Реферат: Женщины в жизни и творчестве Генриха Гейне

"Я без тебя душой изныл,

Приди ко мне!" Она качала

Лишь головой и — хохотала.

Он в шесть поутру был казнен

И в семь во рву похоронен.

А уж к восьми она п лясала,

Пила вино и хохотала.

(Перевод А.Н.Майкова)

На основании этого текста многие обосновывали свое мнение о том, что чудесные песни о любви были лишь плодом творческого воображения Гейне, а он никогда не испытывал счастливого чувства и меньше всего счастья нашел в своем браке.

Есть сведения и о безнравственном поведении Ма­тильды после смерти мужа. Однако другие современ­ники представляют жену поэта как праведницу, ко­торая вела скромный образ жизни. Развлечением ее были цирк или бульварные театры, когда там стави­лись веселые пьесы. Если кто-нибудь бывал у нее в гостях, она непременно заказывала какое-нибудь блю­до, которое особенно любил ее pauvre Henri ("бед­ный Генри" (фр.) ). По простоте своей души и ограни­ченности интеллекта она считала, что этим самым обнаруживает уважение к памяти супруга... С особой таинственностью она сообщала гостям, что ей нео­днократно предлагали руку и сердце, но каждый раз она отказывала, так как не может забыть мужа и не желает носить другую фамилию. Вот такую женщину любил Гейне. Ему становилось весело и спокойно на душе, когда она появлялась в комнате: "Входит жена, прекрасная, как утро, и улыбкой рассеивает немецкие заботы ".

Любопытная деталь: Матильда умерла в годовщину смерти своего мужа, 17 февраля 1883 года, то есть ровно через двадцать семь лет после кончины Гейне.

6. "Лилия лилий, мой ангел земной..."

(Элиза фон Криниц — последний цветок печальной осени поэта).

Их первая встреча произошла при необычных об­стоятельствах.

Незнакомка вошла в дом №3 на улице Матиньог, неподалеку от Елисейских полей и поднялась на шес­той этаж. Переводя дыхание, она позвонила, потянув за шнур звонка. Дверь открыла неприветливая горнич­ная.

— Меня зовут Камилла Зельден, я должна передать господину Гейне посылку от его немецкого друга, — сказала женщина.

Но тут раздался звук колокольчика. Горничная про­шла в комнату, откуда он прозвучал. Женщину при­гласили в затемненное шторами помещение, в кото­ром было холодно, как в склепе.

— Ну как вам моя "матрацная могила"? — услыша­ла она неестественно бодрый голос из-за ширмы.

На низкой кровати с шестью матрацами лежал че­ловек. (Как потом пояснили посетительнице, он не переносил ни малейшего ощущения твердости и не терпел шума, особенно над головой. Вот почему он оказался под самой крышей, на шестом этаже). Глаза лежащего были закрыты. Вошедшая с ужасом реши­ла, что перед ней еще и слепой. Но больной указа­тельным пальцем правой руки приподнял правое веко и некоторое время разглядывал незнакомку.

Он увидел женщину лет двадцати шести, среднего роста, не столько красивую, сколько симпатичную. У нее были каштановые волосы, нежный овал лица, вздернутый носик и плутовские глаза. Она улыбалась маленьким ротиком и при этом обнажала прелестные жемчужные зубы. Женщина была грациозной и мило­видной. В беседе выяснилось, что она по происхожде­нию немка, его соотечественница, что настоящее ее имя Элиза фон Криниц. Почти всю жизнь провела в Париже, где живет на улице Наварин, 5. Так как иногда печатается, избрала себе псевдоним Камилла Зельден. Но друзья ее называют Марго. Она привезла из Вены ноты молодого композитора, положившего сти­хи Гейне на музыку, которые последний просил пе­редать лично поэту. Гейне сказал молодой женщине:

— Мне понравился ваш голос, — в нем чувствуется сердечность, видно, вы умеете сострадать. Как ни странно, теперь это редкость. Не подумайте, что я нуждаюсь в этом, — поспешно заметил он. — Но люди так жестоки. Раньше я мало задумывался об этом. Сей­час у меня достаточно времени поразмыслить.

Внимание Гейне привлекло кольцо на пальце Эли­зы. Это была печатка в виде геммы из сердолика с вырезанным изображением мухи.

— Ваше кольцо напомнило мне одну историю о пожиз­ненном заключенном. Однажды у себя в камере он заметил муху. Это было первое существо, которое ему удалось уви­деть после многих месяцев одиночества. Он прислушивался к ее веселому жужжанию, наблюдал, как она летает, моет крылышки и лапки. И вскоре муха стала ему как родная. Привыкла и она к своему соседу, причем настолько, что без боязни садилась к нему на палец, и он согревал ее сво­им дыханием.

Вот так и я — пожизненно заключенный, а вы неожи­данно появившаяся в моей камере муха. Во всяком случае, мне так бы этого хотелось. Будьте моей мушкой, моим пос­ледним крылатым насекомым в этот мой поздний осенний час. Мне так недостает, чтобы рядом раздавалось чье-ни­будь жужжание. И позвольте отныне называть вас Мушкой, — сказал Гейне.

Он как близкому, давно знакомому человеку, рас­сказал ей о своей болезни.

Элизу потрясло все услышанное. Ей казалось, что она знает Гейне вечность. Он же подарил ей на па­мять свою книгу и попросил прийти еще.

Очередной приход Элизы к Гейне предварило его письмо: "Глубокоуважаемое и милое создание! Очень сожалею, что мне удалось видеть вас лишь короткий миг вашего последнего посещения. У меня осталось пос­ле него самое отрадное воспоминание. Если это только возможно, придите завтра же или, во всяком случае, как только вам позволит досуг. Я готов принять вас в любое время дня, когда бы вы ни пожелали. Но самое удобное для меня — это от 4 часов дня и до какого угодно часа вечера. Несмотря на мою глазную болезнь, я пишу это письмо сам, так как в настоящее время у меня нет секретаря. А между тем у меня страшный шум в ушах, и вообще я чувствую себя очень плохо. Не знаю, почему, но ваше сердечное участие так хорошо подействовало на меня, что я, суеверный человек, вооб­разил себе, что меня посетила добрая Фея в часы стра­даний. Вы появились как раз вовремя... Или вы не добрая Фея?Я очень хотел бы узнать это — и скорее ". Письмо было датировано 20 июня 1855 года.

На следующий же день она была у Гейне. Говорили о литературе, Шекспире, Байроне. Последнего Гейне ощущал равным себе, примерно в чине надворного советника, тогда как Шекспира возвел в сан короля, который вправе их обоих отставить от должности.

Что же касается его собственного творчества, то в угоду коварной судьбе во время болезни он стал петь как соловей, еще лучше, чем раньше. В этот период им были созданы серьезные произведения. Писал он в постели, приспособив для этого бювар, который лежал у него на коленях. Но ему, конечно, нужен был секретарь. Им и стала Элиза фон Криниц. Совместная работа еще более сблизила их.