Сочинение: Жизнь человека - рассказ Леонида Андреева

Л.Н. Андреев пришел в драматургию, будучи известным писателем - прозаиком. Постоянный "дух исканий", стремление оторваться от быта и проникнуть в область "коренных вопросов духа", непримиримость ко всякому угнетению и глубокое сочувствие к людям одиноким и бесприютным в этом странном мире собственничества, - все это привлекало А.М. Горького в творчестве того, кого он спустя много лет назвал "единственным другом среди литераторов".[a1] [1]

Рассказы Л.Н. Андреева уже давно волновали русское общество. Его вступление в литературу в конце 90-х годов 19 века было с живым интересом и вниманием отмечено крупными писателями, современниками Андреева. Уже первый рассказ "Баргамот и Гараська" обратил на себя внимание М. Горького.

В своих ранних произведениях Андреев выступает с критикой бездушие и несправедливости господствующего строя. Ложь и несправедливость в жизни, в организации общества, в отношениях между людьми, вызывающие страдания простого, маленького человека - вот главная тема многих рассказов Л. Андреева. ("Петька на даче", "Первый гонорар" и др.) однако уже в произведениях раннего периода у Андреева проскальзывают пессимистические нотки. Чаще всего герой его произведений оказывается не в состоянии справиться с той страшной силой, с которой он столкнулся и которая явно враждебна всему светлому.

А.М. Горький писал по этому поводу в 1902 г. Андрееву: "Но - друг!" - будь злым, будь мрачным, но - не будь пессимистичным. Пессимизм - философия объевшихся... Не будь пессимистом, клятвенно умоляю... Девизом нашим должно быть - не - вперед только, а вперед и выше".[2]

Очень показательна так же судьба драматических произведений

Андреева. До революции их ставили на своих сценах лучшие театры России. Особенно бурный успех выпал на долю спектакля "Жизнь человека".

В ночь после битвы.

Революция шла на убыль. Начался период жесточайшей реакции. "Позорнейшее десятилетие в жизни русской интеллигенции" породило специфическую литературу и критику. "Они носили яркий отпечаток утомленности и издерганной нервной системы, - писал В. Воровский, - погони за сильными потрясающими впечатлениями, которые уравновесили бы и заглушили не затертые еще впечатления недавнего времени. В противовес общественности эта литература выдвинула на первый план личность. В противовес благу всех - индивидуальное счастье".[3]

Реакционная литература отражала настроения буржуа, перепуганных революцией. Многие бывшие попутчики революции из рядов буржуазной интеллигенции отпевали революционное движение. Л. Андреева нельзя отнести к этим ренегатам. Он искренне и глубоко переживал крушение революции:

"Революция тем и хороша, что она срывает маски, - говорил он в 1906 году, - и те рожи, что выступили теперь на свет, внушают омерзение".[4]

Но говоря так, он в то же время создает ряд произведений" ("Тьма", "Царь-Голод"), в которых ощущается растерянность писателя.

А.В. Луначарский в статье "Л. Андреев "Социальная характеристика"

отмечает: "В лучшие времена революции Л. Андреев прислушивался, после падения то оплакивал, то почти готов был надругаться над нею. Это своеобразное отношение Андреева к революции дало ему возможность служить очень музыкальным и порою величественным эхом для ее громов. Это дало ему возможность иногда слезами плакать над ее жертвами, но это же определило его глубочайшее непонимание сил революции. Это же не дало возможности заре революции разогнать в его душе тьму исконного и безнадежного пессимизма, это же вызвало заключительную мрачную и ужасную катастрофу Андреева".[5]

Писатель искренне страдает от сознания неустроенности мира. В одном из писем он говорит: "И моя вся суть в том, что я не принимаю мира, каким мне дали его наставники и учителя, а беспокойнейшим образом ставлю ему вопросы, расковыриваю, раскапываю, перелицовываю".[6]

Л. Андреев был способен на бунт, на возмущение темными сторонами жизни, но бунтарство его было индивидуалистическим. Писатель отнюдь не случайно любил подчеркнуть, что только "убеждение в своей исключительности должно и может служить источником творческой силы". В эти годы Андреевым овладели чувства отчаяния, безысходности, неверия в светлые начала человеческой жизни. Это объясняется узостью идейных позиций Андреева, который в своем творчестве с большой художественной силой выразил смятение, страх широких слоев оппозиционной демократической интеллигенции перед капитализмом в эпоху его распада. Понять противоречие капитализма они не могли, преодолеть их окончательным и бесповоротным разрывом со старым миром, переходом на позиции пролетариата - были не в состоянии.

