Реферат: Загадка русской души в творчестве В.М. Шукшина
Случайно ли это? Работа в маленькой сельской вечерней школе, конечно, обусловлена тем послевоенным временем, когда на селе не хватало специалистов-педагогов. Но, став по необходимости учителем, Шукшин преподаёт в вечерней школе литературу! Вот это действительно не случайно. Потому что все его помыслы, мечты о будущем связаны с миром литературы и искусства. Очень жаль, что многие литературоведы и биографы говорят об этой странице жизни Шукшина между прочим, а иногда даже забывают упомянуть. Однако сам Шукшин впоследствии писал: «Учитель я был, честно говоря, неважнецкий (без специального образования, без опыта), но не могу и теперь забыть, как хорошо, благодарно смотрели на меня наработавшиеся за день парни и девушки, когда мне удавалось рассказать им что-нибудь важное и интересное (я преподавал русский язык и литературу). Я любил их в такие минуты. И в глубине души не без гордости и счастья верил: вот теперь, в эти минуты, я делаю настоящее, хорошее дело. Жалко, мало у нас в жизни таких минут. Из них составляется счастье» [1, 120].
Итак, представим себе В.Шукшина в роли учителя литературы и не в художественном произведении, не в кинофильме, а в жизни. Можно с уверенностью предположить, учитывая творческий потенциал его личности, что это был интересный учитель.
Нет сомнений в том, что он (будущий писатель, сценарист) стремился к творческому построению своих уроков, что у него (будущего режиссёра) учащиеся активно вовлекались в творческую работу на уроке. Наконец, представим себе, как звучали на уроках В.Шукшина (будущего профессионального актёра) литературные произведения, когда он их читал сам.
Подчеркнём и ещё одно закономерное решение В.Шукшина - поступить в Литературный институт, куда он не был принят, так как не было опубликованных произведений к тому времени. После этой неудачной попытки В.Шукшин делает ещё одну и поступает во ВГИК (Всесоюзный Государственный институт кинематографии) на режиссёрский факультет.
В 1958 году сыграл первую главную роль в фильме М. Хуциева «Два Федора». В этом же году в центральной печати был напечатан первый рассказ Шукшина «Двое на телеге». В 1963 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла первая книга - «Сельские жители». С этого года работает режиссером на киностудии имени Максима Горького, снимает свой фильм «Живет такой парень».
В 1965, 1969, 1972 годах на экраны страны выходят фильмы Шукшина «Ваш сын и брат», «Странные люди» и «Печки-лавочки». Слава актера, режиссера и писателя будет сопровождать Василия Шукшина до конца жизни.
В 1968 году в издательстве «Советский писатель» вышел сборник рассказов «Там, вдали», в 1973 - сборник «Характеры», в 1974 - «Беседы при ясной луне» «[3, 128].
В 1974 году фильм Шукшина «Калина красная», где он выступил как сценарист, режиссер и актер, стал явлением в советском кинематографе.
В мае 1974 года начались съемки фильма «Они сражались за Родину», где Шукшин играл роль Петра Лопахина. В июне был сдан в издательство роман «Я пришел дать вам волю». 2 октября во время съемок фильма «Они сражались за Родину» в станице Клетской Волгоградской области Шукшин скоропостижно скончался. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
1.2 Загадка русской души в рассказах Шукшина
Появление в 1960-х гг. прозы Шукшина, было удивительным прорывом цепи официальной идеологии в сферу внимания к духовности. Создав особый мир «странных людей», «чудиков», «гениев одной души», он заставил понять, что мы, люди XXI в., по-прежнему стоим перед огромным белым пятном души человеческой. «Творческий путь Шукшина, - пишет А.И. Куляпин, - вместился в предельно короткий отрезок времени и был чрезвычайно стремительным. Видимо, отсюда ощущение своеобразного бега на месте или движения по кругу, но это впечатление обманчиво. Художественный мир писателя, отличается удивительной динамичностью...» [14, 45].
Шукшин, концентрирует внимание на реальности бытия души человеческой: душа предстает как нечто мощное, сильное, стержневое в человеке.
«Максим … вдруг ясно понимал: никогда он не объяснит, что с ним происходит, никогда жена Люда не поймет его. Никогда! Распори он ножом свою грудь, вынь и покажи в ладонях душу, она скажет - требуха. Да и сам он не верил в такую-то - в кусок мяса. Стало быть, все это - пустые слова. Чего и злить себя?
- Спроси меня напоследок: кого я ненавижу больше всего на свете? Я отвечу: людей, у которых души нету. Или она поганая. С вами говорить - все равно, что об стенку головой биться». Василий Шукшин. «Верую!» [14, 47].
