Реферат: Страны Востока итоги цивилизационных процессов ХХ век

Не случайно, что именно в Азии имели место многочисленные воору­женные агрессии соцстран - Кореи в 1950 г., Вьетнама в 1975 и 1978 гг., Китая в 1979 г. Можно возразить на это, что и Советский Союз вторгался в Венгрию и Чехословакию; но это качественно иной вид агрессии: вводить войска в страну-сателлита. Это, строго говоря, не агрессия, а реинтервенция, подтверждение своего господства, до­стигнутого в результате второй мировой войны. В Азии же было другое — именно агрессия, именно расширение своей сферы влияния наново. Пожалуй, единственный аналог этого в западном социалисти­ческом мире - интервенция СССР в Афганистане.

Нельзя не сказать и о другом: социализм в Азии вообще оказался более социалистичным как формация, чем в Европе. Геноцид Пол Пота на порядок отличался от геноцида Сталина. Отношение Мао Цзедуна к ядерной войне было радикально другим, нежели не только Хрущева, но и Сталина (последние ядерной войны все же серьезно опасались).

Вряд ли можно объяснить все это случайным стечением обстоя­тельств. Скорее всего, здесь сказалась азиатская концепция личности - отсутствие ее суверенитета, интегрированность личности в государст­во, безусловный примат всех вышестоящих структур - семьи, производ­ственной ячейки, партии, государства. Автору уже приходилось гово­рить о существовании так называемой "дилеммы Субботы", которую можно сформулировать на основе евангельского текста: что для чего - человек для Субботы (служившей в Евангелиях символом устоявшихся социальных структур и приоритетов) или Суббота для человека. Иначе говоря, что важнее - суверенность личности или подчинение личности интересам высших структур - семье, производственной ячейке, партии, национальности, конфессии, государству. В европейском сознании эта проблема так и осталась на уровне неразрешимой дилеммы, так или иначе присутствующей во всех основных учениях и в личном выборе человека. В Азии же, как представляется, дилемма Субботы была решена однозначно и именно в те времена, когда формировались циви-лизационные устои; при этом со всей определенностью было обозначе­но, что не Суббота для человека, а человек для Субботы. Если обра­титься к Евангелиям, то мы обнаружим прелюбопытную вещь: судя по всему схожее решение дилеммы формировалось и в Иудее, но Иисус разбил примат высших структур над человеком, подчинив его только Богу. Если бы не христианство, возможно, в средиземноморском очаге цивилизации сформировались бы сходные с азиатскими концепции взаимоотношения личности и высших структур. Однако этого не произошло.

Азия же решила дилемму Субботы однозначно, и это сказалось решительно на всех моделях трансформации Азии в XX в., но, пожа­луй, ни в одной так отчетливо, как в азиатской социалистической фор­мации. Это легко объяснимо. Социализм по определению тоже решает дилемму Субботы в пользу Субботы - высших структур, в особенности партии и государства. Однако в средиземноморском ареале цивилиза­ции его усилия нейтрализовались давней традицией выбора, двойствен­ности решения, его вечной неопределенности. В Азии, напротив, тради­ция в этом смысле становилась на сторону социализма. Отсюда и орвеллианский социализм Азии.

Второй группой феноменов трансформации Азии было развитие по квазизападному пути - привнесение рыночных отношений, либеральных институтов, интеграция в мир. Наиболее крупных успехов здесь доби­лась, конечно, Япония, по практически большинство несоциалистичес­ких стран Азии в той или иной мере шло по этому пути. Однако это не включило их в цивилизационном смысле в западный мир; более того в цивилизационном отношении они сохранили близость скорее к соцстранам Азии. Объяснение этого лежит, очевидно, в плоскости той же самой дилеммы Субботы. Азиатские общества заимствовали институты и экономические механизмы Запада, но в итоге по-прежнему говорили с Западом на разных языках. Если в мировых экономических отношениях язык Азии был все же понятен Западу, то уже во внутриэкономическом развитии этих стран этот язык становился труднопонятен, и экономи­ческий скачок Японии, Южной Кореи или Сингапура объяснялся не только волшебной силой рынка, но и абсолютной подчиненностью лич­ности интересам высших структур. Отношения японца или южнокорейца с его фирмой оставались за пределами понимания Запада: да, уход в "работу с головой был известен и Америке, и ФРГ, и Австралии, но нигде он не принимал таких абсолютных форм, как в Азии.

