Статья: Франц Боас "Границы сравнительного метода в антропологии"

емся их открыть. Главная цель нашего анализа — выявить пути развития культуры на определенных ее этапах. Он не сводится к изучению обычаев и верований как таковых. Мы хотим знать причины существования этих обычаев и верований, другими словами — надеемся раскрыть историю их развития. Метод, к которому чаще всего прибегают в таких исследованиях сейчас, основан на сопоставлении вариантов сходных обычаев или верований и выяснении их общей психологической причины. Как я уже сказал, он вызывает самые серьезные возражения.

Мы придерживаемся другого метода. Детальное изучение обычаев в контексте всей культуры практикующего их племени и с учетом их географического распространения у соседних племен почти всегда позволит нам с большой точностью определить причины возникновения этих обычаев и психологические процессы, обусловившие их развитие. Применение такого метода даст троякий результат: во-первых, выявит внешнюю среду, сформировавшую или видоизменившую элементы культуры; во-вторых, вскроет психологические факторы, определившие ее облик, и, в третьих, определит влияние исторических связей.

С точки зрения реконструкции идей, этот метод представляется куда боле плодотворным, чем обобщения сравнительного метода. Последний поневоле исходит из гипотетической моде ли развития, вероятность которой более или менее приблизительно определяется с помощью эмпирических данных. Однако я до сих пор не знаю ни одной солидной попытки проверить теорию на хорошо известном историческом материале. Втискивание разнородных явлений в прокрустово ложе единой теории – прямая противоположность индуктивному процессу, определяющему их действительное соотношение. Эта индукция – не что иное как многократно осмеянный исторический метод. Конечно, его исследовательские приемы не слишком изменились с тех пор, когда в малейшем сходстве культур видели доказательство их родства. Но он по достоинству оценил результаты, добытые сравнительным методом. Его применение ограничено небольшим и четко обозначенным географическим пространством, а сопоставления не выходят за пределы исследуемого региона. И только собрав необходимые данные по этому региону, можно расширить горизонт исследования, хотя и здесь нужна величайшая осторожность в выводах, иначе легко упустить из виду главный тезис, который я сформулировал выше, а именно: при сходных чертах в культурах взаимоизолированных народов следует предполагать не общие корни, а независимое в каждом случае становление. Поэтому наше исследование всегда требует подтверждений сплошной распространенности – главного доказательства исторической связи, и лишь в крайних случаях позво-

515

ляет говорить об «утраченном звене». Это явное различие нового и старого исторических методов и по сей день не замечено ревнителями сравнительного метода. Они не видят разницы между некритическим использованием параллелей для обоснования исторических связей и медленно-скрупулезным изучением локальных явлений. С некоторых пор мы уже не считаем частичное сходство культур Центральной Америки и Восточной Азии необходимым и достаточным доказательством их родства. С другой стороны, ни один беспристрастный исследователь не станет отрицать общее происхождение некоторых элементов культур Сибири и Аляски, о котором, кроме схожести изобретений, обычаев и верований, говорит и сплошная их распространенность на ограниченной территории. С другой стороны, было бы совершенно неправомерно раздвигать границы этой территории за пределы бассейна р. Колумбия в Америке и северной Японии в Азии. Такой метод антропологического исследования представляют Ф.У. Патнэм и Отис Т. Мэйсон в нашей стране, Э.Б. Тайлор в Англии, Фридрих Ратцель и его последователи в Германии.

Здесь, по-видимому, уместно остановиться на тех возражениях, которые могут последовать со стороны ученых, считающих сходство географических условий достаточным доказательством близости культур. С этой точки зрения, географические условия, к примеру, равнин бассейна Миссисипи неизбежно обусловливают и некий особый тип культуры. А Горацио Хейл готов был пойти еще дальше, допуская, что географические условия определяют и сходство языковых форм. Внешняя среда, несомненно, оказывает некоторое ограниченное воздействие на культурную деятельность, но я не знаю фактов, позволяющих признать ее материнским лоном человеческой культуры. Даже самый беглый обзор племен и народов мира показывает, что носители абсолютно несхожих языков и культур живут в одинаковых географическях условиях, свидетельством чего является, в частности, этнография Восточной Африки и Новой Гвинеи. В обоих регионах мы сталкиваемся с сосуществованием на небольшом пространстве множества разных обычаев. Но куда важнее то, что любой факт, приводимый в защиту охарактеризованной выше гипотезы, несравненно лучше объясняется хорошо известными явлениями культурной диффузии, ибо и археология, и этнография говорят нам о давних связях соседствующих племен, нередко простирающихся за пределы громадных ареалов. В Старом Свете вещи балтийского происхождения достигали Средиземноморья, а ювелирные изделия из стран Леванта — берегов Швеции. В Америке раковины с океанского побережья попадали в глубь континента, а обсидиан Запада — на территорию нынеш-