В поисках первооснов русской духовной жизни Шукшин уходит в прошлое России, ищет их в современной ему жизни земляков, наконец, в себе самом. Исследователи творчества Шукшина усматривают источники духовной и нравственной силы русского человека в его единении с природой, с землей, в крестьянском укладе, утверждают: «Духовность есть народность» (Е. Черносвитов). В этом есть несомненная логика, но представляется, что сущность духовности героев кроется скорее в их человечности (духовность есть человечность).
Разрабатывая проблему души, Шукшин обнаруживает «искру души» своих героев в их действиях; духовное и бытийственное - это не два разных объекта, а моменты одного действия человека, поскольку события жизни суть только средства раскрытия душевного состояния героев. Может быть, поэтому писатель мечтал «свести бы людей в такой ситуации, где бы они решали вопросы бытия, правды. Рассуждать, размышлять, передавать человеческое волнение» («Если бы знать...») [13, 223].
Традиционно творчество Шукшина рассматривается как деятельность личности, чрезвычайно высоко оценивающей культуру, стремящейся к культуре, бережно охраняющей культуру от хамства, всезнайства, прямолинейности и односторонности (В. Горн, В. Коробов, и др.). Культура для него - стиль жизни, а не совокупность материальных и духовных ценностей; она - творчество «самой жизни» (А. Белый), а не заучивание готовых истин и усвоение готовых формул; культура для Шукшина смыслонесущий аспект человеческой деятельности и ее результатов, позволяющих индивидам осуществляться в особом жизненном мире.
Сейчас, когда культура России в определенной степени беззащитна, когда на смену советской культуре приходит «чужая» культура, а иногда и «полукультура», «недокультура», опыт шукшинского понимания и оценки культуры может стать основой для сохранения, возрождения и развития русской культуры; понимание ее как «монолита», как одной культурной нормы для всех, опасно для развития страны, поскольку ведет к индивидуальным и групповым конфликтам [3, 45].
История и логика становления отношения Шукшина к культуре сложна и в целом соответствует логике отношения всякого становящегося «Я» в 1950-1960-е гг. XX в. в России. Специфика Шукшина в этом смысле заключается в том, что он от «потребления» культуры («взахлеб», «запоем») перешел к творчеству, вследствие чего в одном пространстве его сознания сталкиваются, «толпятся» (B.C. Библер) разные культуры: культура то выступает в форме покоящегося предмета, принимаемого им (русская культура быта сибирской деревни, советские традиции средней школы, христианские традиции жизненного мира матери), то приобретает форму человеческой активности (Шукшин наедине с природой, во ВГИКе, в общении с друзьями, врагами, образами научной и художественной литературы). Поэтому рассмотрение вопроса об отношении Шукшина к культуре - это исследование роста его «Я» в культуре. «Культура, непосредственно связанная с Я (с субъектом, а не объектом), там зрела, где наука и искусство начинают пронизывать друг друга», - писал А. Белый в 1920 г. К сожалению, в нашей стране этого «пронизывания» до сих пор не произошло, но Ш. был одним из тех, кто бился над этим вопросом, боролся против «теней культуры», воевал против оглупления человека суррогатами науки («...полунаука - это деспот» [1, 145].
Творчество Шукшина в максимальной степени было русским феноменом, ибо в России мы встречаемся с диктатом административной культуры. Русская культура (изначальный замысел слова - культивирование чего-то вместе, сообща) как высшая оценка всего, что делает человек, «всегда «наступала на горло» русской философии» (A.M. Пятигорский), поэтому беда русской философии в том, что она всегда «культивировалась», еще не став самой собой, в силу чего рождалось идеологизированное, а не философское мышление.
Вероятно, не случайно в одном из последних произведений Шукшина повести-сказке «До третьих петухов», перед Иваном, возвращающимся домой после похода за справкой, возникает монастырь, где черти поют веселую песню: «Наше вам с кистенем, под забором, под плетнем - покультурим, покультурим». В этом горьком употреблении слова «культура» своего рода итог многих разочарований автора, веровавшего в силу культуры и обнаружившего «тени культуры» или полукультуру.
Опыт понимания Шукшина культуры, нашедший свое отражение в его творчестве и исследовавшийся в 1990-х гг., позволяет выявить некоторые позиции автора, характеризующие бытие культуры в России. Культура, по мнению Шукшина, - сложный, противоречивый, движущийся и опасный феномен, способный сделать человека как свободным, так и рабом.
