Реферат: Талашкино - родина нового русского стиля
В Смоленске им было написано несколько картин. Часто бродил Рерих вдоль крепостной стены, по извилистым холмам. Перед художником открывалась широкая панорама, он делал наброски, зарисовывая зубчатые очертания башен. Затем спускался в овраги и писал башни оттуда. В этих архитектурных этюдах Н.К. Рериха – “Сторожевая башня”, “Общий вид стен кремлевских”, “Смоленская башня”, “Крыльцо Вознесенского монастыря” и других – своеобразный подход к изображению старины. Живопись художника лаконична, в ней чувствуется глубокое проникновение в историю. Это было уже второе посещение художником этих древних русских земель. Смоленщина привлекала Н.К. Рериха героическим прошлым, неповторимо красивой природой. “Холмы смоленские, белые березы, золотые кувшинки, белые лотосы, подобные чашам жизни Индии, напоминали нам о вечном пастухе Леле и Купаве, или, как бы сказал Индус, о Кришне и Гопи”,– напишет позже Н.К. Рерих о своих талашкинских впечатлениях [9, с.71].
Талашкинский музей с великолепными образцами древнего искусства дал Н.К. Рериху богатую пищу для размышлений и фантазий. Сам он немало потрудился здесь. Рериховская мебель, керамика, исполненные в талашкинских мастерских, отличаются простотой форм, удобством, логической завершенностью. Работая в Талашкине, Рерих, по меткому замечанию критика Г.И. Гидони, как бы старался “... помочь жизни, как наследнице прошлого, как матери будущего, показать черты своей индивидуальной красоты... ” [10].
В Талашкине художник планировал оформить комнату, он разработал для нее декоративные фризы и гарнитур мебели. В решении интерьера соединились как бы два момента: образность и конструктивизм. Образность придала каждому изделию свою неповторимость. Конструктивизм проявился в том, что художник учел функциональную сторону каждой вещи, продумал ее решение.
Северные мотивы керамических фризов (обрядовый танец с медвежьими шкурами, охота на моржей, стадо оленей) определили общий настрой всего оформления комнаты, единство стиля: суровую сдержанность, скупость цвета, обобщенность линий, четкость силуэта.
В 1905 году Рерих пишет воспоминания о Талашкине. “ В Талашкине неожиданно переплелись широкая хозяйственность с произволом художества: усадебный дом - с узорчатыми теремками; старописный устав - с последними речами Запада. Многое непримиримо. И в непримиримости этой особый пульс, который выявляет нашу многогранную странную жизнь.
Этот пульс во всех силах Талашкина…
У священного очага, вдали от городской заразы, вновь творит народ обдуманные предметы, без рабского угодства, без фабричного клейма, творит любовно и досужно. Снова вспоминаются заветы дедов и красота и прочность старинной работы…
Сам Микула достаёт из земли красоту жизни.
Запечатлеется красота в укладе деревни и передастся многим поколениям. Опять все мелочи делания может покрыть сознание чистого и хорошего. Опять может открыться многое за всякою тяготою.
Ведь это нам нужно. От большой жизни искусства, от новейших и сильных кружков до захолустья деревни - везде нужна почва желанья и стремленья. А препятствий без числа. Мечты о ясном подходе к явлениям жизни, рождённые тайнами природы, - бессознательно, как природа, красивы и бездонно велики смыслом красоты. Чтобы увидеть, надо омыть глаза чистым искусством, без учений, без границ и условного.
Увидевший не вернётся более к обыденному” [4].
А двумя годами раньше в письме к М.К. Тенишевой от 25 сентября 1903 года он признался: “... За всю мою поездку я привез много материалов, видел много лучших мест России, и все же впечатление Талашкина остается самым краеугольным. Среди нашего художественного сумбура и омута важно сознавать, что и у нас есть высокая почва, где люди живут действительно чистым искусством” [11, С.106–117].
В своих последующих статьях Рерих отмечает: “Последнее время и у нас есть попытки пробить свежие родники. И все поновители нашей жизни достойны чести. Уже несколько лет наблюдаю такой родник. Это не сухая подделка под старину. Как и должно быть в живом деле, в нём нет подневольных путей. Почтена старина лучшим вниманием: в ней найдена живая сила – сила красоты, идущей к новизне, и основу которой соткали для кристаллов векового орнамента все царства природы: звери, птицы, камни, цветы… Сколько очаровательных красок, сколько новых, неиссякаемых линий! Украшателю жизни не материала искать: искать чистоту мысли, непосредственность взгляда и проникновение в благородство старых форм. И далеко не должно быть вдохновлённое примером старины от разврата стиля, по близорукости нашей часто называемого "новым". В роднике - о нём думаю - работают друзья искусства, полные лучшими мыслями. Приходили к нему и достойнейшие наши художники. И Врубель, тончайший мастер, приходил к нему; и Малютин, и другие, интересные. Близки ему работы художниц Поленовой и Якунчиковой. Создаёт родник и новые силы; им крепнет талантливая молодёжь” [4].
Самобытное творчество народа нашло поддержку в Талашкине не только в организации мастерских. Здесь М.К. Тенишева собрала историко-этнографический музей “Русская старина”, в котором было широко представлено прикладное искусство.