516

него Огайо. Смешанные браки, войны, рабство, торговля создавали множество каналов для проникновения элементов чужой культуры, так что культурная ассимиляция могла совершаться на обширнейших пространствах. Вот почему, на мой взгляд, при недоказуемости прямого воздействия на соседние племена внешней среды следует всегда отдавать предпочтение историческим связям. Каждая культура пережила период изоляции, когда главные ее черты определялись достижениями предков и внешней средой. Но эта стадия надежно погребена под толщей новаций и заимствований и не поддается воссозданию без скрупулезнейшего отцеживания инородных элементов.

Поэтому непосредственным результатом исторического метода будет [описательная] история изучаемых с его помощью разноплеменных культур. Я целиком согласен с теми антропологами, которые не считают это конечной целью нашей науки, поскольку ни выведение общих законов (пусть даже и предполагаемых такого рода описанием), ни определение их относительной ценности немыслимо без детального сопоставления их проявлений в разных культурах. Однако я утверждаю, что применение этого метода служит необходимой предпосылкой всякого серьезного продвижения. Решение психологической проблемы прямо зависит от итогов исторического исследования. Постигая историю каждой отдельной культуры и уясняя воздействие на нее внешней среды и психологических условий, мы делаем шаг вперед, поскольку благодаря этому установим, в какой мере данные факторы участвовали в развитии других культур. Таким образом, сопоставление разных вариантов развития дает ключ к общим законам. Это метод гораздо надежнее сравнительного, как его обычно практикуют, поскольку выводы его основаны на реальной истории, а не на гипотетических путях развития.

Исторический анализ следует рассматривать как критическое испытание, к которому наука прибегает до того, как факт признан доказанным. С его помощью определяется сопоставимость собранного материала, главным признаком которой мы считаем единообразие процессов. При доказанной исторической связи двух феноменов они не могут рассматриваться как независимые данные.

В отдельных случаях непосредственные результаты этого метода имеют столь широкое значение, что вполне могут быть сопоставлены с лучшими достижениями сравнительных исследований. Чрезвычайно широкое распространение некоторых феноменов на территории громадных ареалов говорит об общем происхождении отдельных элементов местных культур. Это, в свою очередь, проясняет многое в ранней истории человечества.

517

В свое время Эдвард С. Морзе указал на одинаковые способы метания стрел в масштабе целых континентов. Это открытие явилось несомненным подтверждением общих истоков практики, зафиксированной на обширной территории. Но если полинезийцы добывают огонь простым движением палочки в пазу (в то время как почти все другие первобытные народы достигают этого коловращательным движением), есть все основания считать их метод вполне оригинальным. И если мы установили, что обычай ордалий в ряде специфических форм распространен на всей африканской территории, но совершенно неизвестен или встречается как рудимент во многих удаленных от Африки регионах, это доказывает чисто местное происхождение его африканских разновидностей.

Итак, выдающееся значение исторического метода антропологии мы усматриваем в том, что он позволяет выявить процессы, ведущие в определенных случаях к возникновению конкретных обычаев. Если антропология стремится выяснить законы развития культуры, она должна, не ограничиваясь сравнением итогов развития, всюду, где возможно, сопоставлять его ход, а для этого изучать культуры малых географических ареалов.

Мы видели, что сравнительный метод может достичь ожидаемых им результатов лишь на основе исторического материала, полученного при исследовании всех внутренних связей каждой отдельной культуры. Сравнительный и исторический методы, если я правомерно использую эти термины, долго соперничали за преобладание, но можно надеяться, что и тот и другой вскоре обретут свое надлежащее место и функцию. Исторический метод утвердился на отрицании ошибочного принципа, допускающего связи там, где налицо лишь схожесть культур. Сравнительный метод, при всех устных и письменных дифирамбах в его адрес, дает очень скудные результаты и, по моему убеждению, окажется продуктивным лишь после того, как мы, покончив с бесплодными попытками выстроить универсальную схему культурной эволюции, утвердим наши сопоставления на более широком и надежном фундаменте, который я и дерзнул здесь наметить. До сих пор мы тешились более или менее оригинальными фантазиями. Серьезная работа все еще впереди.

Перевод Ю.С. Терентьева

К-во Просмотров: 208
Бесплатно скачать Статья: Франц Боас "Границы сравнительного метода в антропологии"