Статья: Феноменология террора: аналитический доклад
Драматизация террора. Научный подход к восприятию и оценке протекающих в мире процессов отличает объективность, взвешенность, системность анализа. Научный подход к терроризму как феномену объективно протекающего исторического процесса позволяет: Во-первых, зафиксировать его как спонтанное проявление более глубоких, фундаментальных процессов. И в этом аспекте терроризм позиционируют как одну из множества тактических форм политической борьбы. Во-вторых, как некоторое явление терроризм локализован в пространстве и времени, имеет конкретные масштабы, возникает и исчезает в зависимости от текущей политической конъюнктуры, оказывая значимое, но ограниченное воздействие на общественную жизнь. Это воздействие количественно фиксируемо и по эффект может сравниваться с воздействием иных форм политической борьбы, а также иных природных (землетрясения, цунами, пандемии и другие стихийные бедствия) и общественных процессов (войны, революции). С этой точки зрения, современная ситуация с терроризмом в нашей стране вызывает определенное беспокойство, но, следует признать, что интенсивность (частота) его проявлений весьма незначительна по сравнению с активностью террористов в Европе и России в конце Х I Х – начале ХХ вв. или в Европе в 60–70-е гг. ХХ в. Таким образом, ситуацию с терроризмом в современной России не следует драматизировать. В предшествующей истории террор знавал и лучшие времена.
Информационно-психологическая природа террора . Главным эффектом терроризма считается достижение ужаса, переживания неотвратимости надвигающейся катастрофы. Политическая победа достигается эскалацией чувства объективно неопределенной, диффузной угрозы, ведущей к дезадаптации и дезорганизации противника. Характер используемых при этом средств определяется их информационной эффективностью. Поэтому возможны и такие виды террора как моральный террор, судебный террор, телефонный террор, информационный террор и т.п.
Катастрофа, т. е. порядковое снижение уровня организации обеспечивается негативной психоэмоциональной динамикой, деморализацией, сужающей базис протекания рефлексивных процессов высокого уровня, опосредствующих целостность существующего порядка. Установка на распад некоторого социального порядка и позволяет субъектам терроризма видеть его цель в разрушении, хаосе, всеобщем уравнивании в смерти.
Субъект терроризма обычно стремится демонстрировать большую организованность, информированность, морально-психологическую устойчивость, представляя собой жизнеспособную альтернативу господствующему порядку. Таким образом, в терроризм притязает на смену порядков, добиваясь негэнтропийных целей энтропийными средствами.
Любой социум представляет собой композицию различных социальных порядков. И террористические проявления сигнализируют о возможных напряжениях и подвижках в архитектонике социального организма, обусловленных неравномерностью развития его отдельных составляющих. Эти напряжения и подвижки могут проявляться по-разному, а террористическая форма их проявления сигнализирует и о ситуации коммуникативного разрыва в иерархии порядков, отсутствие обмена взаимно значимой информации в том смысле, что передаваемые сообщения интерпретируются как содержащие информационный шум.
Таким образом, террористические проявления являются симптомом возможного в будущем разлома порядков, распада их композиции или деструкции одного из них.
Архетип террора . Террор опознается по состоянию ужаса, в котором переживается безосновность бытия. Деструкция основ, растворение порядка в хаосе открывает бездну, в которой не существует какой-либо точки опоры. Ужас является бессознательной рефлексией хаоса, архетипом мировосприятия, сопутствующим архетипу хаоса. Потеря основания есть и потеря самого себя, так как различение себя в мире происходит отождествлением с собственным основанием. Растождествление проявляется в утрате идентичности, чувства принадлежности к какой-либо группе, включенности в нее. Состояние кризиса идентичности, стремлении лично самоутвердиться и усилить чувство идентичности вхождением в группу, в которой можно проверить подлинность собственного Я, как раз и характерно для террористов. Кризис идентичности обычно разрешается в возрасте поздней юности. Отсюда преимущественно юношеский и молодежный состав террористических организаций. С возрастом готовность совершать террористический акт существенно падает. Таким образом, террористы рекрутируются из людей, ищущих опору в жизни и находящихся в состоянии повседневного, бытового ужаса. Причем «ужас может проснуться в безобиднейших ситуациях» (М. Хайдеггер). Идентифицируя себя по отсутствию идентичности, люди такого типа отождествляются и ассоциируются с такими же людьми, а затем в качестве коллективных субъектов Хаоса, Безосновности и Бездны отождествляют в террактах с собой других людей, ввергая их в состояние ужаса. Делая их своими, террористы выступают как освободители других и посредством других — освободителями себя. Герои-избавители, разрушая текущий порядок, лишают людей привычных оснований бытия. Вместе с тем многоуровневая организация порядка (порядка порядков) открывает скрытые основания бытия. Поэтому «когда ужас улегся, обыденная речь обычно говорит: «что собственно было? ничего»» (М. Хайдеггер). Поэтому герои-избавители выступают героями-основателями, открывающими все более и более глубокие основания бытия миропорядка.
Культурная ценность террора
Соответственно, терроризм далеко не всегда и всеми оценивался отрицательно. Террор не только рассматривался как одна из приемлемых форм противоборства, но и лежал у истоков многих государств. Известный просветитель XVIII в. Монтескье описывал террор как повседневную практику деспотических государств. Субъекты ряда буржуазно-демократических революций (Англия, Франция, Россия и др.) и национально-освободительных движений (Алжир, Израиль, Ирландия, Италия, Польша, Палестина, Турция, Чечня) обращались к тактике терроризма. В этих государствах образ террориста ассоциировался с образом героического борца за свободу, а субкультура терроризма становилась образцом для подражания в новой организации культуры.
