Статья: «Движитель» словарного дела – Сергей Иванович Ожегов
Особая тема — увлечения С. И. Ожегова. Он был весьма интересным мужчиной «не без индивидуальности» (кстати, именно это качество он особенно ценил в женщинах) и непременно привлекал внимание слабой половины человечества, будучи страстным, влюбчивым, увлекающимся. Юношеский азарт, притягательная сила «электрического» взгляда, кажется, оставались с ним всю жизнь и, может быть, поэтому, он был всегда молод и отзывчив душой, чист в порывах. С. И. Ожегов обладал реальным чувством времени, где на его век, на жизнь поколения 1900-х, пришлись самые тяжелые, порой невыносимые испытания, переплетаясь с редкими годами спокойствия и размеренной, благополучной жизни. От сладостных впечатлений счастливого детства в лоне заботливой и просвещенной семьи и наполненных живым интересом гимназических лет до страшных месяцев революции и не менее тяжелых испытаний гражданской войной, от первой юношеской влюбленности и насыщенных замыслами и исканиями студенческих и аспирантских лет до тягостного времени репрессий, забравших и искалечивших жизни многих его учителей и однокашников, от знакомства с Д. Н. Ушаковым, ставшим ему заботливым и верным наставником до вновь трагических и долгих месяцев Великой Отечественной войны, от первого успеха и признания до «разносов», сплетен и пересудов — все это фрагменты его нелегкой, но озаренной благородными помыслами жизни, где любовь — это светлое и хранящееся в тайниках души свойство — было неизменным спутником С. И. Ожегова. Сын ученого, С. С. Ожегов, так однажды поведал о своем отце: «Отзвуки молодости, своеобразное «гусарство» всегда жили в отце. Всю жизнь он оставался худощавым, подтянутым, внимательно следящим за собой человеком. Спокойный и невозмутимый, он был способен и на непредсказуемые увлечения. Он нравился и любил нравиться женщинам...» [16]. Его расположенность к Человеку, трогательное внимание к дамам и большая личная наблюдательность являлись неотъемлемыми чертами жизнелюбивого характера Сергея Ивановича. Оттого, наверное, он не был категоричен в своих оценках и не судил строго людей.
О его душевных качествах нам немало рассказали письма к ученому — не те, что становятся «добычей» прытких исследователей, ищущих громких имен, а те многочисленные отзывы его ныне забытых коллег, которые преисполнены самых сердечных, искренних чувств. Один из них, работавший в конце 1950 – начале 1960-х гг. по договору в Секторе культуры речи, Е. А. Сидоров, писал Сергею Ивановичу 19 августа 1962 года: «С чувством не только глубокого удовлетворения, но и большого удовольствия пишу я Вам эти строки, дорогой Сергей Иванович, — вспоминая последнюю нашу беседу, не длинную, но такую душевную. Она, беседа эта — как и письмо Ваше, — так меня растрогала, что сейчас вот я чуть не написал «мой дорогой друг»... Уж не обессудьте на этом! Но нельзя ведь не быть растроганным: новый наступающий — космический! (размах-то какой!) — век ничуть, видимо, не отражается на душевности таких отношений, какие, к моей неподдельной радости, установились между нами» [17]. Помню, как в другом письме тот же ученый писал о том, что если не будет возможности оплачивать его работу для Сектора, то он по-прежнему готов для него (а, значит, прежде всего для С. И. Ожегова) трудиться и просил принять уверение в этой его позиции и неизменных чувствах почтения к старшему коллеге. Невольно возникает вопрос: а сейчас кто был бы способен бескорыстно работать за идею, для науки? Или, быть может, уже не осталось таких имен, как Сергей Иванович Ожегов, не способных заставлять работать на себя, но неизменно притягивающих к себе и глубиной своего интеллекта, и исключительной деликатностью, и уважением к собеседнику, и особым ожеговским обаянием.
Его облик — и внешний, и: внутренний — был удивительно гармоничен, грациозен, а священническое лицо, аккуратная, с годами седая бородка и манеры старого аристократа вызывали курьезные случаи. Однажды, когда С. И. Ожегов, Н. С. Поспелов и Н. Ю. Шведова приехали в Ленинград, то, выйдя с перрона Московского вокзала, направились к стоянке такси и, благополучно присев в салоне, с невозмутимой элегантностью попросили водителя отвезти их в Академию (наук), но, вероятно, смущенный их видом и манерами мужчин, тот привез их в ... духовную академию.
В последние годы С. И. Ожегов не раз говорил о смерти, рассуждал о вечном. Быть может, он вспоминал и любимого им философа-идеалиста Г. Г. Шпета, запрещенного в советские времена, томик сочинений которого он имел в своей библиотеке. Наверное, перед его глазами проходили прожитые дни нелёгкой жизни, где лишения шли бок о бок с надеждой и верой, поддерживавшими его в трудные минуты, подпитывавшими его страдающую душу. Говорят, что во времена репрессий на С. И. Ожегова — не физических, а моральных, но доставлявших ему, пожалуй, еще большую боль, чем физическая, — в, казалось бы, относительно спокойные 1960-е годы, он не противостоял своим клеветникам, ибо жил по иным, духовным принципам, но будучи, не в силах сдержать страдания и боль от выпадов тех, кто его окружает, ... плакал.
С. И. Ожегов скончался 15 декабря 1964 года.
