Опасность внушения тем больше, чем более фрагментарным и неполным было восприятие, чем многочисленнее пробелы в памяти допрашиваемого, чем слабее его воспоминания и чем доступней свидетель для посторонних влияний, в силу индивидуальных осо­бенностей личности или неблагоприятной обстановки допроса.

Наиболее интенсивно действуют прямые утверждения допраши­вающего-, сопровождаемые требованием или увещеванием подтвер­дить или опровергнуть тот или иной факт. Не случайно закон спе­циально указывает на то, что допрос начинается свободным рас­сказом свидетеля обо всем известном ему по делу.

Внушение может быть результатом вольных или невольных под­сказок и поправок по ходу изложения, которые, по мнению лица, производящего допрос, помогают свидетелю приблизить его к наи­более точному описанию событий. Доверяя авторитету следователя, допрашиваемый нередко старается оценить свои показания его гла­зами, корректирует и приноравливает свои ответы к тому, что уже установлено по делу.

Правильно или ложно истолкованные реплики, замечания, жесты, интонации и выражение лица следователя (одобрение или неудовольствие, разочарование или недоверие) действуют на добро­совестного свидетеля и нередко побуждают к определенному отве­ту, который представляется ему наиболее желательным для допра­шивающего. А при допросе заинтересованного свидетеля это может вызвать и обратную реакцию.

Польский криминалист П. Хорошевский справедливо отмечает, что нередко сам факт допроса вызывает у свидетеля «тенденцию дать конкретную информацию даже тогда, когда ближе всего к истине было бы заявить «не знаю».

Иногда и настойчивость, с которой в ходе следствия возвра­щаются к выяснению какого-либо обстоятельства, внушает свиде­телю мысль о том, что его показания не удовлетворяют допраши­вающего и от него требуется какое-то иное освещение события. Во избежание такого превратного толкования, причина постановки по­вторных вопросов, как правило, должна объясняться свидетелю.

Наконец, внушающее воздействие могут оказывать вопросы, на­водящие свидетеля на определенный ответ. Закон прямо указывает на их недопустимость.

Некоторые процессуалисты противопоставляют наво­дящим вопросам вопросы, дополняющие, уточняющие, детализи­рующие, напоминающие, контрольные, постановка которых право­мерна и необходима. Нужно, однако, иметь в виду, что каждый из этих вопросов, в определенной ситуации также может стать наводя­щим. Так, невинный на первый взгляд вопрос «В какое время вы встретили обвиняемого» примет характер явной подсказки, если свидетель ничего о такой встрече не говорил. Следовательно, при постановке вопросов необходимо учитывать не только их содержа­ние и формулировки, но и соотношение их с той информацией, кото­рая до этого воспроизведена свидетелем.

Не безразлична с точки зрения внушаемости и «словесная обо­лочка» вопроса. Зарубежные исследования в этой области пока­зывают, что так называемая объективная форма вопроса («Был ли в данном месте N», при условии, что его там не было) порождает большее количество ошибок, чем субъективная («Видели ли вы там N»), а негативная конструкция вопроса («Не было ли там N») действует более внушающе, чем позитивная («Был ли там N») '.

В любых случаях вопрос должен быть сформулирован и постав­лен так, чтобы свидетель не мог извлечь из него никакой информа­ции для своего ответа и вынужден был обращаться только к своей памяти. Лишь после того, как свидетель исчерпал этот источник, ему могут быть сообщены дополнительные данные (например, предъявлены какие-либо предметы или документы, перечислены какие-либо понятия, оглашены показания и т. п.), если это необхо­димо для устранения противоречий или освежения памяти.

Однако и здесь во избежание подсказки по возможности предъ­является не один, а' несколько объектов, перечисляется несколько понятий, способных напомнить забытое, оглашается часть докумен­та с тем, чтобы последующее показание было свободным от опре­деленного внушения. Иными словами, любой вопрос должен побуж­дать свидетеля к «свободному рассказу», но, в отличие от первона­чального изложения всего, что ему известно по делу, он должен освещать только одно или несколько обстоятельств.

В пользу этого положения говорят результаты многочисленных экспериментов, проведенных с целью сравнительного исследования достоинств и недостатков основных форм получения показаний:

свободного рассказа, прямого и перекрестного допроса.

Казалось бы, детальное исследование проблемы внушения долж­но было привести к выводу о категорической недопустимости таких приемов допроса, которые хотя бы в малейшей степени оказывали внушающее воздействие на свидетеля. Однако некоторые психо­логи, декларируя на словах необходимость всячески избегать вну­шения, тут же высказывают рекомендации, которые по существу сводят на нет ранее сделанные правильные выводы.

