Реферат: Сократический метод
Лахес: Ты прав, Сократ, но в таком случае я попытаюсь дать третье определение мужества и скажу, что мужество есть благоразумное упорство. Надеюсь, это тебя удовлетворит?
Сократ: Оно, возможно, меня удовлетворило бы, но все дело в том, что я не знаю, что ты имеешь в виду, употребляя слово «благоразумное». Благоразумное в чем? Во всем? И в большом, и малом? Скажем, человек проявляет упорство в том, что тратит деньги благоразумно, зная, что в конечном счете он от этого только выиграет и приобретет больше. Назвал бы ты его мужественным?
Лахес: Клянусь Зевсом, нет!
Сократ: Или, чтобы привести аналогичные примеры, скажем, врач остается упорным, проявляет твердость и на мольбы своего больного сына или другого больного, страдающих воспалением легких, отказывается дать им пить и есть. Назовем ли врача мужественным?
Лахес: Нет, и это не мужество.
Сократ: Тогда возьмем, к примеру, человека, выказывающего упорство на войне и готового сражаться, но расчетливого в своем благоразумии. Он знает, что к нему придут на помощь? Ему также известно, что он будет сражаться с более малочисленным и более слабым противником, к тому же находящимся в менее выгодной позиции. Скажешь ли ты, что этот человек, чья стойкость основана на расчете, более мужествен, чем тот воин, который находится в противоположных обстоятельствах своего лагеря и готов тем не менее сражаться, проявлять стойкость и упорство?
Лахес: Мне кажется, последний мужественнее.
Сократ: Но ведь стойкость этого менее осмотрительна, менее благоразумна, чем первого.
Лахес: Верно говоришь.
Сократ: Тогда, значит, по твоему мнению, и опытный в сражении наездник, проявляющий упорство и стойкость, менее мужествен, чем новичок?
Лахес: Так мне кажется.
Сократ: То же самое ты скажешь о метком стрелке из из лука и о другом воине, опытном в какой-либо области военного искусства?
Лахес: Конечно.
Сократ: И те, кто не умея плавать, но желая показать стойкость, бросаются в водоем, ты полагаешь, смелее и мужественнее тех. кто обладает опытом в этом деле?
Лахес: Что же другое можно сказать, Сократ?
Сократ: Ничего, если в самом деле ты так думаешь.
Лахес: Да, я так думаю.
Сократ: Однако, если не ошибаюсь, эти люди в своем желании продемонстрировать упорство и стойкость подвергаются большей опасности и проявляют больше безрассудства, чем те, которые опытны в этом деле?
Лахес: Кажется.
Сократ: А не казалось ли раньше нам, что безрассудная отвага и упорство постыдны и вредны?
Лахес: Конечно.
Сократ: А мужество мы признавали чем-то хорошим?
Лахес: Верно, признавали.
Сократ: Но теперь же мы, напротив, называем постыдное, безрассудное упорство мужеством.
Лахес: Кажется, что так.
Сократ: Полагаешь ли ты, что мы говорим хорошо?
Лахес: Нет, клянусь Зевсом, Сократ, по-моему, нехорошо.
Сократ: Стало быть, Лахес, той дорической гармонии, о которой ты говорил, у нас с тобой что-то не выходит, потому что дела наши не согласуются со словами нашими.
Лахес: Понимать-то я, кажется, понимаю, что такое мужество, а вот только не знаю, как это оно сейчас от меня так ушло, что я не успел схватить его и выразить словом, что оно такое.