Сочинение: Носов

Родился Николай Носов в семье актера. Учиться маль­чик начал в гимназии поселка Ирпень, недалеко от Киева, где прошло его детство. После 1917 года гимназия была ре­организована в школу-семилетку. Закончив ее, он работал чернорабочим на бетонном заводе в Ирпени, потом на кир­пичном в городе Буча. Постоянно в эти годы занимался само­образованием. Искусство влекло его в свои прекрасные объятья с отрочества. Девятнадцати лет он выдержал экзамен в Киевский художественный институт. В 1929 году перевелся в Московский государственный институт кинематографии и до 1951 года работал в сфере кино: режиссер, постанов­щик мультипликационных, научных, учебных картин. В годы Великой Отечественной войны ставил военно-технические фильмы.

Путь в литературу. В литературу, как говорил и писал Н.Н.Носов, пришел он случайно: родился сын, и нужно было рассказывать ему все новые и новые сказки, забавные рас­сказы для него и его приятелей-дошкольников... «Постепен­но я понял, что сочинять для детей — наилучшая работа. Она требует очень много знаний, и не только литературных, еще больше психологии детей. Главное — любви к ним. И уваже­ния. Я понял, когда у меня рос сын, что к детям нужно отно­ситься с самым большим и очень теплым уважением», — го­ворил автор повести «Витя Малеев в школе и дома», когда ее обсуждали в творческом объединении детских и юношеских писателей Москвы, а вышла она в свет в уже упоминавшемся 1957 году.

Первый рассказ Н.Н.Носова «Затейники» был издан еще в 1938 году. Первая тоненькая книжка — в 1945 году. Назы­валась она «Тук-тук-тук». Этот дружеский и дружелюбный стук услышали и дети, и издатели: «Детгиз» через год выпус­тил в свет следующую книгу — сборник рассказов «Ступень­ки». А далее? Далее по этим ступенькам одна за другой выхо­дили на широкий простор книги уже известного, крепко по­любившегося и «веселого писателя», как называли и называют часто Н.Н.Носова: 1947 — «Веселые рассказы»; 1951 — «Днев­ник Коли Синицына»; 1953 — сборник «На горке»; 1955 — повесть «Веселаясемейка»; 1956 — «Прятки»; 1958 — «Весе­лые рассказы и повести»; 1959 — «Незнайка в Солнечном городе»; а в 1960 — «Приключения Незнайки и его друзей» в серии «Школьная библиотека». Книга включала повесть-сказ­ку «Приключения Незнайки и его друзей» и роман-сказку «Незнайка в Солнечном городе».

Книги Н.Носова иллюстрировали очень непохожие по почерку художники: И.Семенов, Г.Вальк, Д.Бисти, Е.Афа­насьева, А. Лаптев, А. Каневский, В.Горяев и другие. Худож­ник В.Горяев; обращаясь к детям и педагогам, не раз повто­рял такую мысль: «Художественное творчество требует вдох­новения. Его появление не всегда сразу объяснимо... Но если у вас не пишется, возьмите любимую книгу. Уйдите в ее мир. Постарайтесь почувствовать настроение автора... Вот возь­мите, например, веселые рассказы Николая Носова. Читайте для себя. Для удовольствия. И вы почувствуете, что улыбае­тесь. На душе — такое приятное чувство одушевленной (!) встречи с хорошими людьми».

«Веселый писатель», — привычные слова в статьях, в до­кладах и лекциях о Н.Н.Носове. Может показаться стран­ным, но в жизни (исключаю личную ее часть — семью), в общении с детьми, в школах, с издателями, коллегами Н.Н.Носов никогда не давал повода сказать о нем «веселый человек». Он был сдержан. Бывал лукав. Чаще задумчив, как бы сам в себе. Краткословен. Точен в оценках работ других писателей, критиков. Доброжелателен. Улыбался чаще лишь глазами, то есть настроение его проявлялось во взгляде. И дети — герои в его книгах — не весельчаки, не скоморохи. Они деловиты. Они нормальные здоровые дети, живут от­крыто, увлеченно. Стремительно действуют и в игре, и в де­лах своих. Естественно, что часто попадают в смешные си­туации, закономерно хотят больше, чем могут, видят себя героями и в маленьком деле, ибо постоянно в состоянии жиз­нерадостного роста. В состоянии развития, внутреннего дви­жения. Вспомните стихи А.Л. Барто «Я расту».