Он просил, чтобы его похоронили на Ваганьковском кладбище по христианскому обычаю. Но это желание Сергея Ивановича исполнено не было. И теперь его прах, примиренный временем, покоится в стене Новодевичьего некрополя. Наталия Сергеевна Ожегова рассказывала, что слово «Бог» в их семье присутствовало постоянно. Нет, это не было религиозным культом, и дети воспитывались в светских условиях, но само прикосновение и мироощущение Духа неизменно сопутствовало всему тому, что делал Сергей Иванович. В те непримиримые времена, когда государственной религией был коммунизм, а советский «ученый-интеллигент» уже имел иной облик, С. И. Ожегова называли русским барином (выражение А. А. Реформатского). Видимо, его человеческая суть внутренне противостояла окружающему миру. Он обладал своей «поступью», имел изысканные манеры и всегда следил за своим внешним видом, он по-особому присаживался (не, «бухался с ног», как сейчас) и говорил, оставаясь все тем же простым, доступным, мягким человеком со своими слабостями. В семье Сергея Ивановича никогда не было ханжества по отношению к религии, но, с другой стороны — не было и .»показного молебна». Единственный праздник, который он свято соблюдал, — это Пасха. Тогда он ходил ко всенощной в Новодевичий монастырь...
В «Русском словаре языкового расширения» А. И. Солженицына есть такое слово — «богорадить», т.е. посвящать себя богоугодным делам. Сергей Иванович Ожегов и был таким «богорадным», «хорошим русским человеком и славным ученым» [18], жизнь которого, все же слишком короткая, но яркая, стремительная, богатая событиями и встречами — достойна нашей памяти. Пусть хотя бы в такой малой мере, единственно возможной сейчас, как этот «этюд», мы приоткрыли тайники души и искания мудрого, почтенного ученого, человека, которого при жизни не суждено было понять многим.
Мы не раз обращались к знаменитому ученому мужу 19-го столетия протоиерею Т. П. Павскому. Предисловие к 2-му изданию его книги завершается такими словами, очевидно, близкими и понятными не менее талантливому потомку, который, быть может, хранил в себе эту сокровенную мысль и следовал ей всю жизнь: «...углубляться и выискивать основание всякого дела и слова есть мое любимое «занятие. А любимое дело делают про себя, не спросясь других, без особенных посторонних видов» [19].
Мне вспоминается здесь недавняя архивная находка — «Саmро Santo моей памяти». Образы усопших в моем сознании» А. А. Золотарева — несколько исписанных прижимистым почерком тетрадей, где представлены образы современников, сохранившиеся в памяти автора: там есть и портреты ученых (например, Д. Н. Ушакова), и писателей, и деятелей искусства, и духовных особ, и просто близких А. А. Золотареву знакомых. И мне подумалось: жаль, что теперь никто не пишет подобных «тетрадей»... Запись на обложке одной из них гласит: «Бог есть Вечная Любовь и Вечная Память. Любовно работать для сохранения облика усопших — работа Господня» [20].
Список литературы
1. Игумен Андроник (А. С. Трубачев). Жизнь и судьба // Флоренский П. А. Сочинения в 4 т. Том 1. — М., 1994. С. 34.
2. Ожегов С. С. Предисловие // Ашукин Н. С. Ожегов С.И., Филиппов В.А. Словарь к пьесам А. Н. Островского. — Репринтное издание. — М., 1993. С. 7.
3. Скворцов Л. И. С. И. Ожегов. М., 1982. С. 17.
4 . Там же. С. 21.
5. Архив РАН. Ф. 1516. On. 2. Ед. хр. № 136. Лл. 14–14 об.
6. РГАЛИ. Ф. 2164. On. 1. Ед. хр. № 335. Л. 27.
7. РГАЛИ. Ф. 2164. On. 1. Ед. хр. № 319. Л. 12 об.
8. Выступление С. И. Ожегова и других участников того памятного заседания были опубликованы совсем недавно Т. Г. Винокур и Н. Д. Архангельской. См.: Памяти Д. Н. Ушакова (к 50-летию со дня смерти) // Известия РАН. Серия литературы и языка. Том. 51. № 3, 1992. С. 63–81.
9. Архив РАН. Ф. 1516. On. 1. Ед. хр. № 223.
10. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Изд 2-е. — СПб., 1850. С. III.
11. Архив РАН. Ф. 1516. On. 1. Ед. хр. № 225.
12. Архив РАН. Ф. 1516. On. 2. Ед. хр. № 113. Л. 5 об.
13. Павский Г. П. Указ. соч. С. V.
13а. В архиве Н. С. Ожеговой сохранился любопытный документ — копия письма С. И. Ожегова в государственное издательство «Советская энциклопедия» от 20 марта 1964 года, где ученый, в частности, пишет: «В 1964 году вышло новое стереотипное издание моего однотомного «Словаря русского языка». Сейчас работает образованная при Отделении литературы и языка АН СССР Орфографическая комиссия, рассматривающая вопросы упрощения и усовершенствования русской орфографии. В недалеком, по-видимому, будущем эта работа завершится созданием проекта новых правил правописания. В связи с этим я нахожу нецелесообразным дальнейшее издание Словаря стереотипным [здесь и далее курсив наш. — О. Н.] способом. Я считаю необходимым подготовить новое переработанное издание... Кроме того, и это главное, я предполагаю внести ряд усовершенствований в Словарь, включить новую лексику, вошедшую за последние годы в русский язык, расширить фразеологию, пересмотреть определения слов, получивших новые оттенки значения..., усил?