Статья: А.К. Булатович – гусар, землепроходец, схимник
В Хараре русских приняли радушно, но объяснили, что отряд приказано задержать до нового распоряжения из столицы. И Булатович немедленно отправился в Энтото, чтобы разобраться с недоверчивыми властями. Это - еще 700 км через Данкильскую пустыню. В двух днях от столицы маленький караван ограбили кочевники-данакильцы. Потерпевших спас русский "авантюрист международного класса" на службе императора Менелика - Н.С.Леонтьев. Снабдив соотечественников всем необходимым для окончания перехода, Леонтьев навсегда исчез из жизни нашего героя.
Булатович выяснил причину задержки: эфиопы не знали про Красный крест и не верили в бескорыстных европейцев. Но курьер императору понравился, и миссию пропустили.
Из дневника Круглова. Аддис-Абеба
Холодно. Очень холодно. Так бывает в Москве поздней осенью. Дворец занимает самую вершину горы и обнесен жестяной, проржавевшей оградой. Калитка заперта на все засовы и за ней тишина. Стучим, взбудоражив пугливую тишину, и ждем целую вечность. Наконец слышится шорох, старческий кашель и в хрустящем проеме двери возникает старик в шинели. Ему тоже очень холодно. Очень. Посетители его не интересуют, да и время уже не то. На улице скоро стемнеет. - Кто такие? - бросает недовольный взгляд на нас.
Мы начинаем путано рассказывать ему историю Булатовича и Менелика II. При этих именах он чуть распрямляет спину, одергивает драную шинель и поправляет фуражку…
- Проходите, но ненадолго… и внутрь дворца я Вас не имею права пускать, - бурчит он, извлекая из кармана внушительную связку ключей… Мы входим в Первое строение - просторное и круглое помещение. Пусто и холодно. Рога носорогов на стенах, будто покрытых инеем. Здесь когда- то был зал приемов… Проходим в соседнее здание, - маленькое и уютное, как гнездо ласточки. Подвалы его так же пусты и холодны, а вот наверху, куда ведет витая внешняя лестница уже теплее. Мы раскрываем окна в анфиладе круговых комнат и в залы вплывают красноватые отблески заходящего солнца. Здесь была спальня Менелика, а теперь тут спит старик. Вон и матрас в дальнем конце помещения. Старик бормочет, что окна тоже нельзя открывать и трогать, как и все остальное здесь…
Холодно, очень холодно, все как будто заморожено в ожидании чего-то…
Госпиталь развернули в специально построенном здании в Аддис - Абебе. Пока отряд стоял в городе, успели излечить 27 000 человек. Когда пришло время возвращаться на родину, Булатович решил остаться. Послав прошение, Булатович получил благоприятный ответ, - его пребывание в Эфиопии показалось полезным.
Он поставил перед собой новую цель – войти в непокорную и неизведанную Каффу. По дороге Булатович собирался исследовать юго-западные пределы Эфиопии, обновить и поправить существующие карты. Негус Менелик справедливо полагал, что путешествие грозит гусару и его сопровождающим гибелью, впрочем, помня о лихости русского, разрешил ему пересечь западную границу своего государства, но запретил даже приближаться к зловещей Каффе.
Повсюду, благодаря указаниям и рекомендациям Менелика, путешественников встречали с почетом. Но дальше реки Баро пустить отказались. Тогда Булатович переправился через реку тайком, лишь с одним слугой. Там еще продолжалось усмирение непокорных Менелику племен. Но все же ничего особенного с отчаянным гусаром не произошло, он вернулся в Аддис-Абебу и вскоре покинул Африку, награжденный, императором Менеликом, помимо ордена за миссию "Красного креста", еще и плащом из львиной шкуры и повязкой из львиной гривы.
