Сочинение: Марина Цветаева

В «Волшебном фонаре» мы видим зарисовки семейного быта, очерки милых лиц мамы, сестры, знакомых, есть пейзаж Москвы и Тарусы.

Марина очень сильно любила город, в котором родилась, Москве она посвятила много стихов:

Над городом отвергнутым Петром,

Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой

Над женщиной отвергнутой тобой.

Царю Петру, и вам, о царь, хвала!

Но выше вас, цари: колокола.

Пока они гремят из синевы –

Неоспоримо первенство Москвы.

• И целых сорок сороков церквей

Смеются над гордынею царей!

Сначала была Москва, родившаяся под пером юного, затем молодого поэта. Во главе всего и вся царил, конечно, отчий «волшебный» дом в Трехпрудном переулке:

Высыхали в небе изумрудном

Капли звезд и пели петухи.

Это было в доме старом, доме чудном…

Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном,

Превратившийся теперь в стихи.

Таким он предстал в этом уцелевшем отрывке отроческого стихотворения. Дом был одушевлен: его зала становилась участницей всех событий, встречала гостей; столовая, напротив, являла собою некое пространство для вынужденных четырехкратных равнодушных встреч с «домашними»,- столовая осиротевшего дома, в котором уже не было матери. Мы не знаем из стихов Цветаевой, как выглядела зала или столовая, вообще сам дом, - «на это есть архитектура, дающая». Но мы знаем, что рядом с домом стоял тополь, который так и остался перед глазами поэта всю жизнь:

Этот тополь! Под ним ютятся

Наши детские вечера

Этот тополь среди акаций,

Цвета пепла и серебра…

В этой книге у Марины, впервые, появилась тема любви.

Книга Цветаевой «Волшебный фонарь» встречена была более сдержанно: « те же темы, те же образы, только бледнее и суше…стих уже не льется весело и

беззаботно, как прежде; он тянется и обрывается…» – писал Н. Гумилев. Сдержанность критиков заставляет Цветаеву задуматься над своей поэтической индивидуальностью, она начинает поиск нового поэтического «я».

Черты сходства и различия двух сборников Поэта.

Темы и образы двух первых книг Цветаевой объединяет «детскость» – условная ориентация на романтическое видение мира глазами ребенка. Это подчеркивает и название вымышленного издательства « Оле – Лукойе», по имени героя андерсоновской сказки, навевающего детям сказочные сны. Детская влюбленность, непосредственность, бездумное любование жизнью по-новому преломляли мотивы Брюсова, Бальмонта, Блока, освобождая их от идеологических элементов символизма. Поэтический язык этих сборников универсален и включает традиционный набор символов литературы первого десятилетия ХХ века. Стихотворения «Волшебного фонаря» менее подражательны, хотя и продолжают избранную вначале тему «детскости». Однако во второй книге на фоне пристрастия поэтессы героического, обреченного проступает ироническое отношение к быту. Именно иронию как основное качество поэзии Цветаевой отмечает Михаил Кузмин, сопоставляя ахматовский «Вечер» и цветаевский «Волшебный фонарь».

Композиционная структура первых книг Цветаевой,

их исповедальность целиком реализуют представление о символистском сборнике. Вся архитектоника книг: название разделов, эпиграфы, служащие ключом к их содержанию, заголовки стихотворений – раскрывает последовательность этапов пути героини от безмятежного счастья детства к утрате изначальной цельности. В таком строении сборников угадывается из традиционных мифов символистов – миф о потерянном рае.

В этих книгах она определила свое жизненное и литературное кредо – утверждение собственной непохожести и самодостаточности, обеспеченных глубиной души. Именно тогда, в тех первых наивных, но уже талантливых книжках, выявилось драгоценнейшее качество ее как поэта – тождество между личностью (жизнью) и словом. Быть самой собой, ни у кого ничего не заимствовать, не подражать, не подвергаться влияниям – такою Цветаева вышла из детства и такою осталась навсегда.