Реферат: Судьба Учредительного Собрания
Отсюда вытекали и соответствующие действия большевиков по расщеплению эсеро-меньшевистской оппозиции на ее социальное и политическое начала: чем больше послабления делаласоветская власть среднему крестьянству, тем меньше их доставалось эсерам и меньшевикам и, наоборот, когда среднее крестьянство становилось неуправляемым, большевики допускали известное участие ПСР и РСДРП в политической жизни страны.
РКП (б) меняла свое отношение к меньшевикам и эсерам, то подвергая их репрессиям, то отпуская их активных деятелей на свободу. 30 ноября 1918 года ВЦИК принял резолюцию, отменяющую его решение от 14 июня 1918 года об исключении меньшевиков из Советов. 25 февраля 1919 года ВЦИК восстановил в политических правах эсеров с предупреждением о немедленном возобновлении репрессий против «всех групп, которые прямо или косвенно поддерживают внешнюю и внутреннюю контрреволюцию». Это словечко – «косвенно» - не требовало от чрезвычайных комиссий и ревтрибуналов особенного поиска, оснований, если очередное распоряжение «сверху» призывало их к возобновлению нажима на «мелкобуржуазные партии». Отсутствие же официальных запретов на политическую деятельность ПСР и РСДРП порождало у части их членов надежды на действительную, а не формальную «легализацию» в интересах создания единого фронта левых сил на основе реалистической программы перехода от гражданской войны к гражданскому миру.
17 июня 1919 года Ю.О. Мартов в письме Л.Б. Каменеву изложил позицию ЦК РСДРП по вопросу об условиях участия меньшевиков в работе советских хозяйственных органов. «по-прежнему, - писал он, - мы непоколебимо убеждены в том, что успешное участие РСДРП в общем деле спасения революции…возможны лишь путем такого соглашения на основе политической платформы, которое охватило бы всех социалистов, готовых бороться в одних рядах против контрреволюции и которая позволила бы социал-демократии разделить ответственность за общее направление политики. При таком соглашении и вопрос о подлинном использовании для практической работы всех сил, которыми может располагать социал-демократия, решился бы сам собой».
Надеясь на возможность соглашения в большевиками, многие известные деятели из большевиков и эсеров в то же время осознавали. Как трудно этого добиться, учитывая, что с момента Октябрьской революции и разгон Учредительного собрания в большевизме как в массовом общественном движении и политическая организация стали происходить серьезные изменения: РКП (б) постепенно становилась составной частью государственной машины управления с сильно развитыми репрессивно-карательными органами. Изменялась и социальная психология большевиков, распространенным типом которой стала «военизация» и покоящаяся на ней упрощенная ориентация в сложных вопросах социальной теории и практики. Со всем этим нельзя было не считаться, но вместе с тем надежды на соглашение продолжали сохраняться у части меньшевиков и эсеров.
Ярким примером своеобразного понимания эсерами и меньшевиками своего революционного и профессионально-научного долга в условия непрекращающихся против них кампаний в большевистской печати, репрессий со стороны чрезвычайных комиссий и тому подобных органов, являются письма ЦК РСДРП, историка Н.А. Рожкова, адресованные Ленину в 1919-1921 годах.
В первом письме от 11 января 1919 года Рожков предложил радикально перестроить экономическую политику большевизма, даже если для этого потребуется его (Ленина) диктатура. «Вся наша продовольственная практика, - писал Рожков, - построена на ложном основании. Кто мог бы возражать против государственной монополии торговли важнейшими предметами первой необходимости, если бы правительство могло снабдить ими население в достаточном количестве? Но ведь это невозможно.… Сохраните ваш аппарат снабжения и продолжайте его использовать, но не монополизируйте торговли ни одним предметом питания, даже хлебом. Снабжайте, чем можете, но разрешите вполне свободную торговлю, диктаторски предпишите всем местным советам снять все запрещения ввоза и вывоза, уничтожьте все заградительные отряды, если нужно даже силой.… Нельзя в XX веке превращать страну в конгломерат средневековых замкнутых рынков».
Рожков предупреждает, что для интересов социальной революции будет гораздо хуже, если кто-нибудь, «который не будет так глуп, как царские генералы и кадеты, по-прежнему отнимающие у крестьянина землю», перехватит личную диктатуру и воплотит в жизнь идею свободы крестьянского землепользования и торгового оборота. «Такого диктатора, - продолжает Рожков, - еще пока нет. Но он будет: “было бы болото, - черти найдутся ”». Несмотря на определенную отстраненность в оценке обстановки как позволяющей чуть ли не сразу ввести свободную торговлю, чутье профессионального историка в главном не обмануло Рожкова: Врангель в 1920 году, видимо, всерьез решил отойти от антикрестьянской политики своих предшественников, но уже не имел, в отличие от них, тех вооруженных сил и территорий, которые могли обеспечить политический успех его диктатуры. Ответ Ленина Рожкову не сохранился, однако. Со слов самого Рожкова, речь шла в нем о том, что большевики не сомневаются в успехе своей экономической политики, которая прямо ведет к социализму.
В начале 1920 года Красная армия одержала решающие победы на фронтах гражданской войны. Свой посильный вклад внесли в них эсеровские и меньшевистские организации, объявившие о мобилизации своих членов на борьбу с белогвардейцами. Сфера применения чрезвычайных методов управления экономикой постепенно сужалась, а вместе с этим изживалась и неоходимость использовать диктаторские приемы защиты завоеваний социальной революции, в первую очередь такие, как «красный террор». Об этом представители меньшевиков и эсеров заявили уже на состоявшемся 5 – 9 декабря 1919 года VII Всеросийском съезде Советов.
От имени ЦК РСДРП на съезде выступил Мартов, который подчеркнул, что в данный момент успех мирового революционного процесса во многом будет зависеть от того, насколько успешно в Советской России будут преодолены отклонения революции «от неизменных п?