат: События 1968 года в Париже. Контркультура

Пятикратно подвергшийся публичным унижениям Дэн Сяо-Пин вернулся из деревни, где он ухаживал за лошадьми. Мао умер в 1976 году. В Париже президентом стал Помпиду, а после него Жискар д' Эстен, тоже голлист. Они восстановили лишь на один месяц пошатнувшуюся, власть среднего возраста. Иногда можно услышать что якобы Ги Дебор и его коллектив “ситуационистов” били идеологами мая 1968 года. Это не соответствует действительности. Спорно, даже просто влияние “ситуационистов” на те события. Разве что ничтожно малая часть самых легких лозунгов, например, “Под мостовой - пляж!”, по слухам, - “ситуационистская”. Ни Ги Дебор, ни Курт Вангхэйм не были ни лидерами, ни идеологами мая 1968 года в Париже.

Точно также не был лидером и Герберт, хотя книгу его “Одномерный человек” читали, но ничего от влияния довольно тяжелой и скорее “high brow” философии Маркузе в событиях мая 1968 года в Париже и в позднейших бунтах в Праге, в Германии и в США не прослеживается, скорее это были стихийные, плохо осознанные волнения самого работоспособного призывного возраста по поводу своей роли в жизни общества. Подчиненной старшему возрасту роли. А толчок и пример дал Мао, мудрый Мао, де Голль уже свидетельствовал (цитата из де Голля “они стремятся к китайской Культурной революции”) что хунвейбины - отцы студенческого бунта в Париже в мае 1968.

Так же, как и среди парижских товарищей майской революции, среда “хиппи” серьезных идеологов не обнаружилось. Тимоти Лири, “пророк ЛСД” с его идеологией наркотиков, конечно, выглядел несерьёзно. Кен Кизи с романом “Полёт над гнездом кукушки”, опубликованным в 1961 году, впоследствии экспериментировал с наркотиками и жизнью в коммунах - но в лидеры так и не вышел.

Мэнсон запятнал движение “хиппи” криминалом. 70-е годы, особенно их первая половина, скорее по инерции продолжали быть молодежными. В 1975 году в Лондоне на Кинге родилось движение punks (юный хулиган - на сленге 40-х годов). Однако хотя рыжий, как Кон-Бендит, Малколм Макларен был способен создать и создал стиль “молодого хулигана”, панки ограничились стилем, как идеологией, лишь добавив туда стихийного анархизма.

Революционеры 60-х годов, захотевшие продолжить борьбу в 70-е в основном ушли в радикальную политику, и эта дорога привела их, германских пацанов, в RAF, а итальянцев - в Красные “Бригады”. Что до французов, то самым радикально крутым оказался Поль Гольдман (брат певца Жан-Жака Гольдмана) - лысый крепыш. Он был застрелен при экспроприации банка в 1973 году. В том же году была запрещена организация “Автономов” - эти ребята в масках участвовали во всех демонстрациях любого толка и превращали их под конец в схватки с полицией.

Симптоматично, что ещё даже более ранний кумир молодёжи, Элвис Пресли срочно умер в 1977 году, успел уложиться во временной лимит. Только все более редкие взрывы и террористические акты “Красных бригад” и РАФовцев вплоть до середины 80-х годов ещё напоминали время от времени о Надеждах европейской молодёжи захватить власть.

Начинающему в жизни юному человеку более всего близок лозунг: “Кто был ничем, тот станет всем!” Ибо, достигнув сознательных 14 лет, пацаны только об этом и грезят: волшебным образом, сразу. Одним прыжком стать “всем”. Потому они обожествляют эпохи, в которые это было возможно. Эпохи революций, когда 16-летние командовали полками, а 20-летние - армиями. Эпоха конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века вначале представлялась части наших молодых людей такой эпохой. Но надежд она не оправдала.