Нормальные, не изломанные жизнью, не больные (имен­но о таких рассказывает Н. Носов) дети, конечно, в своем вихре открытий, чаще всего так деятельны, что деятельность эта про­являет все нюансы противоречий между желанием и возмож­ностями ребенка. Это порождает массу недоумений, вопро­сов, удивлений. Все это чувствует и передает писатель, поэто­му его книги прежде всего глубоко правдивые произведения доброго, любящего человека, для которого детствосамоценно. В нем все значимо. Все мило. Все дорого. Все приятно и, не побоимся слов, празднично, то есть весело. Детство — счас­тье. Задача взрослых — понять это и сделать миг детства счас­тливым, способствовать, чтобы праздничность детства сохра­нилась. Помочь ей перейти в отрочество, юность и задержать на всю жизнь.

Просто веселых людей много разного рода. Есть весельча­ки, стремящиеся рассмешить детей плоскими и пошленьки­ми анекдотами или злыми, черными шутками. Например, можно назвать черным «смех наоборот» Г. Б. Остера. Этот смех сродни тому, как веселятся дети, увидев упавшую пожилую женщину, разбившую при этом бутылку с молоком, куплен­ную, возможно, на последние деньги... Н. Носов не старается рассмешить. Он показывает правдиво мир хороших, нормаль­ных детей. Этот мир прекрасен. Этот счастливый мир богат светом, жаждой жизни и, конечно, юмором.

«Юмор — это субъективная копия объективного комиз­ма... Юмор предполагает высокие эстетические идеалы, иначе неизбежно он девальвирует, теряет свой очищающий эф­фект (катарсис), превращаясь в цинизм, пошлость, скабрез­ность. Не случайно классики мирового искусства У. Шекс­пир, Ч.Диккенс, А.П. Чехов, К.Чапек, Ч.Чаплин и др. не­редко использовали свойственный юмору дружеский смех для выражения сущности положительных героев, раскры­тия за внешней комедийностью прекрасного, гуманистичес­кого начала в человеке»' (подчеркнуто мною. — Т.П.). Та­кова именно эстетика Н.Носова: за внешней комедийнос­тью он видит и помогает увидеть нам прекрасное, доброе в любимых писателем героях: Косте Шишкине, Мишке и Коле, которым так и не удалось насладиться своей кашей, в Вите Малееве и его друзьях, в Незнайке со всей его сказочно прекрасной компанией...

Исследование ребенка. В 1972 году вышло любопытнейшее писательское исследование Н.Н. Носова «Повесть о моем друге Игоре». Это — вдумчиво проведенное, изящно представленное читателям изучение интеллектуального, духовно-; го роста ребенка от первого года жизни до шести лет вклю­чительно. Читать книгу редкостно интересно каждому, а учи­телю профессионально очень полезно. Полезно это и с детьми читать вместе (дома, в школе), и самим детям самостоятель­но — работает эффект заражения. Ребенок невольно сравнивает себя с реакциями героя, свои речевые возможности со словами, с речью Игоря и закономерно сам развивается... Нам же здесь, опираясь на художественный дневник дедушки Николая Николаевича Носова, надо сказать следующее об эстетике его творчества.

Покоряет более всего осознанное признание не только равноправия детей и взрослых, но иприоритета детства как этапа в становлении человека и как условия полноценной жизни взрослых. Не только в личном, но и в футурологическом, социальном, культурологическом плане. Писатель анализировал силу и богатство «волшебной страны» детства еще в начале своего творческого пути. Он начинал писать для взрослых, но не нашел свою тропу и признавался: попав «в волшебную страну детства... увидел детство уже не в тума­не далекого прошлого... а в непосредственной близости». «Признаюсь, волшебная эта страна удивила меня, а творчество, как сказал один умный художник, начинается с удивления. Я увидел в ребенке то, чего не замечал раньше, и чего, мне казалось, не замечалии другие». Да, удивление и любовь— два чувства-лейтмотива «Повести о моем друге Игоре». Чи­таем первую зарисовку из этой книги. Называется она «Дидя».

«Вечер 31 декабря 1963 года. Я держу Игоря на руках перед наря­женной новогодней елкой. Он тянется ручонками то к сверкающему стеклянному шару, то к светящейся лампочке и кричит, захлебываясь от восторга:

— Дидя, ву! Дидя, ву-у!

