Реферат: Так сколько же потеряли убитыми гитлеровские вооруженные силы?
Накануне 60-й годовщины окончания Великой Отечественной войны
История военных потерь: Вторая мировая война
Так сколько же потеряли убитыми гитлеровские вооруженные силы?
1. Книга
Книгу «История военных потерь» советского историка Б.Ц. Урланиса не отнесешь к числу широко известных. Однако она была, безусловно, самым капитальным и объективным научным трудом в СССР середины пятидесятых годов, где говорилось о величине боевых и гражданских потерь периода II мировой войны. Недаром ее цитируют практически во всех исследованиях на эту тему как отечественные, так и зарубежные авторы. И в особенности именно зарубежные.
В советской научной литературе, где все было стеснено рамками официальной идеологии, просто не было другой работы, равной книге Урланиса по степени независимости взгляда. На Западе весьма удивлялись, как вообще подобная книга могла увидеть свет в «закрытом обществе за «железным занавесом». Однако, рассуждали там, если уж такая книга все же была пропущена партийной цензурой, то значит приводимые в ней факты и выводы, по крайней мере, признаются официально. И это касается, прежде всего, тех фактов, исходя из которых, Советский Союз, его руководство и армия выглядели не слишком блестяще. Именно поэтому книгой Урланиса некоторые круги в свое время широко пользовались для решения имевших не слишком много отношения к настоящей исторической науке идеологических задач периода «холодной войны».
Теперь, когда «холодная война» ушла в историю так же, как в свое время и настоящая «горячая» война 1939-1945 годов, настало время более объективно прояснить некоторые вопросы, имеющие большое нравственно-духовное значение для бытия народов Земли. Справедливость, какова бы она ни была, должна рано или поздно торжествовать. СССР не был побежден, говоря библейским языком, «мечом и луком». Он ушел с исторической сцены по решению более высоких инстанций, чем все земные. А раз так, то его бывшие противники не должны глумиться над его памятью и унижать великий народ, который мог добровольно принести такую великую жертву. И именно поиску высшей справедливости автор и хотел бы посвятить свою статью и в канун приближающегося шестидесятилетия Великой Победы пройтись по тем страницам книги Урланиса, которые были посвящены войне, известной в нашей стране как Великая и Отечественная.
2. Как и для чего
Оценка результата военного столкновения двух государств (или военных блоков) обычно производится по нескольким параметрам. Прежде всего, это вопрос о том, кто победил. Не в каждой войне это безусловно ясно. Например, при заключении Тильзитского мира 1807 года русский царь Александр I, официально не считался побежденным, и Наполеон в политических видах не стремился это опровергать. В официальной дореволюционной и советской историографии проводится примерно следующее утверждение: французы вынуждены были заключить мир, испугавшись упорства и храбрости русских войск во время кровопролитной, но ничейной битвы у Прейсиш Эйлау. Тем не менее, по нашим современным представлениям война была, конечно, проиграна, поскольку Наполеон смог в результате ряда явных своих военных побед навязать России условия, невыгодные и впоследствии приведшие к новой войне.
Иногда приходится разделять победы чисто военные и военно-политические. Советский ограниченный контингент в Афганистане, по мнению его командующего генерала Бориса Громова, за все время войны не понес ни одного поражения в бою, однако мы вынуждены были уйти. И это было проигрышем всей войны. А вот после конфликта на КВЖД в 1928 году части Особой Краснознаменной Дальневосточной Армии уходили из Китая несомненными победителями, как в военном, так и в политическом отношении.
Если война происходит между двумя блоками государств, то много споров вызывает вопрос о вкладе каждого союзника в победу. Особенно много споров по этому поводу было также относительно периода II-ой мировой войны. И всегда не слишком красиво выглядят потуги одной из сторон, малой ценой получившей основные выгоды от победы, оттягать себе и всю воинскую славу. Хотя, по мнению древних, слава и является самым завидным трофеем воина, превосходящим любые преходящие материальные ценности. Простым русским солдатам, ветеранам войны, никогда не надо было чужой славы, и они, думается, не одобряли той точки зрения, согласно которой их западные союзники вообще ничего не сделали для общей победы. Но еще менее им нравилось, когда аналогичным образом оценивался и их собственный неимоверно тяжкий ратный труд. С этой точки зрения мало кто сделал больше для восстановления симпатий россиян старших поколений к своим прежним союзникам, чем авторы документального англо-американского фильма «Неизвестная война». Многого ведь и не надо было – только отдать должное.
