Сочинение: Образ России в поэме Дж. Байрона Дон Жуан
Объевшись, - и лежал у придорожных лип,
Стяжав проклятия страны, им разоренной, -
Как саранча, что мрет на ниве обнаженной.
(Песнь седьмая, строфа 36)
То был Потемкин, - муж, великий в те года,
Когда величие убийством и развратом
Стяжалось. Если честь нам титул и звезда
Дают, - он славен был, и был вдвойне богатым.
Саженный рост его доставил без труда
Ему внимание царицы…
(Песнь седьмая, строфа 37)
Если о Суворове поэт далее говорит, что он превзошел Чингизхана и Тамерлана своими кровавыми аппетитами, а значит хотя бы поэтому достоин быть великим, то о Потемкине, который был главнокомандующим армии в русско-турецкой войне 1787 – 1791 гг., ничего подобного мы не услышим: «Он славой лишь хотел упиться, проблистав». Не трудно догадаться здесь, что военные успехи Потемкина автор оценивает ниже, чем его личные заслуги перед императрицей.
Подробную характеристику Екатерины II мы встречаем уже в девятой песни, когда Жуан прибыл к императорскому двору с депешей от Суворова. Об этой женщине Байрон отзывается еще менее лестно, чем о русских военных деятелях, которые вынуждены ей подчиняться, убивать и грабить ради нее одной.
Но сначала поэт приводит некоторые характерные описания той страны, в которую направляется его герой:
Герой мой (он и ваш, - вполне уверен в том!)
Мной брошен на пути, несущимся, как лава,
В столицу мужиков, отесанных Петром,
Но смелых более, чем умных. Их держава
Теперь весьма в чести, ей все кадят кругом,
Ей сам Вольтер польстил, что мне досадно, право…
(Песнь девятая, строфа 23)
Байрон пренебрежительно-ироническим тоном говорит о России, в которой люди, «отесанные», как бревна, больше приспособлены к бою, к владению оружием, чем к мыслительной деятельности. В этих строках чувствуется скептическое отношение поэта к русской культуре, которая не может развиваться полноценно в стране, где человек имеет «прикладное» значение, где для него отсутствует не только свобода слова, но и свобода мысли. Байрон хорошо знает цену последней, и в качестве главного ее врага видит деспотию. Тиран порождает лизоблюда, подхалима («Но худшие враги – тиран и подхалим…»), который под страхом насилия вынужден обманом прикрывать свои мысли.
Намек на переписку Екатерины II с известным просветителем и досада автора по этому поводу свидетельствуют о том, что просветительская идеология, несмотря на отрицание ее романтиками, была близка Байрону. Советы Вольтера и его единомышленников для России оказались напрасными, так как после французской революции «просвещенный» абсолютизм Екатерины II, грозивший свержением самодержавия, резко обернулся реакционной внутренней политикой. Понимание главных идей просвещения – «свободы, равенства и братства» не пошло дальше закрепления прав и привилегий каждого сословия в рамках самодержавной монархии.
Деспотическая Россия, где миллионы людей – рабы, где прихоть императрицы – уже закон, не заслуживает никаких авторских похвал. Видя беспредельность власти и бесправие народа, поэт превращает свое «свободное» слово в оружие против любой формы человеческой зависимости:
Я и народу льстить не стану никогда;
………………………………………..
Мне нужен человек, кого бы не могли
Давить ни вы, ни я, ни чернь, ни короли.
(Песнь девятая, строфа 25)