Молодежь - жертва в любом государстве. Все тяжести - свалены на неё. Средний возраст управляет и командует, дети и старики едят за счёт родителей и прошлых заслуг, а всех тащат на себе те, кого в объявлениях о приёме на работу зазывают: “требуются здоровые молодые люди в возрасте до 35 лет”. От них требуется так же безропотно отдавать свои жизни и конечности в войнах развязанных средним возрастом. В прямом и переносном смысле молодёжь есть самый угнетённый класс современного мира, как у Маркса таковым был пролетариат, то в современном мире, место пролетария заняла молодежь.

2. Французские ситуационисты и их наследие

Начавшаяся студенческими волнениями и радостно встреченная миллионами французских трудящихся, буря грозила уничтожить не только казавшееся непобедимым буржуазное государство, но и онемевших от ужаса стражей революции - профсоюзы и левые партии. Парижское восстание представляло собой гигантский шаг вперед по сравнению с предыдущими попытками разрушить существующий общественный порядок, и несмотря на то, что оно потерпело поражение, в течение нескольких недель казалось, что новый утопический мир уже показался на горизонте.

В центре этого политического шторма была неприметная, но все же очаровательная организация самозваных революционеров - Ситуационистский Интернационал (СИ). Хотя СИ никогда не насчитывал больше нескольких десятков человек на протяжении всей своей короткой истории, справедливость требует признать, что именно он разжег огонь. В своей пропаганде и агитации ситуационисты предлагали критику существующего общества, которая замечательным образом отражала скуку, разочарование и отчуждение, которые чувствовали миллионы людей в "лучшем из возможных миров". Ситуационисты держали руку на пульсе скрытого недовольства современных им шестидесятых.

Прошло более двух десятилетий с момента роспуска Ситуационистского Интернационала, и события мая 1968 года в Париже уже стали частью истории. Но, несмотря на это, столь эфемерная организация с намеренно трудными теоретическими положениями остается ярким романтическим символом революционного оптимизма шестидесятых.

Ситуационисты развивались внутри столетней традиции артистического и политического радикализма, выросшего из отказа от аристократического, религиозного и буржуазного патронажного отношения к искусству. Напряженные отношения между богемной культурной инновацией и буржуазным самодовольством достигли апогея с Первой Мировой войной, завершившись соединением артистического и культурного недовольства в дадаизм и сюрреализм. Умышленно принимая абсурдность, дадаизм пытался подорвать традиционные определения искусства и культуры, используя эту точку как рубеж атаки на общество, которое, по его мнению, должно было быть разрушено. "Предстоит совершить огромную разрушительную работу" по подрыву буржуазной культуры, восклицал Тристан Тцара в манифесте дадаистов 1918 года.

Сюрреализм развился на обломках Дада, и его деятелям, под строгим руководством Андре Бретона, предстояло заново выстроить и усовершенствовать критический проект Дада. Сюрреалисты отвергли энтузиазм, с которым дадаисты приветствовали абсурд, ради строгой дисциплины в рамках четко определенной революционной перспективы. По мнению сюрреалистов, общество, главной целью которого являлось сохранение капитала, было обречено на эстетическую нищету.

Сюрреалистский подход принял форму исследования тех видов деятельности и артистических приемов, которые освобождали бессознательное и объединяли его с рациональным в единое целое. Автоматизм - спонтанное производство "потока сознания" - в литературе, живописи и в повседневной жизни был определяющей сюрреалистской техникой, полезной, по их мнению, для раскрытия и исследования запретных мыслей и представлений. Как в поэзии Лотреамона, так и в картинах Дали и в манифестах Бретона, нападки сюрреалистов на буржуазную культуру были попыткой разрушить нездорово рациональное общество, уцепившись за сверхрациональное.

Ситуационистский Интернационал вырос не только из теории авангарда, но и из французской марксистской традиции, хотя и очень неортодоксальной. Исторические обстоятельства сделали возможным это пересечение интересов авангарда и социализма. Преступления сталинизма и очевидная неудача троцкизма превратили послевоенный Париж в благодатную почву для возникновения новых синтезов. Особо важное значение для споров, которые вновь возникли в работах ситуационистов в 1960-е годы, имели идеи Корнелиуса Касториадиса и группы, возникшей вокруг журнала Socialisme ou Barbarie ("Социализм или варварство"), в которой некоторое время состоял и ведущий ситуационистский теоретик Ги Дебор.