Музей был открыт в 1905 году в Смоленске. Здание музея выстроили по проекту художника С.В. Малютина. В 1907 году шесть тысяч экспонатов музея были выставлены в Лувре. Это была первая выставка русского народного искусства за границей.
После революции музей “Русская старина” постигла участь многих художественных собраний. Коллекции перегруппировывались, их "выживали" из собственного помещения, и, наконец, они оказались в чужих, совершенно не приспособленных для хранения. И, само собой, сделались недоступными для людей. Не все коллекции сохранились до наших дней, многое погибло в Великую Отечественную войну.
“Все, что было построено в Талашкине, постепенно ветшало, растаскивалось местными жителями и, в конце концов, сошло на нет, – пишет Людмила Третьякова в журнале “Вокруг света”. – В церкви Святого Духа, построенной Тенишевой и расписанной Н.К. Рерихом, хранили картофель. Гробница В.Н. Тенишева была разорена, а его прах выброшен. Имя же княгини, не желая прослыть "неблагонадежными", старались не упоминать.
Надо было пройти многим десятилетиям, чтобы на Смоленщине поняли: она теряет свой шанс быть интересной соотечественникам и миру не только историей, но и сокровищами культуры. Не местное чиновничество, а рядовые музейные сотрудники берегли то, что осталось, спасали, как могли, казалось, уже никому не нужные картины и рукописные псалтыри, страдавшие от сырости. У кого-то оставались старые планы, чертежи, фотографии. Берегли, как принято в России, "на всякий случай". И он настал, этот случай, когда в Талашкине застучали топоры. Снова поднялось бывшее школьное здание, теперь отведенное под музей, в котором со старых фотографий спокойно и чуть печально смотрит на "племя младое, незнакомое" смоленская княгиня.
…После ее смерти прошло больше трех десятилетий. В отдел культуры Смоленского горисполкома пришли две старушки и сказали, что, будучи еще совсем молодыми женщинами, состояли в добром знакомстве с Марией Клавдиевной. А теперь им пора исполнить свой долг.
Из потрепанной старомодной сумочки одна за другой стали появляться редкостной красоты драгоценности: броши, кулоны, браслеты, кольца, изумрудные россыпи, блеск бриллиантов, густая синева сапфиров, вправленных в золотую оправу.
Посетительницы объяснили, что, уезжая, смоленская княгиня просила сберечь драгоценности до лучших времен, которые, как ей думалось, обязательно настанут. В случае чего просила передать их музею. К вещам прилагалась опись. Старушки просили проверить и принять” [12].
Художественная жизнь Талашкина прекратилась с началом первой мировой войны. В 1917 году М.К. Тенишева уезжает из России, и последние годы жизни проводит в Сен-Клу близ Парижа.
В 1946 году решением Смоленского исполкома Талашкино было объявлено историко-художественным заповедником. Здесь провели реставрационные работы архитектурных памятников, был разработан план охраны талашкинского парка, его отдельные посадки относятся к началу XIX века. В Талашкине открыли художественное училище, в котором занялись изучением и возрождением уникальных художественных изделий самобытных мастеров Смоленщины.
Необычную атмосферу этого уголка России можно почувствовать и в наше время. Стоит пройти в ворота, пересечь невидимую границу и ты попадаешь в настоящую сказку
3. Русский стиль в наше время
Русский стиль находит своих продолжателей и в наши дни. Интересным примером тому служит кафе в Смоленске “Русский двор” (дизайнер Елена Козикова) (фото 19, 20). Кафе расположено в самом центре города в парке на Блонье. В просторных и нарядных залах кафе приветливым персоналом, одетым в нарядные народные платья, предлагаются вкусные блюда русской кухни. Гости могут не только отведать эти блюда, но и наблюдать за приготовлением разнообразных пирожков, пельменей, блинов.
Вот что писала местная газета о дизайнере кафе: “Елена Козикова, ведущий художник областной детской библиотеки, получила известность благодаря оформлению интерьера кафе "Русский двор", что в сквере Блонье Смоленска. На специальных фотопланшетах отражено все, чем занималась дизайнер. Ее приверженность традициям древнего русского искусства подтверждает оформленная ею обложка книги "Преданья старины глубокой"” [13].
Взрослые и дети с интересом проводят здесь время. К этому располагает уникальный интерьер кафе, выполненный в традиционном русском стиле. Стены и потолки обильно украшены резьбой и росписью. На них изображены сцены из популярных и мало известных русских сказок и былин. Столы декорированы росписью на сюжеты русских пословиц, которые забавны и поучительны. Создается впечатление, что находишься в сказочном русском тереме. Над исполнением проекта в течение нескольких лет работал большой творческий коллектив художников разных направлений (живописцев, резчиков по дереву, кузнецов, керамистов). Неповторимый интерьер делают кафе "Русский двор" одним из самых популярных мест отдыха города Смоленска.
Заключение
Закончить эту работу хочу словами Николая Рериха, сказанными более ста лет назад: “Обеднели мы красотою. Из жилищ, из утвари, из нас самих, из задач наших ушло всё красивое. Крупицы красоты прежних времён странно остаются в нашей жизни, и ни что не преображают собою. Даже невероятно, но так. И обсуждать это старо.
Умер, умер великий Пан.