Реферат: Византия: власть

А.П. Каждан

Если для западноевропейского феодализма характерно было срастание частной власти с землевладением, то в Византии частная власть формировалась как исключительное явление, на периферии императорской администрации.

Одним из важнейших источников складывания политической власти феодальных сеньоров на Западе был судебный иммунитет. В Византии (по крайней мере до XIV в.) судебный иммунитет оставался весьма ограниченным. Византийский обычай признавал за крупным собственником право разбирать дела его слуг — невольников или свободных, но это разбирательство было не более чем третейским судом: даже зависимые крестьяне сохраняли право обращаться в суд против своих господ. Императорские жалованные грамоты подчас передают монастырям освобождение от «входа» в монастырские владения тех или иных судебных чиновников — однако это не судебный иммунитет, но лишь ограничение подсудности: освобождая монастырь от юрисдикции местных судебных властей, император ставил его под контроль столичной администрации.

Большее значение имело пожалование податных привилегий, что называлось в официальной терминологии свободой или же экскуссией. Эти привилегии могли состоять в полном освобождении от налогов или в частичном, или в запрещении податным чиновникам вступать на землю собственника, который должен был сам собирать налоги в своих владениях и сам передавать их в казну (тем самым земли освобождались от дополнительных вымогательств). Пожалование экскуссии рассматривалось в Византии как исключительный акт императорской милости: ни одна общественная группа, ни одна аристократическая фамилия не имела права на податную привилегию по положению — император был волен пожаловать экскуссию и взять свою милость обратно.

И все-таки элементы частной власти в Византии существовали. У крупных сеньоров были свои «этерии» — отряды вооруженных слуг, свои дворы, свои податные сборщики. Частных слуг сеньоры иной раз наделяли землей. Во владениях сеньоров могли быть не только деревни и ярмарки, но и укрепленные замки., В поход такие сеньоры выступали в сопровождении собственной свиты и, подобно западным феодалам, нередко вели между собой частные войны. Но феодальные формы власти, как и феодальные формы собственности, оставались в Византии (во всяком случае до XIV в.) лишь в зародыше — византийское государство было централизованной монархией, управляемой императором (по-гречески — «василевс») и самодержцем (по-гречески — «автократор») ромеев.

Император в Византии, казалось бы, всевластен, и в то же время — удивительное дело! — трудно представить себе более непрочную монархию, чем византийское самодержавие. Половина византийских императоров была насильственно лишена престола: одни из них отравлены, утоплены, ослеплены, других заточили в монастырь. Тысячелетняя история Византийской империи насчитывает около 90 императоров — почти вдвое больше, нежели сменилось за такой же период времени на престоле Германской империи.

При этом средняя продолжительность царствования оказывалась различной в разные периоды византийской истории. С середины IX до конца XI в. сменилось 23 государя, каждый из которых правил в среднем чуть более 10 лет. С конца XI столетия императорская власть как будто бы стабилизуется: три императора из династии Комнинов удерживались на престоле почти целый век, и все трое умерли естественной смертью. Однако после кончины последнего из них, Мануила, дестабильность византийской монаршей власти обнаружилась с новой остротой: за 24 года сменилось шесть государей, и каждый новый правитель овладевал троном в результате насильственного переворота.

По сути дела, в Византии долгое время не было наследственности императорской власти: автоматического перехода отцовского престола византийское государственное право не знало, и если сын вступал да отцовский престол, то не в качестве ближайшего кровного родственника, а потому, что отец успевал еще при жизни объявить его соправителем Правда, с конца XI в. по мере аристок-ратизации византийского общества укрепляется и принцип легитимности: на протяжении ста лет, как только что было сказано, власть остается в руках фамилии Комнинов, затем, с конца XIII в. и до падения империи, на троне находится династия Палеологов.

Дело, однако, не только и, может быть, даже не столько в отсутствии наследственности престола. Реальные права василевса были не столь велики, как это кажется на первый взгляд, и распространялись далеко не в равной степени на разные сферы жизни общества.

Первая функция императора — репрезентативная: он должен был представлять Византийскую империю, должен был символизировать, воплощать в материально-чувственном образе ее скрытую мощь. Византийская политическая доктрина трактовала василевса как земное божество. Подражание богу объявлялось первейшей обязанностью государя, и весь ритуал дворцовой жизни предназначен был напоминать о таинственной связи между василевсом и небесным царем. Во время приемов самодержец восседал на двухместном троне: в будни — на правой его стороне, а в воскресенье и праздничные дни — на левой, оставляя место для Христа, которого символизировал положенный на сиденье крест. Императора трактовали как космическое существо, и к нему постоянно прилагался торжественный эпитет «солнце». Во время церемоний император занимал место между двух колонн или в нише, словно статуя; он никогда не стоял на полу, но всегда на роте, на особом возвышении.

Василеве — сакральная фигура, его жилище — священный дворец, его одежда, как и дворец, — священна. Золото и особенно пурпур служили символами величия императора он сидел на пурпурных подушках, подписывался пурпурными чернилами, и только он один мог надевать пурпурные сапожки. Появление государя перед толпой превращалось в обряд: заранее предусматривалось, где должны стать встречающие его горожане и какими именно славословиями они должны его приветствовать. Культ императора составлял один из существенных элементов государственной религии.

