Реферат: В поисках "другого"
Таким образом, всякая интерпретация текста оказывается в то же время его палимпсестным перечеркиванием. Всякая интерпретация, всякий акт чтения не "конструирует" текст, но, напротив, "деконструирует" его; она и показывает мозаичность текста, и сама вносит свой вклад в создание этой мозаичности. Барт иронизирует над готовностью критиков "великодушно" признать, что текст может заключать в себе несколько разных смыслов, обладать определенной степенью свободы значения. Его критика направлена против "объективного значения" как принципа, даже в более свободном его применении: не существует никакого объективно заданного значения, или значений, которые не были бы "всегда уже" вовлечены в процесс деконструирующего "переписывания".
Текст множественен. Это не значит просто, что он обладает несколькими смыслами, но что он сам есть воплощенная множественность смысла: не-отвратимая (а не просто допустимая) множественность. Текст - это не сосуществование значений, но переход, пересечение, поэтому он нуждается не в интерпретации, сколь бы то ни было свободной, но во взрывании, в рассеивании 34.
Растворение текста и его значения в процессе "письма" означает также "смерть автора" как раз навсегда заданной индивидуальности. Как бы продолжая свою раннюю работу о "мифах" буржуазного общества, Барт высмеивает культ автора, каким он сложился в течение последних трех-четырех столетий, как продукт западной культуры нового времени; его "три источника" составляют английский эмпиризм, французский рационализм и культ личной веры в немецкой Реформации, возвысившие, каждый в своем роде, престиж личности и индивидуального сознания. Все эти источники соединились вместе в философии позитивизма, этом "венце и конечном итоге капиталистической идеологии". Для позитивизма непреложной данностью является личность автора, чья мысль получает "выражение" в созданном им "тексте". Само собой разумеется, что под позитивизмом Барт понимает не только философию, лингвистику и литературную критику XIX века, но также - и даже прежде всего - структуральный подход, в котором он теперь усматривает прямое продолжение позитивистской идеологии.
"Смерть автора" делает бессмысленным поиск объективного значения текста - этого идеала позитивистской науки.
Коль скоро Автор отодвинут в сторону, все претензии "дешифровать" текст делаются совершенно пустыми. Приставить Автора к тексту - значит затормозить движение текста, снабдить его конечным значением, закрыть процесс письма. <...> Между тем, литература (лучше бы называть ее письмом) отказывается видеть в тексте (или слове) какой-либо "секрет", то есть окончательный смысл, и тем самым освобождает поле для деятельности, которую можно назвать антитеологической, собственно говоря, революционной: ведь отказ удерживать смысл на месте означает отказ от Бога и его ипостасей - разума, науки и закона 35.
Итак, смерть автора означает в конечном счете смерть Бога и созданного им авторитарного миропорядка - мотив, явно отсылающий к Ницше. Однако французская семиотика в такой же степени направлена против модернистской идеи сверхчеловека, как и против традиционной иерархии; объектом деконструкции оказывается и сам ее творец - "автор".
Подобно Лакану, Барт отрицает традиционные правила и критерии научного исследования. Сформулированный им новый принцип - "от науки к литературе"36 - звучит как прямое отрицание прежнего: "литературоведение должно стать наукой". Острие его иронии направлено на тех представителей гуманитарного знания, которые запоздало открыли для себя идеал позитивистской науки и стремятся сделать описание языка и культуры последним ее бастионом. Этим, согласно Барту, они выполняют социальный заказ буржуазного общества (собственно говоря, под "буржуазным" Барт понимает всякое общество, в котором господствуют традиционные позитивистские идеалы), снабжая его концептуальным аппаратом, помогающим игнорировать взрывчатую природу языка и культуры.
С этим положением Барта близко перекликается Кристева, когда она говорит, что структуральная лингвистика все еще находится в русле рационализма минувших столетий; авангардная поза структурального лингвиста маскирует "мужчину семнадцатого века", чья мысль полностью подчинена глубоко устарелой иерархической и рационалистической идеологии.
Лингвистика все еще купается в лучах систематизирующего мышления, которое преобладало во времена ее зарождения. <...> Ее этические основания принадлежат прошлому - современные лингвисты выглядят в своих работах как мужчины семнадцатого столетия <...> поборники угнетения и защитники разумности социального договора 37.
Во всех этих высказываниях можно видеть один общий мотив, составляющий движ?