Он называет меня не деда или дедя, как обычно зовут своих деду­шек другие ребята его возраста. Я у него почему-то «дидя». Я не возра­жаю против такого названия, наоборот, оно мне даже нравится. Во всяком случае — оригинально. А поделиться радостью с другим — раз­ве это не проявление чувства дружбы, которое доступно ребенку уже в тот период, когда он начинает произносить свои первые слова?»

Конечно, было бы интересно поразмышлять об уровне, интенсивности развития Игоря, о развитии его способности анализировать, сравнивать различные предметы, факты. Книга дает обильный материал для раскрытия возрастной психоло­гии ребенка и в год, и в два, и в 3, 5... Надеюсь, что вы, уважаемый коллега, прочтете всю повесть об Игоре и поду­маете над этими и другими вопросами, которые возникнут при чтении картинок из жизни внука Н.Н. Носова. Здесь же, полагаю, необходимо заметить, что и это специфическое про­изведение писателя убеждает: ему свойственно трудно опре­делимое одним словом особое внимание —доверие к ребен­ку, которого он изучает. Ребенок для писателя Н.Н.Носова

— субъект, а не отстраненный от художника-исследователя объект.

Н. Носов ничего не описывает. Он рассказывает. Пред­лагает читателю свою, любовью согретую аналитическую ин­формацию о своем герое. И приглашает своего читателя на­рисовать, вообразить, создать свою «субъективную копию».

Особенности юмора. Отбор вопросов Игоря, его реакций на рассказы, на замечания взрослых; внимание к слову, произнесенному ребенком, и к его интонации, к взгляду, улыбке — все этоинтуитивно включенная наблюдательность, свойственная художнику, рожденному стать именно детским писателем. Отмеченное характерно и для тех рассказов, по­вестей, которые Н.Н.Носов написал от имени созданных им персонажей: например, Коля в рассказах «Мишкина каша», «Телефон»... Интересно, что мальчишка-рассказчик легко ассоциируется с Н.Н.Носовым. Он выступает, таким образом, и автором и лирическим героем. Писатель не забавляет свое­го читателя. Не забавляется своим рассказом и Коля, повест­вующий обо всем так точно и зримо, как может это делать лишь участник происходящего. Рассказчик вполне серьезен, нисколько не пыжится, чтобы понравиться нам. Да и так ли уж весело было в тот вечер на даче, когда мальчишки оста­лись одни: крупа вылезает и вылезает из кастрюли, воды боль­ше нет, ведро уже в колодце, а Мишка предлагает и самовар использовать в качестве черпака воды из колодца... И темно уже. И мамы нет. И есть хочется...

Перед нами специфическое переживание противоречивос­ти происходящего: в нем и страх, и обида из-за несостоятель­ности столь уверенного в себе Мишки; и растерянность перед сыплющимися одна за другой неудачами... Смешное и серьез­ное переплетаются. В смешном же преобладает позитивное начало и в поведении Мишки (он ведь не по злому умыслу все делает не так), и в реакции Коли: он понимает друга, разделя­ет его растерянность, готов помочь ему, хотя и боится пред­стоящего объяснения с мамой. В его состоянии преобладает высокое нравственное начало. Этим и определяется «сочувст­венный» комизм ситуации, именно юмористическая интона­ция повествования. Полемизируя с теми, кто видел в творче­стве Н.Н.Носова программируемую веселость («веселый пи­сатель»), он утверждал: «Действительная причина смешного не во внешних обстоятельствах, ситуациях, положениях, соот­ветствиях и несоответствиях, а коренится в самих людях, в человеческих характерах.

...Некоторые теоретики, не углубляясь в существо дела и видя причины смеха во внешних обстоятельствах, а не в ха­рактерах героев, приходят к отысканию внешних признаков смешного, то есть так называемых приемов, способов, шаб­лонов и пр., которыми и рекомендуют руководствоваться при сочинении юмористических произведений. Нужно отметить, что если при помощи этих приемов и можно создавать ка­кие-либо произведения, то только поверхностные, неглубо­кие, то есть такие, в которые правда жизни может попасть лишь случайно».