В годы "холодной войны" господствовало деление стран Азии на "своих" и "чужих", но это была условность. Во-первых, те страны, которые находились под американским военным зонтиком (в той или иной степени) или под политическим влиянием США, тем не менее, отличались от Запада по своим цивилизационным установкам. Во-вто­рых, существовала и ничейная земля - как в лице отдельных стран (Индия, Бирма), так и в лице отдельных бытийно-цивилизационных пластов в сознании формально верных союзников (Япония, Южная Корея). И это подводит нас к третьей группе феноменов, которая вовсе не обозначает отдельную группу стран, но которая присутство­вала практически во всех странах Азии.

Эту группу феноменов можно назвать поисками своего традиционного лица в новом цивилизационном потоке. Азия уже долгое время существовала в новой цивилизационной среде; каждая культура выдавала свою реакцию на эту среду, и среда деформировала куль­туры, местами снимая с них значительные пласты. Сложилась види­мость цивилизационной победы Запада над Азией; реальностью была определенная фрустрация национальных азиатских "я", "я" периода трансформаций под влиянием Запада. Но ядро культур сохранялось, и вот пришло время, когда начались поиски своего нового "я". "Я" не могли застыть надолго в состоянии ущербности, фрустрации. Они могли манифестировать только в выявлении своей уникальности, своеобыч­ности, своего национального, наконец, того, что могло противостоять обезличенному новому "трансформированному" облику. Если можно ис­пользовать здесь термины психологии, это была борьба с мучительной деперсонализацией, вызванной новым цивилизационным потоком.

Ни одна страна не осталась в стороне от этих процессов. Так, социа­листическая трансформация Китая сопровождалась хаотичными поиска­ми своего национального "я" и была чисто формально выражена в лозунге "строительства социализма с китайской спецификой". Ни одна страна по сию пору еще не нашла своего "я". Больше всего вопросов в этой связи вызывает Япония, самостоятельная внешняя политика кото­рой до сих пор сводится фактически к проблеме "северных территорий" и отчасти политическому проникновению в Юго-Восточную Азию. Принимая во внимание огромный экономический потенциал Японии, понятно, что XXI век во многом зависит именно от того, каким будет новообретенное "я" японцев.

Есть и еще одно обстоятельство, о котором в настоящем контексте необходимо сказать. Новое "я" сложно найти даже гомогенным япон­цам. Для подавляющего же большинства стран Азии эта задача услож­няется безмерно, поскольку они состоят из нескольких, а во многих случаях и из множества национальностей. Индия в поисках своего "я" уже разделилась в 1947 г. на две части; позднее Восточный Пакистан продолжил процесс обособления национальных "я". Сегодня Индию раздирают национальные противоречия. Поиски своего "я" делаются безмерно трудными. Мало того, что приходится находить свое место в цивилизационном потоке, приходится строить небывалое наднациональ­ное "я" нескольких национальностей. За небольшим исключением страны современной Азии до колонизации не были устойчивыми госу­дарственными образованиями (это относится хотя бы к гиганту Азии -Индии). Поэтому "простое" (!) возвращение к старому "я" для них хотя бы уже поэтому невозможно. Создание же нового "я" - задача не для одного поколения. Рассмотрим в качестве примера Сингапур. Около 80% населения - этнические китайцы, выходцы из южных провинций Китая. Два главных национальных меньшинства - малайцы (ближай­шие соседи с севера) и тамилы (выходцы из Южной Индии). В этом государстве, созданном практически с нуля англичанами на вдохновен­ной волне колониальной трансформации Азии, на незаселенном остро­ве, оставшимся бы просто оконечностью Малайского полуострова, островом джунглей и мангров, трансформация Азии, инспирированная Западом, фактически создала социум, состоящий ныне из представите­лей не просто трех национальностей, но и трех культур - конфуцианско-буддийской, мусульманской и индуистской - с сильным христианским влиянием. Строить новое "я" на культурной основе большинства - зна­чит провоцировать раскол и смуту; до последнего времени сингапурские лидеры удачно балансировали искусственным шестом "сингапурской нации", испытывая все время сильнейшее беспокойство, особенно в отношении малайцев-мусульман, опасаясь возникновения фундаментализма, особенно в силу близости двух исламских стран — Малайзии и Индонезии. Однако знамением времени становится тот процесс, кото­рый А.Д. Богатуров удачно назвал "обнажением традиционных струк­тур"⁴ и который в глобальном мировом контексте может быть охарак­теризован как борьба против цивилизаторской деперсонализации Запа­да, будь то в социалистической или в либерально-рыночной системе координат. Как будут в этой связи развиваться поиски Азией своего "я", сказать невозможно. Ясно только, что обозначенная выше третья группа феноменов будет становиться все более значимой - и, пожалуй, в этом едва ли не основной итог второго периода трансформации Азии.