Но даже в самом императорском культе возвышение василевса до живого бога сопровождалось показной униженностью. Облаченный в шелковый плащ с жемчужными нитями, император держал в руках не только «державу» — символ земной власти, но и акакию, мешочек с пылью, напоминавший о бренности всего сущего. Едва вступив на престол, государь обязан был выбрать мрамор для собственного саркофага. После победы он, бывало, вступал в город пешком, а перед ним на колеснице, запряженной белыми лошадьми, везли икону богоматери, которую славили как истинную победительницу. И не только перед богом и смертью преклонял голову василевс: по установившемуся обычаю он — в подражание Христу — должен был раз в год омывать ноги нескольким константинопольским нищим.

Репрезентативность — показатель того, что обожествляется не данный конкретный император и не данная императорская фамилия, но императорская власть как таковая, и это обстоятельство с особой четкостью проступало в представлении византийцев о том, что коронация автоматически смывала все грехи и даже смертный грех — убийство.

Культ императора внушал уверенность в величии и вечности империи, но на практике репрезентативная функция нередко превращала государя в парадный манекен: строго разработанная система приемов и выходов из дворца заполняла его день, тяжелые торжественные одеяния делали эти приемы и выходы настоящей пыткой. Репрезентативная функция приковывала императора к столице: он должен был по определенным дням показываться на балконе, дефилировать по главной улице Константинополя, присутствовать при богослужении в храме св. Софии.

Другая функция императора — экзекутивная. Василевсы самым широким образом осуществляли право казнить, увечить, ссылать подданных, лишать их имущества, смещать с государственных постов. По отношению к каждому отдельному подданному права василевса были неограниченными, независимо от того, какое положение занимал этот подданный. Права императора на неограниченные экзекуции в Византии никогда не подвергались сомнению.

Третья и, казалось бы, важнейшая функция императора может быть охарактеризована как административно-законодательная. Император — не только верховный судья, администратор, законодатель, но и воплощенный закон. Согласно римско-византийскому праву, все, что угодно государю, приобретает силу закона. Василеве выше закона. Лишь изредка в византийской публицистике возникает мысль, противоречащая этому принципу, и провозглашается, в частности, что император обязан соблюдать закон а именно: установления Священного писания, правила семи вселенских соборов и, наконец, нормы римского права.

И все же всевластный византийский автократор в осуществлении административно-законодательной функции наталкивается на сопротивление могущественной Силы — традиции. Приверженность к традиции составляла вообще чрезвычайно существенный элемент византийской общественной жизни Выше уже шла речь о том, сколь устойчивым был традиционализм византийской хозяйственной жизни. То же самое относится и к сфере государства и права. Выработанные еще в Римской империи юридические нормы определяли все византийское законодательство, в значительной мере сводившееся (или сознательно сводившее себя) к повторению, пересказу или комментарию римских правовых сочинений. Эти законы и толкования уже далеко не всегда соответствовали новым отношениям, постепенно формировавшимся в Византии.

Сохранение норм римского права было своего рода юридической иллюзией (хотя, разумеется, определенные сферы взаимоотношений, особенно товарное производство и товарное обращение, прекрасно укладывались в эти нормы, а другие сферы могли быть во всяком случае осмыслены в понятиях римского права), но отнюдь не просто школьническим переписыванием классических образцов: это было выражение традиционности средневекового мышления, особенно последовательной в византийских условиях.

Соответственно византийцам был присущ традиционализм в отношении к собственному государству. Оно рассматривалось идеологами господствующего класса, с одной стороны, как Новый Израиль, как избранный народ, а с другой — как непосредственное продолжение империи цезарей. Идея избранничества воплощалась в представлении, будто византийские порядки идеальны, и потому социальные бедствия объяснялись не пороками общественного строя, а злоупотреблениями отдельных носителей власти (особенно охотно, разумеется, вина возлагалась на государей недавнего прошлого). Идея преемственности от Рима выражалась, помимо всего прочего, в учении о господстве василевса над всей ойкуменой, т. е. над всеми территориями, которые некогда находились под скипетром Августа.

Традиционность правосознания византийцев оказывалась совершенно реальной и очень серьезной преградой в административно-законодательной деятельности императоров. Не то, чтобы василевсы не осуществляли никаких реформ, однако реформам, как правило, придавалось специальное назначение — восстановить старые порядки, почему-либо пришедшие в забвение. Чрезмерная реформаторская активность казалась общественно опасной: императору надлежало быть стражем традиций и обычаев, а не преобразователем их.

Иными словами, безгранично свободный в экзекутивных возможностях по отношению к индивиду, василевс оказывался ограниченным в своей власти над обществом — ограниченным, с одной стороны, репрезентативной ролью сакрального царя, а с другой — традиционностью правосознания. Это не означает, конечно, что византийские общественные порядки вообще оставались неизменными, — напротив, они развивались и переживали существенные сдвиги, но развитие это не направлялось из Большого дворца константинопольских автократоров, а было стихийным, совершавшимся вопреки традиционности общественного сознания.

