Статья: Идеи евразийства в переписке раннего Н. С. Трубецкого
β) Иу<д>аизм, стоящий особняком, как от Европы, так и от Евразии, вы причисляете к позитивистским явлениям (О !!). Видно, что вы просто отмахиваетесь от этого вопроса, в сущности, для вас и неважно, т<ак> к<ак> иудаизм как таковой, вероятно, явится безучастным зрителем в готовящейся борьбе миров[20] .
γ) Напротив, в славянофильстве, этом подражательнейшем из подражательных явлений, вы видите что-то исконно-русское. Вы не без основания выводите себя из него, но это только вырывает у вас из-под ног народную почву.
2) Поэтому, в определении вашей собственной роли:
α) Вы, не зная еще, чтó из европейского достояния идет на потребу русскому человеку, все время и очень умело оперируете данными европейской науки (агрономии, экономики, языкознания, философии, этнографии) и методами рационалистической аргументации, показывая тем самым, что европейская культура — это ваша стихия, без которой вы вряд ли сумеете прожить день.
β) Вы противопоставляете себя стоикам, искавшим Бога в старой философии и сравниваете себя с теми, кто шел по следу апостолов. Но фактически вы ищете Бога в формах старой религии, желая сохранить Православие не только в его чистоте, но и во всем богатстве и тонкости его идейных достижений. Не вливаете ли вы при этом новое вино в старые меха. Или, верите, не хотите ли вы наполнить золотой сосуд пауками и скорпионами движущегося варварства? Вы идете не во главе нового движения; вы только хотите выйти ему навстречу из Европы, и вряд ли оно поймет ваше приветствие.
3) Во взгляде вашем на самую Церковь Православную читатель натыкается на ряд неясностей:
α) Церковь, по теории Г. В. Флоровского, во время борьбы европействующих царей с народом оказалась на стороне царей, или, во всяком случае, не захотела или не сумела отстоять народную самобытность русского государства от Европы, несмотря на то, что после Петра В<еликого> ни один государь не осмелился бы встретиться лицом к лицу с решительным противодействием Церкви. Для «внешних» неясно, на каких фактах вы базируете свою веру в начавшееся возрождение Церкви в народном духе.
β) Противопоставление православной Церкви римско-католической изложено не очень убедительно.
γ) Неясно далее, должна ли Православная Церковь стать вселенской в новом евразийском мире, и, если нет, то каково должно быть ее отношение к слугам дьявола, язычникам, которые будут с нею в союзе против Европы.
4) В самых религиозных воззрениях и настроениях вы расходитесь с русской степной стихией:
α) Ваше Православие — чисто византийское (т. е. европейское). Кардинальные пункты, выдвигаемые вами: София, свобода воли, церковная иерархия. Все это далеко от народной идеологии. Вы опираетесь на Василия Великого, Афанасия Александрийского, Филарета Московского, до которых народ и через двести лет не дорастет.
β) Вообще я не согласен с Вами в том, чтобы византийские элементы органичнее перерабатывались русским народом, чем романо-германские, т. е. чтобы византийский стиль органичнее вошел в русское искусство, чем флорентийский, или чтобы Бова был менее популярен, чем Дигенис Акрит или Аникита.
γ) Народное русское Православие (эта загадочная величина), как кажется, в мистической своей части несколько более приближается к многобожию (???). Единственное же истинно-христианское, что имеется в народном Православии, т.е. «Прости, Христа ради» и «Бог простит», — вы обходите полным молчанием… Но тут-то и начинается мое главное расхождение с вами.
δ) Внимательно прочитывая статью за статьей, я, сколько ни искал, не нашел ни одного серьезного упоминания о «Любви»[21] . Церковь учительная, державная, подвижническая, но не отеческая, Православие мистическое, мудрое, вдохновенное, но не любовное. Это меня страшно поразил, т<ак> к<ак> я привык самую сущность христианства полагать в идее Любви, а явление миру Богочеловека понимать, как воплощение Любви, которая приняла человеческое тело, чтобы символически показать, что общение плотского человека с Богом возможно только через Любовь, что в ней, стало быть, заключается и мудрость, и вера, и надежда, доступные людям…
<4)> Но мои воззрения тут не играют роли. Важны те последствия, которые имеет отсутствие (или, по кр<айней> мере, невысказанность) у вас идеи Любви для отношения вашего Православия к евразийскому движению.
α) Идея Боговоплощения, лишенная христианского содержания (Любви), т.е. идея Бога с человеком есть достояние и основа всякого мистического учения. Равно и «София» (божественная мудрость) является целью достижения для всякого мистика, напр<имер>, и для каббалиста, и для столь уничижаемого Вами индуса. При этих условиях Боговоплощение, действительно, низводится на степень аватары, даже самое хождение Бога среди нас превращается в какую-то чудесную поэму в стиле Рамаяны, чтó не может импонировать не только индусу, но и, вообще, никому из «внешних». А «внешних» среди русского народа, конечно, огромное большинство.
β) Но еще важнее вот что. Общение с Богом через мистическое настроение носит характер индивидуальный, ибо предполагает только два мира: Бога и постигающего Его человека. Даже в многолюдном храме всякий совершает этот процесс для себя. Признак соборности здесь отсутствует. То же касается и Софии, и свободы воли: это — достояние одинокой души (сл<ова> Диоген, древний йог и т.д.) признак соборности христ<ианской> Церкви утверждается в Любви, ибо она предполагает Бога, познающего человека и ближнего. Ясно, что стать во главе соборного движения могло бы только такое Православие, которое будет исполнено христианского содержания (т.е. Любви и всепрощения). Вы на это мне возразите, что я ломлюсь в открытую дверь и что о Любви в статьях не упоминается только потому, что понятие Христос и Любовь — это как бы синонимы (ибо одно implicite содержится в другом). Однако София и Христос в этом смысле тоже синонимы; тем не менее, вы не устаете превозносить Софию и даже «софийность» (какое неблагозвучное слово!) своего мировоззрения. Поэтому (не знаю, правильно или неправильно) у меня получилось впечатление, что авторы бессознательно обходят или замалчивают этот пункт из следующих причин:
а) Утверждение учения Любви наложило бы на них, при их ненависти к Европе, слишком большие нравственные требования и слишком крепкую узду на их действия против Европы в союзе с «дикими» племенами.
б) Они подсознательно чувствуют, что грядет нечто весьма далекое от христианского идеала и, как искренне религиозные и честные в своей религиозности люди, боятся профанировать Святая Святых в связи с тем ужасом, который несет с собою борьба миро?