Именно поэтому на севере, как и на юге, имела мес­то феодальная реакция, которая также принимала кле­рикальный характер.

Различие заключалось в том, что орудием реакции здесь служила не католическая, а лютеранская церковь, в полной мере приноровленная к требованиям князя и непосредственно подчиненная ему. Ни о каком возвра­те к католицизму здесь не могло быть и речи, так как князья и дворяне не были намерены расставаться с за­хваченными церковными имуществами, а аппарат люте­ранской церкви оказался надежным инструментом в руках протестантского властителя.

Управляемая подчиненной князю консисторией люте­ранская церковь внушала верующим повиновение не­бесным и земным властям, которые почти отождествля­лись. Она пресекала малейшие признаки брожения и по­давляла отступление от твердо установленной лютеран­ской догматики.

Кальвинизм, даже в его умеренной форме, рассмат­ривался как государственное преступление, а религиоз­но-сектантская оппозиция преследовалась с необычайной жестокостью. Этико-философским и богословским иска­ниям здесь, как и на юге страны, не было места. Застыв­ший в неподвижных догматических и богослужебных формах лютеранский протестантизм должен был служить гарантией незыблемости феодального строя и непрере­каемости власти князя.

Проповедников «лжеучений» ждали полицейские кары. Когда канцлер Саксонии Крелль осмелился смяг­чить вражду между лютеранами и кальвинистами, он поплатился за это жизнью, казненный после нескольких лет тюремного заключения и пыток.

В одном только Лейпциге, как указывал Ф. Меринг, было публично сожжено 20 тыс. женщин, объявленных ведьмами. При этом перед толпой, созерцавшей «поучительное» зрелище казни, была 53 раза прочитана библия.

Если Ф. Энгельс говорил о том, что в эпоху Возрождения была сломлена «духовная диктатура» папы, то К. Маркс, оценивая лютеранство, сложившееся к концу XVI века в Саксонии, с горечью замечал, что оно «стало новым папством» .

4. Города и бюргерство как объект дворянской агрессии.

Несмотря на то что в начале XVII века наметились первые симптомы на­чинавшегося упадка производства и торговли, крупные города на юге страны и на Рейне продолжали под­держивать широкую международную торговлю и до са­мого начала Тридцатилетней войны сохраняли свое благосостояние. На протяжении двух с половиной сто­летий (с начала XIV до середины XVI века) в Германии в обстановке крутого экономического подъема успешно протекал процесс первоначального накопления. Результатом этого процесса явилось сосредоточение весьма значительных денежных богатств в руках немецких бюргеров, главным образом южногерманских и рейн­ских. Под знаменем феодальной реакции уже в XVI веке началось расхищение богатств, аккумулированных в процессе первоначального накопления: были ликвидиро­ваны или вынуждены самоликвидироваться крупные компании. В посягательстве на них, помимо дворянства, участвовали бюргерские круги, упорно враждовавшие с компаниями.

В начале XVII столетия паразитическое немецкое дворянство добивалось и добилось дальнейшего ограб­ления бюргерства. От вооруженного насилия на боль­шой дороге оно переходило к организованным действи­ям крупными отрядами, как это делала банда Грумбаха. Однако крупные города были достаточно сильны, чтобы обезопасить свои товары на немецких дорогах и отразить натиск дворянских банд.

Возраставший налоговый и административный гнет княжеской и императорской власти и посягательства на городские вольности питали оппозицию, приобретавшую религиозную окраску. Горожане искали выход в создании протестантских церковных общин, с их помощью пытаясь выйти из-под суровой опеки католического ду­ховенства, стремясь найти в церковной автономии путь к защите своей муниципальной независимости. На Верхнем Рейне и Верхнем Дунае оплотом протестантизма являлись Франкфурт, Страсбург, Шпейер, Вормс, Нюрнберг, Ульм, Регенсбург, Донаувёрт. Не менее упорно держались протестантизма Кёльн и Аахен на Севере.

С 1560 по 1598 год тянулась борьба жителей города Аахена против католицизма, в защиту самоуправления и протестантизма. Еще в 1560 году протестантам Аахена было запрещено свободное отправление богослуже­ния. В том же году запрещено было избирать в город­ской совет протестантов. В 1581 году дело дошло до восстания, в ходе которого из города были изгнаны императорские комиссары и был избран протестантский совет. Духовенство и знать покинули Аахен. В 1593 году последовал императорский указ о реставрации католи­цизма. Применение вооруженной силы на этот раз было предотвращено заступничеством протестантских князей.

В 1598 году император Рудольф II объявил свой «при­говор», приведенный в исполнение тремя католическими князьями. Из города изгонялись заодно с протестант­скими проповедниками и все члены совета—протестан­ты. С запретом протестантского богослужения ликви­дировалось и городское самоуправление. Совет, очи­щенный от крамольных элементов, отныне превращался в подголосок императора и епископа.

Упомянутые ранее события в Кёльне: изгнание эксархиепископа Гебхарда и водворение нового архиепи­скопа Эрнста Баварского—привели к тому, что кёльн­ские горожане оказались обремененными тяжкими по­борами в пользу церкви и дворян-авантюристов Юга, поддерживавших нового пастыря.