Фабула рассказа «Мишкина каша» обыденна: мама Коли уезжает на два дня, оставляя сына и его друга похозяйничать самостоятельно. Ребята ничуть не опечалены: «Чего там не суметь!» — приготовить обед; «Чего там ее варить!» — гово­рит Мишка, удивляясь, что мама друга пытается еще что-то объяснить о том, как варят кашу, беспокоится, что дети не сумеют. „Главное здесь увидеть, что Мишка вовсе не хвастун. Он просто не может представить, что не справится с такой ерундой — сварить кашу. Он человек беспокойный, энергич­ный, реактивный, готов к риску, призван быть открывате­лем. С энергичной беспечной уверенностью он и берется ва­рить кашу. И... спотыкается: каша начинает выползать из кастрюли. Мишка отбавляет размокшую крупу в тарелки, доливает воды, но она все ползет и ползет... «Взявшись за гуж, не говори, что не дюж». Мишка, конечно, чуточку рас­терялся, но продолжает увлеченно выполнять взятую на себя роль. Вслушаемся в диалог героев. Коля говорит:

« — Ты, наверно, много крупы положил. Она разбухает, и ей тесно в кастрюле становится.

— Да, — говорит Мишка, — кажется, я немного много крупы пере­ложил. Это все ты виноват: «Клади, говорит, побольше. Есть хочет­ся!»...

Я не вытерпел и говорю:

— Ты что-то не так делаешь. Так ведь до утра можно варить!

— А что ты думаешь, в хорошем ресторане всегда обед с вечера варят, чтоб наутро поспел...»

Здесь все изумительно точно: смущенный, даже растерян­ный Коля и ни секунды не сомневающийся в успехе Мишка. Какой изумительный бросок мысли в сторону ресторана: не только переключение внимания собеседника, но и поднятие планки трудности выполняемой работы. А ситуация все ус­ложняется. «Вытащив по кружке воды, напились. Мишка говорит: «Когда пить хочется, так кажется, что целое море выпьешь, а когда станешь пить, так одну кружку выпьешь и больше уж не хочется, потому что люди от природы жад­ные...» Мишка понял провал. Он молчаливо исполняет пред­ложения Коли, близкие к распоряжению: приносит кастрю­лю с кашей к колодцу, чтобы прямо в нее наливать воду, а не бегать с кружкой в дом. А Коля, не заметив кастрюлю, чуть не столкнул ее в колодец и уже откровенно сердится. «Ах ты, растяпа! — говорю. — Зачем мне кастрюлю под локоть су­нул? Возьми ее в руки и держи крепче. И отойди от колодца подальше, а не то и каша полетит в колодец. Мишка взял кастрюлю и отошел от колодца...» В этот кульминационный момент Мишка особо вырази­телен уже тем, что сконфужен и посрамлен. Но он готов к дальнейшим действиям и реализует свою готовность: жарит-сжигает пескарей. А после этого спрашивает друга: «Ну, — говорит Мишка, — что теперь жарить будем?» «Как хорошо. Просто здорово. Мишка не растерялся. Никогда нельзя те­ряться. Конечно, Мишке туговато. Но зато он узнал, что Колька—друг, верит ему, а сам он на ошибках характер укре­пил. Я думаю, он сильный. Мало ли что не вышло. Главное — не отступил», — так ответил на вопрос «Что можно сказать о Мишкином характере?» второклассник Дмитрий. Дети чув­ствуют: Мишка — полнокровный деятельный человек. В его действиях нет внутреннего конфликта между желанием что-то сделать и непригодностью человека к делу. Здесь перед нами упорное движение вперед к знанию. К пониманию. Самодвижение, самоопределение при сохранении веры в свои силы, если нравственна цель. Поэтому так естествен одобри­тельный смех, смех-радость, которым, как правило, и реаги­руют дети на чтение этого и других произведений о Мишке и его друге Коле.

В 1949 году Н.Н.Носов написал повесть «Веселая семей­ка», читатели которой узнают о совершенно необычном деле Мишки и его друга Коли: они придумали, смастерили инку­батор и вывели цыплят. Такое большое дело, конечно, не могло обойтись без приключений. Однако и здесь главное — процесс деятельности: поиск — ошибки — поиск. Изобрета­тельность, увлеченность, помноженные на упорную потреб­ность нового знания. Открытия. Инкубатор и был началом пути в незнаемое: « — Инкубатор сделали? Вот чудеса! Да зачем вам инкубатор понадобился?

— Ну, чтоб цыплят выводить.

— А цыплята зачем?

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--