Не одобряли настоящие солдаты, и когда кто-то стремился принизить боевые качества побежденных ими противников. Такое стремление унижает одинаково и побежденного и победителя. (Много ли чести победить ничтожного врага?) К чести советских военных историков при всем их отвращении к нацистам, они достаточно объективно оценивали боеспособность войск противника и талант их военачальников. Правда, сравнительно поздно (в начале 60-х годов) пренебрежение к немцам как к солдатам исчезает из нашей художественной литературы и кино, но в этом была вина отчасти идеологов советской культуры и еще большая вина тогдашних вульгарных карьеристов от искусства.
Если вернуться к вопросу о вкладе в общую победу, то тут на первый план выступает вопрос о цене победы. Кто и сколько заплатил за нее? Кто, может быть, хитро уклонился от платежа, переложив основные тяготы на партнера? И кто, может быть, переплатил лишнего, в том числе и по балансу обмена ударами с врагом? Цена же победы это, в первую очередь, человеческие жизни. Отданные жизни своих солдат. И жизни, отнятые у вражеских солдат, потому что невозможно победить на войне, не убивая.
И вот тут на первый план выступает вопрос о соотношении потерь. Вопрос, который не разрешен окончательно до сих пор. Вопрос, волнующий не только участников войны, победителей и побежденных, но и их детей и внуков, и который, может быть, еще будет волновать и правнуков. Потому что этот вопрос – вопрос престижа народа, его уважения к самому себе.
Дух реванша обуревает и побежденных и победителей, заплативших слишком дорого. В некоторых странах вендетта могла длиться в течение столетий. Это не по христиански, и надо уметь прощать врагов. Но как сказал один бывалый солдат: легче простить тогда, когда и врагу есть что простить вам. Это солдат был француз и жил в позапрошлом веке, поэтому мы можем вполне положиться на его беспристрастность, по крайней мере, в части, относящейся к итогам IIмировой войны.
История фальсификаций истории
Как справедливо отмечал Урланис, история военных потерь в значительной мере является историей фальсификаций. Уже первые историки, такие как Геродот и Гай Юлий Цезарь, сочиняли басни о количестве сраженных врагов. И мотивы их измышлений не вызывают сомнений. Во-первых, каждый старается возвеличить себя (даже если делает вид, что возвеличивает свой народ). Иногда к этому присоединяется и более скверная цель – унизить противника. А наиболее опасным мотивом являлось стремление увлечь на тропу воины новое поколение, обманув их кажущейся легкостью побед. Однако фальсификации не всегда имеют одну и ту же тенденцию.
Стремление преуменьшить численность собственных военных сил и их потерь, а также преувеличить первоначальные силы и потери врага – это западноевропейская традиция.
Еще греческие историки, восхищаясь доблестью спартанцев, побеждавших многократно превосходящие силы врага, забывали отметить, что в их войске на одного собственно спартиата приходилось по 2-3 воина из числа свободных подданных Спарты периэков и по 5-7 вооруженных рабов-илотов. Римские авторы при подсчете своих сил учитывали только число собственно римских легионов, оставляя за скобками многочисленные войска союзников, которые во многих сражениях решали исход битвы еще до вступления в дело самих римлян. Соответственно, и потери разного рода илотов и союзников либо вовсе не учитывались, либо учитывались неточно. В более поздние времена в Западной Европе весьма скрупулезно подсчитывались потери дворянского сословия, рыцарей и офицеров, а потери рядовых солдат уже зачастую фальсифицировались. И сделать это было тем легче, что в те времена смертность рядового состава от болезней обычно превосходила боевые потери, а, кроме того, было распространено массовое дезертирство. К чести европейцев, следует добавить, что в обычной для всех военных мира манере преувеличивать свои успехи они стараются не переходить грани вероятности даже в заведомых легендах и у них, пожалуй, не найдешь богатыря, убивающего несколькими ударами 40 тыс. врагов.