В трехмерной системе координат - с экономической, военной и поли­тической осями - можно наблюдать окончательную интеграцию Азии в мировое сообщество. Даже такой отшельник Азии, как Северная Корея, и тот прочно интегрирован в мировое сообщество — пока еще не в том смысле, что он принимает общепринятые нормы, а в том, что он зависит от существующей системы международных отношений по всем трем главным осям. Существует достаточно устоявшийся миф, что режимуКим Ир Сена удалось изолировать страну от цивилизационного потока. Но в том и состоит суть цивилизационного потока, что он все­общей и всепроникающ. До каких бы масштабов ни дошла ксенофобия в северокорейском обществе, как ни пресекаются все контакты с зарубежьем, но цивилизационный поток проникает в страну и размыва­ет идеологическо-благостный рай, потому что страна жизненно нужда­ется в одной из ипостасей цивилизационного потока - научно-техничес­кой. В этих целях режим опирается на корейскую диаспору в Японии. Интенсивные визиты членов диаспоры в Северную Корею приносят режиму то, без чего он не смог бы создать фасад процветания, а также реальные блага для элиты - артефакты технологической цивилизации. Но вместе с артефактами проникает и весь цивилизационный поток, и странно было бы преувеличивать изолированность и неосведомленность северокорейцев. Цивилизационный поток подтачивает тоталитарную крепость, и в не столь далеком будущем это станет вполне очевидно.

Второй период трансформации Азии завершился вместе со всем послевоенным миропорядком. Главнейшим фактором этого процесса был планетарный распад социализма. Революционный эсхатологизм пришел к своему логическому концу. На 1991 год из всех социалисти­ческих стран Азии лишь одна Монголия пошла по пути полного прекра­щения социалистического экспериментаторства. Однако демократичес­кое движение в Китае, реформы во Вьетнаме, Лаосе, приближение к урегулированию положения в Камбодже, дальнейшее обострение кри­зиса Северной Кореи - все это ознаменовало конец революционного эсхатологизма. Социалистическая флюктуация в Азии стала самоликви­дироваться, как это уже произошло к этому времени в Восточной Европе и Советском Союзе. Одно русло цивилизационного потока уже высохло у своих истоков, и в Азии катились только последние его волны (возможно, самая последняя волна захлестнула Непал в 1990 г.). Всем бывшим странам социализма предстояло искать новую бытийную модель; интеллектуальная элита этих стран все с большим вниманием смотрела на соседей, избравших модель заимствования западных арте­фактов при сохранении некоторых традиционных бытийных структур.

Некоторые итоги цивилизационных процессов в Азии

"Торжество" западного начала в азиатских обществах было лишь видимым. Ф. Фукуяма, безусловно, поторопился возвестить о конце истории, приняв за него глобальный кризис социализма и слом после­военного миропорядка. На самом деле для цивилизационного потока это - не более чем преодоление одного порога, вокруг которого на протяжении десятилетий бушевали волны. Порог преодолен. Поток стремится дальше.

Интродукция западных концепций в азиатские общества увенчалась лишь частичным "успехом". В известном смысле Ф. Фукуяма прав, говоря о западном либерализме как основном русле цивилизации. Запад­ный либерализм коснулся и Азии, однако нигде не прижился по-настоя­щему. В Азии до сих пор нет ни одной по-настоящему демократической страны в западном, собственно говоря - нормативном - понятии "демо­кратии".