Статья: ФИ Тютчев и немецкий романтизм
Wo Zukunft und Vergangenheit Eins sind,
Im stillen Schoß der Ewigkeit…
‘Говорят, во сне дух оставляет тело
И тайно нисходит в неизведанную глубину
Где прошлое и будущее сливаются воедино
В тихой утробе вечности’
Похожее состояние описывает Тютчев в своем поразительном стихотворении "Тени сизые смесились…", где описывается мистическое переживание слияния с ночным хаосом – нераздельным первоисточником природной жизни: "Час тоски невыразимой!.. / Всё во мне, и я во всем!.."
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, томный, благовонный,
Все залей и утиши.
Чувства—мглой самозабвенья
Переполни через край!..
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай![13]
Мистика Тютчева обретает себе духовное соответствие в "гимнах" Новалиса: "…ниспослала мне голубая даль с высот моего былого блаженства пролившийся сумрак — и сразу расторглись узы рожденья, оковы света. Сгинуло земное великолепие вместе с моей печалью, слилось мое горе с непостижимою новой вселенной — ты, вдохновенье ночное, небесною дремой меня осенило; тихо земля возносилась, над нею парил мой новорожденный, не связанный более дух" ("Гимны к ночи"). Это всесоединяющее, всепримиряющее свойство ночи и определяют ее святость у немецких романтиков и у Тютчева.
Ночь приподнимает завесу, скрывающую потаенные основы природы. Причем, как это ни парадоксально, завесой оказывается день, точнее – дневной свет: "На мир таинственный духов, /Над этой бездной безымянной, /Покров наброшен златотканый /Высокой волею богов. /День - сей блистательный покров…". Ночь "свивает" день, как "золотой покров", "накинутый над бездной" ("Святая ночь на небосклон взошла…"). Для нас куда привычней метафора "ночного покрова"[14] И этот образ дня, скрывающего, будто покрывалом, от нас суть явлений, ДО Тютчева мы найдем только в стихах Людвига Тика:
Der neidsche Tag wirft seinen Mantel über,
Verhüllt... das glorreriche Licht…
Завистливый день набрасывает свою мантию,
Скрывающую… прославленный свет
После того, как покров сорван, обнажается "хаос", "бездна", но избранным душам воочию открываются тайны мирозданья: "мир духов": "Живая колесница мирозданья /Открыто катится в святилище небес..."
В небе сияет звездный свод – язык ночного откровения. По словам загадочного Бонавентуры, "ночью мы переходим из мира дневной повседневности в храм – огромный храм неба, где лампады мира светят, как чудесные иероглифы (Бонавентура. "Ночные бдедния"). "Der Sterne heil'ge Bilder prangen so einsam hoch gestellt," – вторит ему Эйхендорф ("Святые образы звезд блистают так одиноко в вышине" - "In der Nacht") . В другом стихотворении небесный свод изображается им же как звездное одеяние Богородицы —
Die Mutter Gottes wacht,
Mit ihrem Sternenkleid
Bedeckt sie dich sacht
In der Waldeinsamkeit
Божья Матерь не спит
В ее звездном плаще,