Ситуационистский Интернационал формально был создан в 1957 году путем объединения двух взаимодополняющих, но так до конца и необъединимых течений в европейском авангарде. С одной стороны, это были революционные художники из Международного движения за имажинистский Баухаус (IMIB), среди которых особо выделялись датский художник Асгер Йорн и бельгийский сюрреалист Кристиан Дотремон. Бывшая обломками, оставшимися после кончины сюрреализма, эта "северная сеть" поклялась продолжать нападки на официальную культуру через поэзию, музыку, живопись и "революционную архитектуру". Она также недвусмысленно отрицала реакционные и мистические наклонности сюрреализма, высказываясь в пользу радикального коллективного действия.

Второй группой были леттристы - возникшее в Париже неосюрреалистическое течение, к которому принадлежал и будущий гуру Ситуационистского Интернационала Ги Дебор. Леттристы предлагали делать с буквами то же, что дадаисты и сюрреалисты делали со словами, используя именно их, а не более крупные части в качестве основы единого искусства, "звуковой поэзии". Леттристский Интернационал (ЛИ) настаивал не только на том, что авангард должен вырабатывать строгую критику общества, но и на том, что искусство должно "реализоваться и подавляться". Попросту говоря леттристы призывали к тому, чтобы повседневная жизнь проживалась как искусство, тем самым, делая бессмысленным выделение последнего в отдельную дисциплину.

В тексте, подготовленном для того, чтобы объявить о создании Ситуационистского Интернационала, Дебор набросал основные тезисы для новой организации: "То, что называется культурой, отражает и определяет возможности организации жизни в данном обществе. Наша эпоха в основе своей характеризуется отставанием революционного политического действия от развития современных возможностей производства, которые требуют лучшей организации мира". Или, говоря короче, "прежде всего, мы считаем, что мир должен быть изменен", - и должен быть найден новый способ действия, поскольку все предыдущие попытки оказались неудачными.

Период с 1957 по 1962 год стал взрывом творчества ситуационистов, начиная с "индустриальной живописи" итальянца Галлицио, пытавшегося разрушить рынок искусств, и кончая "модифицированными" портретами Асгера Йорна и архитектурными фантазиями Констана. Это был и период расцвета Ги Дебора и Рауля Ванейгема как теоретиков и пропагандистов. Но практическая деятельность также вскрыла идеологические трещины внутри СИ, в частности по вопросу о включении "ситуационизма" в существующий мир искусств. Результатом стал раскол СИ в 1962 году, после которого большинство из нескольких десятков человек, составлявших движение, либо отошли от него, либо были исключены.

Хотя в Ситуационистском Интернационале нашли свое выражение разнообразные утопические тенденции, отражавшие развитие как авангардных художественных течений, так и радикальной политической критики, в данной статье нас интересует прежде всего последнее. Именно после раскола между германскими и скандинавскими "эстетами", с одной стороны, и более политизированными парижанами, с другой, ситуационистская теория достигла своего наивысшего развития. В то время как от Ситуационистского Интернационала осталось наследие, принадлежащее перу различных авторов, именно Дебор и Ванейгем были авторами основных ситуационистских текстов. "Общество зрелища" Дебора и "Революция повседневной жизни" Ванейгема определяют лицо Ситуационистского Интернационала как теоретически, так и стилистически.

3. Цели революции

Ситуационисты поставили своей целью ни больше, ни меньше - вызвать социальную революцию, которая положила бы конец отчуждению человечества, причиной которого является жизнь в товарных капиталистических общественных отношениях, и установить эру освобожденного существования, где жизнь становится искусством. Несмотря на то, что Дебор использовал традиции авангарда в качестве инструментария, с помощью которого можно было синтезировать идеи, казавшиеся подходящими, совершенно очевидно, что его творчество оставалось в рамках марксистской традиции, хотя и очень еретической. Его "Общество зрелища" недвусмысленно опирается в своем анализе на теоретические построения марксизма, в частности на его исторический материализм с упором на концепции классового господства и классовой борьбы.