Из дневника Круглова, Аддис-Абеба:
Об этой лавке никто не знает. Почему она прячется в таком неподходящем месте - непонятно. Она больше похожа на музей древностей, но почему-то скрытый в отдаленном районе Адис-Абебы. Коренастый хозяин оказался нелюдимым и негостеприимным, но и выгонять нас не стал - смотрите, если хотите. Мы пошли по темному помещению, натыкаясь на деревянные кресла-троны, ощупывая кожу щитов из шкур гиппопотамов, вдыхая запахи далеких времен… Дальняя комната оказалась музеем в музее. Слабо освещенные витрины наполнены древними миниатюрными символами - от египетских анхов до массивных нательных крестов, от раковин, скрученных в бусы и амулеты до монет всех времен и эпох. Все это небрежно рассыпано, навалено в кучи… Когда мы немного пришли в себя от первого ошеломительного впечатления, мы заметили несколько предметов хранящихся отдельно и как бы на почетных местах… Старинная библия, с рисунками, как будто сделанными наивной рукой ребенка, была завернута в чистую холщовую ткань, и лежала на сундуке. Из сундука были извлечены, - в определенной последовательности, - леопардовая шкура, револьвер конца 19 века, рукоять шашки, оправа медальона и множество кожаных свитков с непонятными символами, текстами и рисунками на них. Свитки почему-то напомнили мне нашу традицию загадывать и писать на Новый год пожелания судьбы… только здесь все было очень древним и непонятным… Над сундуком, чуть слева, висело очень странное изображение. Настолько странное, что я не сразу решился снять его со стены и рассмотреть, поднеся поближе к свету…- Что это такое? - спросил я у хранителя.
- Это магия, - односложно ответил он…
В России бравого офицера наградили Анной 3-й степени и чином поручика. Едва успев написать заказанную главным штабом отчетную книгу "От Энтото до реки Баро…" и сделать соответствующие доклады, Булатович вновь направляется в Африку.
Россия решила, что самое время установить с Эфиопией дипломатические отношения. Чтобы предотвратить повторение ситуации с задержкой посольства на границе, поручика Булатовича выслали вперед предупредить императора о прибытии делегации. Помимо обычного багажа, Булатович прихватил с собой верного и полезного ординарца Зелепукина. В середине октября 1897 года он встретился с императором. Оказалось, очень вовремя: в стране готовились к военному походу на запад, в ничейные земли, когда-то тоже принадлежавшие Эфиопии, а сейчас приглянувшиеся англичанам. Так осуществилась мечта Александра Ксаверьевича, - он получил возможность побывать в Каффе.
Из дневника Булатовича:
Западные области, куда я направился, были мною выбраны потому, что в этом направлении Эфиопия почти еще совершенно не исследована. Только три европейца побывали до сих пор по ту сторону реки Дидессы… То, что вся юго-западная часть Эфиопской возвышенности была до сих пор совершенно не изучена, произошло не столько от недостатка желающих, не столько из-за естественных непреодолимых трудностей такого исследования, сколько оттого, что этот край представлял ряд независимых галласских племен, куда проникнуть можно было только через Шоа, а это, ввиду постоянных войн абиссинцев с галласами, было невозможно.
Из дневника Круглова. Гора Бонга-Шамбата
Сначала они не хотели с нами идти, но потом согласились немного проводить наверх. Оказывается, местные жители стараются на эту гору не ходить. Она священна с незапамятных времен… Все три девушки - собирательницы хвороста - перешли на шепот и тихонько бредут за нами. Тропинка довольно хорошо видна, пока она не упирается в гигантское поваленное дерево. Дальше тропа распадается на веер почти невидимых путей, и мы входим под полог деревьев-великанов. Это самый верх горы - он довольно ровный и где-то здесь был раньше языческий храм и место для жертвоприношений. Девочки шепотом подтверждают, - да, это самый верх, - но у меня почему- то другое ощущение… Мы возвращаемся против собственного движения назад, но уже по густому лесу…Здесь, скрытый густой растительностью, возникает еще один маленький холмик, пирамидка, надстроенная природой. Все бережно укутано лианами и изумрудной растительностью, почти ничего не видно, но ногами чувствуется, что идем вверх. Листья, похожие на уши слона, прикрывают основание какого-то строения - точнее того, что от него осталось - его каменные опоры. Кажется, это и есть самая высокая точка горы и здесь был храм. Еще немного кружимся здесь, а потом выныриваем из бирюзового пространства в темно - зеленый омут… Кажется, дорога здесь все-таки есть. Невидимая дорога. Осторожно обходим густые заросли с колючками и попадаем на склон, поросший древними, почти сказочными, деревьями – густо разросшимися, мощными кронами. Сквозь их густую листву пробиваются лишь отдельные лучики солнца и висят в зеленоватом полумраке как свечи, сотканные из золотистого света. В дальнем конце пространства открывается Древо. Оно еще больше и мощнее других, плотно охватывает землю корнями и вздымает увитое античными мускулами тело вверх, туда, где раскинулась и смешалась с воздухом густая крона… Удивительно, но этот гигант абсолютно незаметен со стороны! Но какая сила - и какая скромность! Медленно приближаюсь, и обходя его необхватный ствол, натыкаюсь на древнюю надпись… Она высечена косыми, сверху вниз, уверенными взмахами. Проводник переводит со староэфиопского - "Иисус Христос - наш господин"… Невидимая дорожка уводит нас дальше, в густые кусты и тут открывается довольно явная, хорошо утоптанная тропинка. Интересно, кто ей тут пользуется?