В зарубежной литературе широко распространены взгляды о том, что совершенно обойтись без наводящих вопросов невозмож­но. Так, по мнению Бертта, наводящий вопрос допустим после от­вета на нейтральную форму вопроса для проверки твердости пока­заний. Другие авторы считают, что наводящие вопросы допустимы на повторных допросах² .

Несостоятельность таких рекомендаций очевидна. Какова бы ни была цель наводящих вопросов, все они таят серьезную угрозу искажения истины, опасность того, что свидетель даст показания о деталях и подробностях, которых он в действительности не наблю­дал. На свидетелей, настроенных неприязненно по отношению к следователю, наводящие вопросы могут производить и противопо­ложное воздействие, возбуждать психическое явление негативизма, выражающееся в стремлении отрицательно реагировать на постав­ленный вопрос, утверждать противоположное.

Особую осторожность надо соблюдать при допросе несовершен­нолетних, которые чрезвычайно легко подвергаются внушению.

4. Повторное свидетельствование

Известно, что показания обычно даются по крайней мере два раза: на предварительном следствии ив суде. Кроме того, свиде­тель участвует в таких следственных действиях, как очная ставка, предъявление для опознания и проверка показаний на месте, психологическая природа которых близка к свидетельствованию. Между первым и последующими допросами дей­ствие описанных выше факторов, влияющих на формирование сви­детельских показаний, не прекращается, в связи с чем продолжает­ся и переработка материала последних. Однако первый допрос ока­зывает положительное влияние на последующие показания, кото­рое состоит в том, что воспроизведенный материал лучше закреп­ляется в памяти свидетеля и забывание происходит намного медлен­ней. Это необходимо учитывать при ссылке допрашиваемого на то, что он забыл ранее описанные им факты.

Привлекая внимание свидетеля к определенным обстоятель­ствам и мобилизуя его память, первый допрос служит стимулом для последующего воспоминания забытых фактов и восполнения про­белов при повторном свидетельствовании.

Дополнения в повторных показаниях могут быть вызваны и тем, что часть информации, сообщенной на первом допросе, не бы­ла воспринята и зафиксирована допрашивающим.

Но дополнения и изменения показаний требуют осторожного к себе отношения, поскольку в процессе расследования свидетель обычно начинает проявлять больший интерес к делу и получает много посторонней информации, которая накладывается на его по­казания. Может сказаться на содержании показаний и сознатель­ное внушение со стороны заинтересованных лиц.

Ошибки, допущенные на первом допросе (искажения, порож­денные внушением, неверная интерпретация показаний и их фикса­ция допрашивающим), легко переносятся в последующие показания и с трудом могут быть устранены. Исходя из этого и учитывая пре­имущества немедленного воспроизведения, иногда полагают, что при прочих равных условиях первый допрос является более ценным, а первые показания свидетеля всегда более правильны, чем после­дующие.

Некоторые юристы даже утверждают, что картина, установ­ленная на предварительном следствии, точнее и лучше той, что удается воспроизвести в суде.

Однако это утверждение явно тенденциозно. Возможности все­стороннего исследования и правильной оценки обстоятельств дела у суда больше, чем у следователя, и этому не препятствует большая давность исследуемого события.

Принципиально недопустимо начинать повторный допрос с во­проса, подтверждает ли свидетель ранее данные показания или с предложения повторить их. Такой порядок толкает допрашиваемо­го на то, чтобы ограничиться точным воспроизведением ранее ска­занного, избегая дополнений и коррективов, даже когда они совер­шенно необходимы. Недопустим подобный образ действий и при проведении очной ставки и проверки показаний на месте.

Во избежание механического повторения прежних показаний, закон допускает их оглашение лишь после дачи новых показаний и их фиксации.

В повторных показаниях нередко наблюдается явление, именуе­мое. «репродукцией воспроизведения». Речь идет о том, что свиде­тель иногда воспроизводит не первичную информацию, не то, что он в свое время воспринял, а свои суждения, высказанные на пер­вом допросе, свои первоначальные показания. Зная о необходи­мости в дальнейшем повторить показания, допрашиваемый старается не забыть сказанного. При этом действительное событие отодвигается на задний план. Чтобы отделить повторное воспоми­нание факта от того, как он вспоминался и описывался в первых показаниях, прибегают к допросу «в разбивку» или в последова­тельности, обратной первоначальному описанию, и другим подоб­ным приемам.

Некоторые свидетели даже стремятся заучить то, что говорилось на предыдущих допросах, чему может способствовать неправильно понятое предупреждение об уголовной ответственности за дачу ложных показаний '.

На практике при получении повторных показаний отмечаются две тенденции.