В годы реакции окончательно складывается своеобразная художественная манера писателя - угловатая, резкая, "не знающая полутонов и светотени". Контрастами сгущенных красок, нагромождением образов, нередко написанных смелой, размашистой кистью, подбором предложений, взаимоусиливающих одно другое, Андреев добивается исключительной выразительности, доводит свой пафос до высшей степени напряжения, предельно обостряет эмоциональность.

Отбрасывая детали, оставляя только схемы, контуры, художник приходит к созданию гиперболических образов, т.к. примитивное плакатное искусство нуждается в грандиозных масштабах. Иных средств воздействия оно не имеет. Так у Андреева возникает словно высеченный из гранитной глыбы "Некто в сером", "Анатэма".

Отвергая шекспировскую живость действия, его бурную конфликтность, писатель возводит в основной принцип драматургии и театра статику и отвлеченный интеллектуализм. Полагая, что современная жизнь " стала психологичнее", он убеждал, что понизилась драматическая ценность "событий, живой и действенной борьбы с оружием в руках". Андреев отрицал необходимость для театра действия в форме поступков и уважения и призывал все дальше отходить от внешних проявлений, все больше уходить в глубину человеческой сущности.

Большинство пьес той поры ("Жизнь Человека", "Анатэма", "Царь-"Голод") представляют собой драматургию отвлеченных идей. Неверие в человека, в силу и мощь его разума и воли, страх перед жизнью, перед судьбой и роком запечатлелись в этих его пьесах.

Для М. Горького этот "новый курс" Андреева был решительно неприемлем. Он отрицал андреевскую пессимистическую концепцию человека. В очерке "Леонид Андреев" писал : "Для меня человек всегда победитель, даже и смертельно раненный, умирающий... Андрееву человек представляется духовно нищим, сплетенный из непримиримых противоречий инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его - "суета сует", тлен и самообман. А главное, он - раб смерти и всю жизнь ходит на цепи ее".[7]

Эти слова во многом объясняют отношение Горького к драме Л.Андреева "Жизнь человека", написанной в 1906 году. Он видел в ней мотивы протеста против буржуазных отношений, гневного отрицания затхлого буржуазного бытия, но андреевскую пессимистическую концепцию человека он отрицал самым решительным образом.

"Жизнью Человека" начинается новый этап в творчестве писателя. Если до сих пор Андреев шел за Горьким, то теперь с каждым последующим произведением все дальше отходит от писателей передового лагеря и от реализма.

"Мне не важно, - писал Андреев в письме к Чуковскому в 1902 году, - кто он, герой моих произведений. Мне важно только одно - что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни".[8]

Исходя из этого принципа, писатель в совей драме задается целью показать жизнь Человека вообще, жизнь всякого человека, лишенную примет эпохи, страны, социальной среды. Андреевский человек-схема, обще человек, во всем подобен другим людям, с неотвратимой непреложностью покорно совершающим одинаковый для всех круг железного предначертания.

"Некто в сером, именуемый он, проходит через всю пьесу, держа в руках зажженную свечу - символ быстротечной жизни Человека:

"Вот он - счастливый юноша, смотрите, как ярко пылает свеча! Вот он - счастливый муж и отец . Но посмотрите, как тускло и странно мерцает свеча: точно морщится желтеющее пламя...

Вот он - старик, больной и слабый. Уже кончились ступени жизни, и черный провал на месте их, - но все еще тянется вперед дрожащая нога. Пригибаясь к земле, бессильно стелется синеющее пламя, дрожит и падает, дрожит и падает - и гаснет тихо".[9]

Жизнь Человека протекает, освещенная символическим серым цветом. Все в ней серое, серые стены, серый потолок, серый пол, свет тоже сер и однообразен.

В жизни Человек сталкивается с величественной фигурой "Некоего в сером". Еще в "Жизни Василия Фивейского" (1903 год) можно встретиться с этим образом. Правда ему Андреев дает другое имя. Василий Фивейский Слепо верил в бога, но автор очень ясно дает понять, что вместо бога в темном углу поповского дома все время стоял "Некто в сером". Рассказ начинается словами "Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок".[10] В "Елезаре" тоже присутствует эта фигура: "Люди чувствуют себя покорными рабами требовательной жизни и безответными слугами грозно молчащего, Ничто.[11] Этот "Ничто" - "Некто в сером".

Л. Андреев так описывает эту фантастическую фигуру, которую он неизменно обозначает с большой буквы:

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--