Из дневника Булатовича
На организацию каравана у меня ушло 7 дней. Я купил 18 мулов и несколько лошадей, вьючные седла. Все слуг у меня набралось 30 человек. Ружей, считая и лично мое, было всего 19. 27 декабря, с громкими и веселыми песнями мы около 12 часов дня оставили город. Впереди простирались необозримые пространства. Там, вдали, неисследованные области, полные нераскрытых загадок. Цель похода я сохранял в тайне.
Государство Каффа - "африканский Тибет" - возникло в конце 13 века. Оно было основано народом гонга, который с тех пор начал называть себя каффичо. Все, кто отваживался приблизиться к границе этого царства, были немедленно изгнаны или убиты. Веками каффичо тщательно скрывали от посторонних свою жизнь, предания и обычаи. В средние века каффичо вошли в состав Эфиопской империи. Когда Эфиопия была разорена племенами оромо, только Каффа сумела сохранить независимость и даже преумножить свое могущество, - в основном благодаря чудесным зернам кофе, впервые обнаруженным именно в Каффе. Завоевать эти земли удалось только в 1896 году эфиопскому полководцу Вальде Георгису, причем еще год он гонялся по лесам за каффским царем Гаки Шерочо и его священной короной с тремя золотыми фаллосами.
В разное время всего пять европейцев появлялись в Каффе, однако ни проникнуть в глубь ее территорий, ни задержаться надолго никто из них не смог. Булатович оказался первым белым человеком, прошедшим всю Каффу, да еще с пятнадцатитысячным войском знаменитого эфиопского полководца Вальде Георгиса.
Из дневника Круглова. Каффа, Андрачи
Мощный поток каким-то чудесным образом сжимался и протискивался сквозь игольное ушко пещеры. Не очень нравилось ему это каменное кольцо, но подчиняясь, пенистые бугристые волны хмуро клокотали у входа, пригибаясь под каменным сводом, а затем, соприкоснувшись с первыми мшистыми валунами, успокаивались. Мощь его при этом никуда не девалась, а лишь стократно усиливалась, получив направление… Мы вошли под своды пещеры, миновав узкий лаз со знаком…
Сначала перед нами предстала упругая, как гигантский питон река, сдерживаемая мощью самой твердой в мире земли, но потом перед нами оказался прозрачный нерв, прикрытый мускулами. Мы были внутри. Мускулы и нервы, замерли в своем хрупком равновесии, прикрытые только воздухом. Напитанный влагой, он наполнял и…раздвигал своды пещеры, не давая им соприкасаться с беззащитной мощью. Мне показалось, что наше муравьиное присутствие может нарушить хрупкое равновесие этих борющихся и поддерживающих друг друга исполинов…и нужно быть очень и очень осторожными…
Точка равновесия была где-то совсем рядом. Дотронешься, неосторожно дохнешь - и все сдвинется, сместится, изменится; и повлечет за собой непостижимое…
Из дневника Булатовича. Андрачи
В воскресенье 11 января на заре я отправился в церковь. Это большое круглое здание, крытое соломой, крышу поддерживают толстые деревянные колонны. Когда настало время освящения Святых Даров, один из дьяконов вышел перед Царские врата и, низко опустив голову, стал звонить в небольшой медный колокольчик. Затем началось оплакивание страданий и смерти Христа. Я заметил, что у священников действительно лились слезы. По окончании обедни начался молебен, во время которого дабтары запели хвалебные молитвы. Мало-помалу медленный темп песни начал ускоряться, певцы все более и более воодушевлялись, удары в барабан участились и усилились, побрякушки замолкли и раздалось хлопанье в такт в ладоши. Воодушевление перешло в экстаз. Певцы приседали в такт песне, некоторые вышли на середину церкви со своими в человеческий рост длинными посохами, и начался священный танец. Плясавшие поднимались на носки, опускались в такт песни, опять поднимались и, вытянув руки, плавно двигались. Глаза их, обращенные в небо, горели… Богослужение произвело на меня неизгладимое впечатление. Темная, похожая на сарай церковь, убогая, нищенская обстановка, но какой экстаз, какая сила веры у этих черных христиан! Воображение невольно перенесло меня в первые века христианства…