На Востоке были собственные традиции. Там какой-нибудь царь или шах, желая запугать противника в самом начале войны, склонен был преувеличивать количество своих войск. Для такого владыки более важным было не столько храбрость его солдат, сколько его собственная державная воля и власть, которая может в мановение ока поднять от плуга миллионы беспрекословно послушных подданных и повести их на смерть. Летописцам же восточных деспотов, разумеется, приходилось в точности повторять слова своих монархов, если они хотели сохранить головы на плечах. Потери своих рядовых воинов, да и офицеров, которые все одинаково были или «рабы султана» или «государевы холопы» не интересовали по настоящему ни владык, ни их летописцев. Если же дело доходит до счета вражеских потерь, то Восток подчас бывает просто необуздан в цифрах. Но вранье здесь неизобретательно и носит скучный протокольно-ритуальный характер (например, «наш великий султан, как всегда, поверг сотни тысяч и миллионы гяуров»).
В описаниях войн Запада и Востока восточная сторона склонна, чисто в своей манере, фантастически преувеличивать абсолютно все. Западные историки, оставаясь верными своей традиции в описании потерь европейских войнах, обычно не могут устоять перед очарованием сказочного вымысла в описывая экспедиции на восток.
Россия по геополитическому положению была в своей истории то более восточной, то более западной страной. Соответственно, менялось и военно-историческая традиция.
Древняя Русь была все же скорее европейским сообществом государств. И новгородские, и киевские летописи с гордостью сообщают о победах малых дружин над великими полчищами. Также и князь Дмитрий Донской еще счел нужным официально подчеркнуть численное превосходство татар на Куликовом поле. (Мамай, несомненно, поступил бы противоположным образом).
При Иване Грозном азиатский подход стал преобладающим. В поле, якобы, выводились, сотни тысяч русских воинов, которые почему-то иногда терпели поражения от совсем небольших отрядов противника. Так было, например, под Оршей, когда всего какой-то десяток тысяч солдат под командой западнорусского князя Остророжского (кстати, большого ревнителя православия) разбил десятикратно превосходящую царскую рать.
При Петре Великом, стремившемся вернуть Россию в Европу, идеология оценки потерь опять стала меняться. Однако либо сам Петр был достаточно честным, великодушным воином, либо потому, что в нашей армии служило много свидетелей-иностранцев, но фальсификация потерь еще не приняла надлежащих европейских размеров. Хотя есть и такой пример, что во время Прутского похода была потеряна половина русской армии, в то время, как в самой битве (единственной за поход) официально пало лишь около 4 тыс.
Отставание в освоении западных стандартов учета потерь, очевидно, было уже вполне преодолено при матушке Екатерине. Даже наши историки вынуждены были признать, что потери русских войск при взятии Очакова и Измаила были существенно занижены. Особенно безбожно делал это фаворит императрицы князь Потемкин, который, как посчитали опытные в этом деле европейцы, занизил свои потери во время очаковского штурма раз в десять.
Но и сам Суворов тоже не считал слишком большим грехом чуть подправлять статистику. Урланис приводит известный исторический анекдот. Суворов велит писать в реляции: побито 25 тысяч турок. Адъютант возражает: «Александр Васильевич, ну ведь не столько же!». – «А что их нехристей жалеть!», - в сердцах проворчал непобедимый фельдмаршал. И хотелось бы спросить того, кто готов его осудить, как бы выглядел этот действительно великий полководец со своей чрезмерной честностью, в компании своих гораздо менее щепетильных коллег?
Из сказанного выше можно сделать вполне определенный вывод о готовности лидеров и историков воюющих стран времен II–ой мировой войны к фальсификации. Но у каждой страны или, может быть, лучше сказать, у каждого ее лидера были свои особенности.
У Сталина, например, были черты азиатского владыки. Он всегда предпочитал завышать численность своих войск. Очень вероятно, что с целью поразить друзей и ужаснуть врага количеством общевойсковых армий в 1941 году им была уничтожена корпусная система РККА. Дивизионный состав советских армий был тогда сокращен всего лишь до пяти дивизий, а порядковые номера армий стали достигать 70-ти.
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--