После Второй мировой войны в многих странах Запада террор перестает восприниматься как легитимная форма политической борьбы, оценивается как общественно опасное явление и криминализируется. Террор вытесняется за пределы правового поля и зачастую приобретает латентные формы. Аналогичной переоценке в историческом процессе подверглись геноцид, рабство, тирания, пиратство и т п.
Только начавшийся в последние десятилетия процесс вытеснения террора из политического оборота не является устойчивым. Политические субъекты могут открыто прибегать к терроризму, но не признавать этого. Они также могут поддерживать террористов-комбатантов опосредованно, в качестве спонсоров или так называемых «симпатизантов». Таким образом, квалификация некоторого факта как факта терроризма является субъектно относительной и определяется социокультурным архетипом восприятия Ужаса.
Рефлексивность террора
Тотальность террористических практик (аксиома: «виновны все») порождает своеобразный эффект отдачи (бумеранга) в системной динамике террористической деятельности: террор порождает контртеррор.
Возникновение эффекта отдачи может быть интерактивным, когда террор (прямо или системный) со стороны одного политического субъекта вынуждает противоборствующую сторону также обратиться к тактике террора (по формуле: «Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас»). Это оборачивание метода.
Возникновение эффекта отдачи может быть следствием оборачивания средств. Известный «стокгольмский синдром» отождествление террористов и заложников является двояким. Не только заложники могут идентифицироваться с террористами, но и наоборот, террористы идентифицируют с себя с жертвами. В результате террористические практики выходят из-под контроля породившего их политического субъекта и переходят под контроль политического контрсубъекта.
Таким образом, любые действия политического субъекта, которые типизируются его контрсубъектом как террористические, неизбежно приведут к контртеррору. Соответственно, террористическая деятельность противника должна рассматриваться как реакция, инициированная террористическими акциями со своей стороны.
Рефлексивное управление террором
Террористические реакции современности, как правило, являются отдаленным и многократно отраженным от различных субъектов историческим эхо террористических практик далекого и недавнего прошлого. Поэтому в стратегической превенции террора существует проблема самоконтроля политической деятельности, долгосрочного расчета функции отклика в политическом пространстве легитимно предпринимаемых террористических действий
Эффект бумеранга позволяет политическому субъекту использовать террор контрсубъекта как внешнее средство решения внутриполитических задач. Благодаря этой возможности в структуре политического субъекта содержится внутренний контрсубъект, который выступает спонсором или симпатизантом внешнего терроризма.
Поскольку внешний террор используется как инструмент разрешения внутриполитических противоречий, то превенция его достигается эффективным самоконтролем политического субъекта. В противном случае внешней террористической активность оказывается предвестником ротация элит в составе политического субъекта.
Информационная блокада террактов
Оружием массового поражения, используемым террористическими организациями, является общественный резонанс, вызываемый чувствами страха и ужаса, распространяемыми и многократно усиливаемые средствами массовой коммуникации. Широкое освещение своей деятельности средствами массовой информации террористы рассматривают как самое важное вознаграждение, поскольку оно позволяет оказать влияние на массовое политическое сознание и дестабилизировать его.
Для предотвращения фобийных реакций населения на информационно-психологическое воздействие террористических актов на «болевые точки» общественного сознания может быть обеспечено только информационной блокадой. Для этого рекомендуется, чтобы любой террористический акт должен быть подвергнут максимально быстрому и тотальному вытеснению из памяти людей. Информация о нем должна подаваться в строго дозированном объеме и в течение строго промежутка времени.
Политический этикет не должен допускать использования терактов в качестве информационных поводов в публичной политике: в целях консолидации общественного мнения при принятии непопулярных решений, для проведения предвыборных кампаний, повышения персональных рейтингов. Оправданным признается переход к суду военного трибунала по отношению к террористам.
Гендер террора
Вместе с тем прогрессирующее отчуждение от терроризма, его делегитимизация имеет объективные основания. Становление целостного, взаимозависимого мира определяет неэффективность ряда форм политической и вооруженной борьбы (например, ядерной войны), ставящих под угрозу существование человечества в целом. Поэтому понижение уровня организация противника в рамках ликвидации прежнего мирового порядка рефлексивно влечет упразднение и субъекта терроризма. Глобальная неэффективность терроризма требует целенаправленной реализации стратегии его сдерживания, локализации его в отдельных очагах, деструкция которых не влечет за собой глобальных последствий.
Глобализация общественной жизни формирует объективные основания для в целом оптимистического прогноза в отношении долгосрочной перспективы снижения роли терроризма в политической деятельности. Актуализация темы борьбы с терроризмом может выступать симптомом качественного перелома в отношении к нему, аналогичной развернувшаяся в Англии середины XIX в. кампания борьбы против рабства.
Косвенным признаком начавшегося перехода терроризма в регрессирующую политическую форму является рост числа женщин в составе комбатантов. Знаковым в этом отношении является использование шахидок. Как и в любой другой сфере общественной деятельности, перелив мужчин из террористической деятельности в другие сферы занятости является признаком снижения сравнительной эффективности этой деятельности и более высокой перспективности иных форм политической борьбы.
Наметившаяся в долгосрочной перспективе тенденция снижения политической эффективности терроризма требует содействия, которое может быть реализовано: а) рутинизацией текущей практики противодействия террористической деятельности, б) урегулированием проблем в рамках иных форм политических взаимодействий. Террор должен оказываться все менее и менее политически продуктивным.