Реферат: За что погиб Н.С. Гумилев?

Входил в высокий кабинет,

Где ждал меня спокойный и учтивый,

Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,

Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространство безымянных

Мечтаний - слабого меня…

Довольно болезненный в детстве, он вопреки физической слабости всегда старался верховодить, всегда претендовал на роль вождя- и был им. С детства застенчивый, всячески преодолевал и этот недостаток. Быть может, и стихи стал сочинять не в последнюю очередь из жажды славы: никто вокруг не умел, а его фамилия уже в газете напечатана была - значит, и в этом он выше других. А само восприятие гордости и вовсе не знало ни границ, ни мелочей: это была памятливая гордость.

Маска надменного конквистадора, явленная молодым поэтом в первой своей книге - не мгновенное озарение, не случайный образ, не дань юношеским мечтанием; она - своего рода символ. Конечно, и щит, и завеса, и панцирь. Но в первую очередь все же – символ, по которому безошибочно узнавался автор.

«Путь конквистадоров» Николай Гумилёв издал на деньги родителей за год до окончания гимназии, в 1905 году, когда ему исполнилось 19 лет. К этому времени он уже два года как был знаком с Анной Горенко, и не просто знаком: ей посвящены стихи в первой книге.

Расцвет творчества.

«Путь конквистадоров» Гумилёв никогда не переиздавал, откровенно давая понять, что и сам считает первую книгу пробой пера, уроком, подготовкой к творчеству, но не самим творчеством, достойным его уровня. Только три стихотворения из всего сборника, да и то переделанные, отшлифованные, можно даже сказать – огранённые, счёл он возможным потом «вернуть» читателям.

Но «Путь конквистадоров», конечно, не просто добросовестно выполненный «урок», а и начавшее оформляться, очерчиваться самостоятельное миропонимание. Будь по-другому, книжка, как многие прочие, выходившие тогда, прошла бы незамеченной. Однако ж вскоре после её выхода в № 11 «Весов» появилась рецензия, написанная Валерием Брюсовым. Это было для Гумилёва важным, и, с присущей ему памятливостью, он долгие годы хранил признательность своему открывателю: сначала - как влюблённый и прилежный ученик; затем - как коллега и даже как оппонент.

Аттестат зрелости он получил уже двадцатилетним, 30 мая 1906 года. А ещё до официального завершения курса обучения появилось желание поехать за границу. Думается, в том, что он уехал в Париж, просматривается не страсть к наукам (хотя Гумилёв и поступил в Соборну), а в первую очередь его неуемная страсть к путешествиям.

Конечно, отъезд сделал и без того не слишком большой круг его литературных знакомств ещё более узким. К творчеству он относился как к работе, к ремеслу, в котором тоже есть мастера и есть подмастерья - в зависимости от владения приёмами, техникой. И несмотря на то, что он усиленно ищет «границу, где кончается опыт и начинается творчество», всё же в этот период именно опытами отдаёт больше всего времени и сил, изучает законы стихосложения.

Брюсов, теперь уже явно взяв шефство над юным подопечным, помогал ему не только литературными консультациями. Он свёл Гумилёва со своими парижскими знакомыми, уберёг его от некоторых ошибок и поспешных шагов.

Первый парижский период характерен ещё и тем, что Гумилёв впервые столкнулся с изданием журнала. Затем в его жизнь будет немало подобных попыток, но «Сириус»- первая из них. Сама идея возникла во время знакомств с русскими художниками М. Фармаковским и А. Божеряновым.

Вернувшись в мае 1907 года в Россию, 20 июня он уже вновь был в Париже, пытаясь осмыслить случившееся с ним за два киевско - московско-петербургских месяца: и встречу с Брюсовым, и освобождение от воинской службы, и очередной отказ Анны Горенко выйти за него замуж. О, эти отказы, столь глубоко ранившие душу «конквистадора! Известно, что после двух из них Гумилёв пытался покончить жизнь самоубийством.

Несмотря на все трудности пребывания во Франции - и материальные, и нравственные, - Гумилёв не забывал об основном, как он для себя определил, деле – литературном творчестве. Собиралась вторая книга – вышедшей в январе 1908 года сборник «Романтические цветы», изданный за свой счёт и посвящённый Анне Андреевне Горенко.

«О «Романтических цветах» будет затем с издёвкой писать газета «Царскосельское дело», которая никогда не упускала случая продемонстрировать своё отношение к Гумилёву; не слишком корректно отзовётся о книге и журнал «Образование» доселе хваливший его стихи «мертворождёнными, рассудочными и холодными» и убеждала читателей в том, что «если признать основным принципом искусства нераздельность формы и содержания, то стихи г. Гумилёва пока большей частью не пойдут под понятие искусства»2 .

Но две рецензии – Валерия Брюсова и Иннокентия Аннинского – стали определяющим для Гумилёва и его книги, как именно первый и последний аккорды.

Когда–то, три года назад, подписывая «Путь конквистадоров» Директору гимназии, девятнадцатилетний гимназист перечислил в надписи произведения Аннинского:

Тому, кто был влюблён, как Иксион,

Не в наши радости земные, а в другие,

Кто создал Тихих Песен нежный сон –

Творцу Лаодамии.

Теперь эстет Аннинский достаточно подробно перечислил достоинства «Романтических цветов», сделав это не просто живо, но и даже как-то гурманно - изящно.

Это было время именно исканий, о чём говорит как уход в «Романтических цветах» от декадентства «Пути конквистадоров», так и уход в последующих книгах от символизма «Романтических цветов».

«Одна из сокровеннейших мыслей» к тому времени уже начинала получать воплощение в экзотических стихах. Причина конечно, не только в первом краткосрочном путешествии в Африку и увлечённости этим континентом; причина прежде всего в попытке найти наиболее полный, оптимальный способ самовыражения на уровне целой платформы, системы.