Другая проблема, которая все время преследует Шукшина, - человек в культуре, коммуникация через культуру, «тени культуры» в человеке, ибо утрата культуры (или ложное присвоение культуры) резко дает себя знать дефицитом свободных людей в обществе, дефицитом человечности. В утверждении культа культуры Шукшина был советским человеком 1960-1970-х гг.: любил культуру, стремился к культуре, считал, что «недобрал» в культуре, был готов «молиться на культуру», хотел встать перед ней на колени, но будучи умным и талантливым - и по природе и по роду своему («народ»), стремился, как отмечает С.М. Козлова, «отвоевать у лжи и демагогии технические средства массового воздействия», отвоевать культуру как вспомогательный феномен социального бытия, преодолеть невостребованность людьми классической и народной культуры, их тяготении к суррогатам, к масскультуре, «докричаться» до слушающих («Микроскоп», «Срезал», «Владимир Семеныч из мягкой секции», «Пьедестал») [1, 149].
Третья проблема - множественность осмыслений культуры в творчестве Шукшина. В понимании культуры у шукшинских героев сталкиваются и соединяются несопоставимые позиции: термин «культура» в широком его значении относится ко всему биологически не фиксированному в человеке (это смыслонесущий и смыслопрограммирующий аспект человеческой деятельности); слово «культура» в произведениях Шукшина имеет и оценочное значение: высокая культура (искусства и науки), низкая культура. В творчестве Шукшина постоянны попытки развести стороны, грани культуры, объяснить и прояснить их. Но задача эта не разрешима в принципе. Вот и сталкиваются в прозе Шукшина знание и чувство, вера и разум, любовь и сострадание, начитанность и невежество, критичность и критиканство, высокое и низкое. Шукшин показывает столкновение естественного и культурного в человеке («Даешь сердце!», «Горе», «Жил человек»).
Для русской культуры огромное значение имело присутствие в ней писателей-мыслителей.
Шукшин, наследуя традиции русской литературы, определил для себя позицию, которой не изменял: «Логика жизни - бесконечна в своих путях, логика искусства ограничена нравственными оценками людей...» (Из рабочих записей).
Творчество Шукшина первой половины 1960-х гг. - это попытка выразить «логику жизни» в нравственных исканиях конкретных героев; творчество последующих лет - интенция исправить «логику жизни» «логикой искусства» и тем самым помочь человеку. На этом пути писателя ждали многие трудности, разочарования и тупики. Прав В. Горн в своей оценке творчества Шукшина: «Когда начинаешь вникать в смысл слов «мир Шукшина», то невольно закрадывается такое предположение: писатель словно задумал эксперимент, который ставился широко и с чисто научной добросовестностью, и с жаром души художника и гражданина, хорошо знающего, что он любит, и что ненавидит в современном мире» [3, 245].
Свидетельство самого Шукшина, пожалуй, убедительнее всего подтверждает, что смысл всей духовности заключается в том, что она позволяет измерить рост человеческого в каждом человеке. При этом духовность не есть что-то спокойное, устойчивое (качество или свойство). У Шукшина действительность жизни выступает всегда в противоречиях и диссонансах. Создается впечатление, что о жизни ровной, линейной, запрограммированной и разумно устроенной не стоит и писать, поэтому пишет он о времени, когда «тяжко на душе...», когда человек работает до потери облика, потому что «не знает, куда девать себя» [13, 224].
Душа чаще всего рассматривается как мука, как боль, как тоска, как «нечто», от которого нельзя избавиться, не потеряв себя. В один из промозглых дней, когда «ветер пронизывал до костей, и душа чего-то заскулила. Заныла прямо, затревожилась», Филипп Тюрин вспоминает свою несостоявшуюся любовь. «Господи, пустота какая, боль какая!» («Осенью»). Итак, существенно шукшинское видение души как реальности особого рода, находящейся в сложных, диалектических связях с объективной реальностью бытия человека, как противоречивого процесса реализации жизни сознания и подсознательного. Поиск XX в. в сфере научного познания духовности чрезвычайно противоречив и мало плодотворен. Доказательством этому могут служить попытки отыскать духовность в сфере экстрасенсорики, в космосе, религиозности, «зове крови» и т.д. Может быть, поэтому Шукшин еще в 1974 г. в интервью газете «Правда» скажет: «В постижении сложности - и внутреннего мира человека, и его взаимодействия с окружающей действительностью - обретается опыт и разум человечества. Не случайно искусство во все века пристально рассматривало смятение души и - обязательно - поиски выхода из этих смятений, этих сомнений» («Если бы знать...») [13, 225].