Статья: «Евгений Онегин» роман А. С. Пушкина (По материалам 6-го издания: М., 2005) Глава восьмая – Отрывки из путешествия Онегина
На все сердитый господин...
На вензель, двум сестрицам данный —
это, по словам А.О. Смирновой-Россет, хорошо знавшей "цвет столицы", — некто гр. Моден Г. К. (1774-1833), крупный чиновник, завидовавший тому, что во дворец были взяты две дочери умершего генерала Бороздина и получили знак отличия, выдававшийся фрейлинам (уточненный комментарий см. в приложении ¾ А.А.). Далее Пушкин упоминает сына французского эмигранта Э.К. Сен-При (1806-1828), известного светского карикатуриста.
П у т е ш е с т в е н н и к з а л е т н ы й — по догадке С. Глинки, Томас Рейке, англичанин, бывший в Петербурге в 1829 г., вращавшийся в высшем свете столицы и описавший в письме к своему другу (от 24 ноября 1829 г.) свое знакомство с Пушкиным ("Пушкин и его современники", вып. ХХХI-ХХХII, стр. 110). Н.О. Лернер предполагает, что в числе "пожилых и с виду злых дам в чепцах и в розах" была Н.П. Голицына — прообраз "Пиковой дамы" ("Рассказы о Пушкине", стр. 154).
Что касается бытовых красок для "истинно дворянской гостиной", исследователи указывают, между прочим, на петербургский салон графини С.А. Бобринской, по словам П.А. Вяземского, "женщины редкой любезности, спокойной, но неотразимой очаровательности", в доме которой "дипломаты, просвещённые путешественники находили осуществление преданий о том гостеприимстве, о тех салонах, которыми некогда славились западные столицы".
Заслуживает особого внимания указание Пушкина, что в "истинно дворянской гостиной" был принят "слог простонародный", отличавшийся "живою странностью". Автор романа боролся за этот слог с журналистами вроде Н. Полевого, который в своих статьях и беллетристике отражал язык буржуазной полуинтеллигенции с налетом вульгарной книжности, напыщенной фразистости, щеголеватой кудрявости. В памятниках древнерусской словесности, в устной поэзии, в говоре московских просвирен и крестьянства Пушкин черпал основу для установления литературного языка. "В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и странному просторечию", писал Пушкин, считая "нагую простоту", "краткость и даже грубость выражения", живой драматизм отличительными особенностями разговорного языка "простолюдинов".
Расширение книжного языка просторечьем простого народа, что защищал Пушкин, не встречало в журнале Полевого одобрения. В рецензии на повесть Погодина "Черная немочь" Полевой писал: "Говорят, что язык действующих лиц в "Черной немочи", картины и мелочные подробности взяты с природы. Очень может быть, что черный народ наш говорит, думает и живет почти так, как описывает это г-н Погодин. Но где границы вкуса? Все ли существующее в природе и в обществе достойно быть переносимо в изящную словесность?" "Язык [в повести] вообще дурен, и во многих местах действующие лица и автор говорят одинакими выражениями. Мы думаем, что первые должны говорить свойственным им языком, напротив, автор обязан выражаться языком хорошего общества и выдерживать тон своего рассказа".
Здесь было расхождение Пушкина с "журнальными судьями": то, что в "Московском телеграфе" признавали "языком хорошего общества", — по мнению Пушкина, "просто принадлежит языку дурного общества". В противовес Полевому Пушкин подчеркивал связь "простонародного" и "истинно дворянского", светского в быту и в литературном языке: "откровенные оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха".
Рукопись романа хранила следы борьбы Пушкина с враждебной ему журналистикой. В печатном тексте конец XXIII строфы лишь приглушенно намекал на публицистические высказывания поэта о языке и его элементах.
ПИСЬМО ОНЕГИНА К ТАТЬЯНЕ
К письму Онегина относится еще следующий набросок в черновой рукописи:
Я позабыл ваш образ милый,
Речей стыдливых нежный звук.
И жизнь сносил душой унылой,
Как искупительный недуг...
Так, я безумец, — но ужели
Я слишком многое прошу?
Когда б хоть тень вы разумели
Того, что в сердце я ношу!
................................................
И что же... Вот, чего хочу:
Пройду — немного — с вами рядом,
Упьюсь по капле сладким ядом
И, благодарный, замолчу...
Онегин "как дитя, влюблен" в Татьяну; незамечаемый Татьяной, Онегин "бледнеть начинает":
Онегин сохнет и едва ль
Уж не чахоткою страдает...
"Сердечное страданье пришло ему не в мочь", — так несколько раз Пушкин подчеркивал серьезность чувства своего героя, ставшего "на мертвеца похожим" от страданий неразделенной, как ему казалось, любви.
<…> Глубина переживания вспыхнувшего чувства у Онегина раскрывается при сопоставлении его письма с письмом к нему Татьяны: оба письма созвучны друг другу, а ведь в письме Татьяны, которое поэт "свято берег", выражение подлинной любви, "безумный сердца разговор" (ср. у Онегина: "свое безумство проклинает" — XXXIV строфа). Оба письма перекликаются, повторяют друг друга с тем лишь отличием, что герои поменялись местами, и слова Онегина звучат мольбой побежденного мужчины, охваченного безнадежной страстью к любимой. Письмо Онегина является, по словам исследователя, "символическим отражением письма Татьяны":