Еще более острым был конфликт императора с Донаувёртом, который повлек за собой окончательное раз­межевание сил в преддверии назревавшей в Германии

гражданской войны.

В 1580 году епископ Марквард Аугсбургский завла­дел не только церковной властью, но и светской юрис­дикцией в Донаувёрте. С этого момента католический клир своим поведением бросал вызов населению проте­стантского города. Не находя защиты у императора, совет города обратился за содействием к собравшемуся в Вормсе съезду имперских городов, который оказал моральную поддержку горожанам и магистрату Донаувёрта. Полученный в городе императорский указ об опале вызвал в 1607 году восстание плебейских масс города, знавших, что им придется расплачиваться за не­милость императора. Они не ошиблись. В том же году город был обложен контрибуцией, которую не было на­дежды покрыть целому поколению горожан. Столь же тяжким ударом явилось превращение Донаувёрта из имперского города в город, подвластный католическому баварскому дому.

На удар, незаслуженно нанесенный Донаувёрту, отозвались другие города. Стремление восстановить Донаувёрт в правах имперского города послужило толчком для образования в 1608 году евангелической унии.

Если до возникновения евангелической унии дворяне рассчитывали на «легальное» обирательство с помощью налогов и пошлин, то наличие протестантской организа­ции открывало новое русло дворянским посягательст­вам. Отныне бесчинство в том или ином городе и его ограбление стали оправдываться вероисповедной непри­миримостью. Католическая реакция давала стихийно проявлявшемуся движению благочестивый лозунг, она вводила безудержный дворянский разбой в широкое русло организованной внутригерманской крестоносной экспансии. Эта экспансия облекала грабительскую алчность в одеяние религиозной нетерпимости. Однако объективный смысл всей этой экспансии сводился к то­му, чтобы довести до конца экспроприацию богатств, оказавшихся в руках бюргеров в результате первона­чального накопления.

Разгром городов и расхищение их богатств станови­лись благочестивой приманкой для немецкого дворян­ства и примыкавшего к нему деклассированного сброда, подобно тому, как это имело место четырьмя столетия­ми ранее во Франции, где феодальные силы под знаме­нем альбигойского похода растоптали и уничтожили благосостояние и культуру южнофранцузских городов.

Трагический для Германии анахронизм состоял в том, что чреватый губительными последствиями для экономического развития страны разгром городов ста­новился фактом семнадцатого, а не тринадцатого сто­летия.

Ответом на образование евангелической унии яви­лось возникновение в 1609 году католической лиги. Именно в этой организации стали сплачиваться католи­ческие дворяне. Во главе лиги стал крупнейший из южногерманских католических князей—Максимилиан Баварский (1597—1651 гг.), для которого религиозные цели никогда не заслоняли политических соображений. Политика начинавшейся жестокой католической реак­ции не помешала этому государю ограбить и лишить свободы Зальцбургского архиепископа, а стремление единовластно господствовать над лигой побудило его воспротивиться вступлению в нее трех рейнских архи­епископов. Не желая усиливать Габсбургов, Максими­лиан долгое время сохранял корректные отношения с евангелической унией.

Это последнее обстоятельство доказывает, что усиле­нию императорской власти с самого начала противились не только протестантские, но и католические князья.

Вероисповедная солидарность ни при каких условиях не могла устранить глубокого противоречия между централизаторскими стремлениями императорской власти и столь сильным в Германии княжеским сепаратизмам

5. Датская интервенция.

Немецкие протестантские князья после разгрома Чехии с тревогой ожида­ли, что победители, собравшие значи­тельное войско, потребуют от них возврата отнятых у церкви земель. Чтобы избежать этой опасности, они го­товы были воспользоваться помощью Франции и Гол­ландии.

9 декабря 1625 г. Англия и Голландия заключили до­говор с датским королем Христианом IV (1588—1648гг.), которого получение английских и голландских субсидий обязывало к вторжению в Германию.

Осложнение англо-французских отношений не дало возможности Франции поставить подпись своего пред­ставителя рядом с подписью английского представите­ля под официальным текстом договора, заключенного с Данией.

Это не помешало Франции предоставить датскому королю французскую субсидию в дополнение к голланд­ской и английской.

Внешнеполитическая концепция Франции при развя­зывании датской интервенции нашла отражение в до­кладной записке дипломата Фанкана, видимо, пред­назначавшейся для Ришелье. Основная мысль докумен­та заключалась в том, что экономическим интересам Дании, Англии и Франции противоречит усиление Габ­сбургов и возможность использования ими больших-ресурсов Германии. Именно поэтому не следует до­пускать капитуляции Дании перед императором.

Материальная и дипломатическая поддержка держав, облегчила Христиану IV намеченный им план захвата нижнегерманских земель.

При этом датская интервенция и ее захватнические цели маскировались широко возвещенным намерением датского короля прийти на помощь своим немецким единоверцам—протестантским князьям.