Где Дебор отошел от ортодоксального марксизма, так это в том, что он подчеркивал роль потребления, которое сменило производство в качестве двигателя зрелого капитализма. Дебор считал, что с переходом к позднему капитализму накануне Второй Мировой войны, требования экономики определили образ нового человека - потребителя. Вторя Маркузе, Дебор писал о том, что в зрелом капиталистическом обществе до того репрессируемые и сублимированные желания были теперь освобождены, но лишь для того, чтобы служить капиталу. Присущее капитализму отчуждение, которое раньше осознанно ощущалось как противоречие и потому служило диалектической основой для революционных преобразований, теперь стало удобным и бессознательным по мере того как людей засасывало в апатичное блаженство потребления. Классовое господство теперь проявлялось в основном в форме культуры и идеологии, а не грубого принуждения.

Именно это было определяющей характеристикой "общества зрелища" Дебора: "Жизнь обществ, в которых господствуют современные условия производства, выступает как огромное скопление зрелищ". Под зрелищем Дебор понимал все средства и методы, кроме прямого насилия, которые власть использует, чтобы вытеснить потенциально политические, критические и творческие человеческие проявления к границам мысли и поведения. Другими словами, "зрелище" - это общественное отношение.

Загипнотизированные радостями потребления и не осознающие своего все усиливающегося отчуждения, люди отворачиваются от изменения мира и собственного освобождения.

Их журнал Internationale Situationniste("Ситуационистский Интернационал"), издававшийся ежегодно постоянно менявшимся редакционным коллективом, откликался на большое количество различных тем. Анализ международного положения от Алжира до восстания в Уоттсе (негритянский пригород Лос-Анджелеса) соседствовал с критикой политики и языка, техническими рекомендациями по культурному и художественному вмешательству в жизнь, и постоянно присутствовавшей концепцией "единого урбанизма", интегральной теорией города.

На страницах журнала можно было найти инструменты, которыми пользовались ситуационисты. Самыми известными из них были преобразованные комиксы и другие образцы массовой культуры. Словесные пузыри романтических комиксов были наполнены политической пропагандой, обворожительные героини настаивали на том, что "освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих".

Преобразованные комиксы и плакаты, а также картины Йорна и Галлицио, или расписанные стены Парижа в мае 1968 года были образцами основной ситуационистской техники - detournement. Detournement, что можно перевести как диверсия, разрушение или нападение, был попыткой противопоставить гипнотической власти общества зрелища его же слова, символы и тотемы. Идея заключалась в том, что надо отнять у зрелища и его проявлений их смысл, изменив образ этих объектов, переставив составляющие их части, расположив различные объекты в новом порядке, тем самым провоцируя шок, который поднимет субъективное сознание людей до осознания того, что реальность мира зрелища на самом деле является лишь "материализацией идеологии", а не естественным состоянием природы. Окончательный detournement, конечно, должен стать переворотом существующего общества с ног на голову в ходе революционного фестиваля.

Ситуационистская теория требовала практики, которая разбила бы неприступные стены идеологической мистификации. Так же как detournement бросал вызов смыслу зрелища, создание ситуаций, - моментов свободной спонтанной игры, которые бы одновременно разрушали существующие общественные отношения и определяли отношения в пост-капиталистическом будущем, - было необходимо, чтобы достичь революционного праздника. Эти сознательные попытки избавиться от контроля зрелища над воображением сделают возможным выражение и реализацию до того репрессируемых желаний и достижение освобожденной и неотчужденной жизни.

Поскольку ситуационисты разрабатывали свою теорию и практику в десятилетие после 1957 года, их мало кто знал за пределами авангардных и ультралевых кругов. К тому же, они казались страшно оторванными от жизни, настолько, что часто становились объектом насмешек из-за своей занятной оторванности от "серьезных" общественных и политических дебатов. Но с казавшимся невероятным взрывом студентов и рабочих в 1968 году, сущность мира зрелища оказалась разгаданной, и оказалась она именно такой, как и предсказывали ситуационисты. По крайней мере, в течение нескольких недель западная капиталистическая страна жила мечтой ситуационистов.

4. Как всё начиналось