Противоречивая двойственность в положении византийского монарха связана и, может быть, даже обусловлена спецификой структуры господствующего класса империи. Акорпоративизм и эгоистический индивидуализм, присущий византийской элите, приводил к тому, что она не осознавала себя как целое. Византийскую служилую знать объединяла не вассально-ленная система, не иерархическая собственность, не идея общего происхождения, но императорская персона. Император выступал как сверхличное существо, как персонификация служилой знати: он был могуществен, поскольку служил символом могущественного государственного аппарата, и вместе с тем его положение было нестабильным, как положение каждого из вельмож. Византийская знать склонялась перед принципом самодержавной власти, но не перед конкретным государем или конкретным царствующим домом.

Разумеется, внутри византийского чиновничества существовали разнообразные градации, закрепленные пожалованием титулов. В IX—X вв., когда византийская административная система достигает классических форм, были составлены многочисленные тактиконы и клиторологии — специальные руководства, регламентировавшие последовательность должностей и титулов. Особый чиновник — атриклин — должен был следить за соблюдением «табели о рангах», предотвращая местничество и рассаживая чиновников в строгом порядке на императорских приемах или во время трапез во дворце. Однако византийская система градаций титулов существенно отличалась от западноевропейской феодальной иерархии: она не цементировала господствующий класс с помощью устойчивых внутренних связей, но лишь определяла человеку внешние знаки отличия и место в приемном зале. Лестница византийских рангов была подвижной: не только вельможи постоянно передвигались от одного титула к другому, не только существовала возможность покупки титула, но и сами чины имели тенденцию к девальвации, к утрате значения. К тому же реальное влияние чиновника определялось не столько чином, сколько благосклонностью василевса.

Титул считался пожизненным, но не наследственным Пожалование чина рассматривалось как личная акция императора. Конечно, дети вельмож на практике имели больше шансов проникнуть в среду сановной аристократии, чем дети купцов и крестьян, но и они всякий раз должны были получать инсигнии и диплом из рук государя или его представителя.

По тактиконам IX—X вв., в Византии существовало 18 чиновных рангов, и каждый служащий — от самой мелкой пешки в государственном аппарате до руководителей центральных ведомств — должен был иметь соответствующий титул. Высшие чины (кесарь, куропалат п т. п.) жаловались ближайшей родне василевса или императорским фаворитам; вслед за ними шли титулы для высшей прослойки служилой знати: магистр, анфипат, патрикий, протоспафарий. Внешне названия эти восходили к римской терминологии, переданной, разумеется, в греческой транскрипции: когда-то анфипатами называли римских проконсулов, а магистр (оффиций) был начальником императорской канцелярии. Однако византийские чины не имели ничего общего, кроме имени, с римскими проконсулами или патрициями.

Совокупность высших чиновников (в принципе, начиная с протоспафариев) составляла синклит, члены которого именовались синклитиками. Синклитикам полагалось жить в Константинополе. Роль и значение синклита не были конституционно определены: не существовало никаких норм, регламентировавших состав и функции синклита. Его влияние обусловливалось не правом, а конкретной ситуацией:, иногда император пренебрегал суждением синклитиков, но в других условиях синклит выступал и как высшая судебная инстанция, и как орган, обсуждавший предстоящие военные экспедиции или мирные договоры.

Конституционно установленной должности главы административного управления не существовало: управлявший государственными делами фаворит императора мог занимать самые разные посты, ибо источником его власти было не место в системе администрации, но благорасположение василевса.

Переход власти от одного фаворита к другому происходил, как правило, в форме своеобразного переворота, подготовленного интригой, подсиживанием, клеветой. Даже тогда, когда императорская власть оказывалась относительно устойчивой (как это было при Комнинах), государственный аппарат постоянно лихорадило от «малых переворотов». При Мануиле I государственными делами управлял одно время Иоанн Айофеодорит, однако его соперник, Феодор Стиппиот, сумел добиться того, что Айофеодорита отправили в провинцию, и занял его место при василевсе. Но и сам Стиппиот пал жертвой интриги: другой видный чиновник, Иоанн Каматир, донес императору, что Стиппиот не разделяет взглядов Мануила на политику по отношению к Сицилии. Чтобы доказать свою правоту, Каматир уговорил императора спрятаться за плотным занавесом и подслушать разговор Каматира со Стиппиотом. Вслед за тем в бумагах Стиппиота было обнаружено подброшенное Каматиром послание, будто бы написанное Стиппиотом сицилийскому королю. Этого оказалось достаточным, чтобы Стиппиот был снят с должности и ослеплен.

Центральное административное управление отличалось от администрации Римской империи обилием независимых высших чиновников, ответственных только перед императором. Это вело к рационально неоправданной громоздкости бюрократического механизма: многие ведомства («секреты») дублировали друг друга, и соответственно функции ряда учреждений оставались нечеткими. Как казначейство, так и суд были разделены между множеством секретов.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--