Статья: Интерпретация бреда и бред интерпретации

Определение бреда всегда было связано с большими сложностями. Все дело в том, что бред неоднороден, что он не представляет собой единое по структуре расстройство и что фактически существует целый набор разнообразных форм бреда.

Но в целом можно выделить два основных типа бреда: с одной стороны, это бред осколочный, фрагментарный, наполненный запутанными ассоциациями, способный к затуханию и периодическим всплескам, и бред паранойяльный, системный, внутри себя всегда последовательный, но вместе с тем невозможный, не корректируемый опытом. Есть еще бред параноидный, т.е. бред параноика.

Паранойяльный же бред может быть присущ и вполне здоровому человеку. В «Психопатологии» В.А. Жмурова есть на этот счет следующее важное указание:

Паранойяльный синдром. Первичный систематизированный бред толкования различного содержания (ревности, изобретательства, преследования, реформаторства и других), нередко существующий как моносимптом при отсутствии других продуктивных расстройств 1.

В отличие от бреда первого типа, бред, способный к разрастанию в систему, требует памяти, умения аргументировать, устанавливать связи между явлениями и событиями: другое дело, что связи эти всегда извращенные, надуманно-фантастические («кривая логика»), но они есть.

Автор бредовой системы, как правило, стремится ее сделать повышенно логичной. Более того, чем выше степень невозможности бредовой системы, тем более она должна казаться убедительной и точной, особенно в деталях.

Системный бред (и бредовая система как высшее его проявление), как правило, имеет самое прямое отношение к интеллектуальной деятельности. Просто интеллект тут работает на бред. Вот как об этом написал Карл Ясперс в «Общей психопатологии»:

У людей с высокоразвитым интеллектом бывают сколь угодно фантастические и невероятные бредовые идеи. Критическая способность не ликвидируется, а ставится на службу бреду 2.

Ясперс также отметил:

Чтобы верно понять бредовую идею, исключительно важно освободиться от предрассудка, будто она должна корениться в слабости разума. Любая зависимость от последней носит чисто формальный характер. Если после некоторого бредового переживания личность, находящаяся в полном сознании и - как это иногда случается - не выказывающая других болезненных симптомов, продолжает придерживаться бредового представления, которое все остальные признают именно таковым, и утверждает: «Это именно так, у меня нет никаких сомнений, я знаю это», - значит, мы должны говорить об изменении, затронувшем психические функции, а вовсе не о недостатке разума. В случае бредовой идеи речь идет об ошибочном представлении на уровне «материала», тогда как формальное мышление остается незатронутым 3.

Эмиль Крепелин в восьмом издании (1915 год) своего классического учебника по психиатрии писал, что «развитие стойкой, непоколебимой бредовой системы» «протекает при полной сохранности сознания и упорядоченности мышления».

Создателя бредовой системы, может быть, в той или иной степени характеризует расстройство психики, но не умственное расстройство. Причем за пределами этой системы он может быть совершенно нормален. Но все, что оказывается втянутым в водоворот системы, приобретает резко бредовые очертания, а втягивается в нее, правда, довольно многое.

Бредовая система потому и бредовая, что реально подчиняет себе все, что попадает в сферу ее влияния. Более того, такая система хочет охватить все.

В 30-е годы двадцатого столетия молодой литературовед Владимир Кирпотин, ставший потом известным исследователем Достоевского, выпустил книжку «Пушкин и коммунизм», и это было сделано совершенно всерьез. На эту тему писались статьи, устраивались научные дискуссии. К концу одной из них некий писатель поднялся и сказал: «Я хочу дополнить предыдущих ораторов: не было названо стихотворение Пушкина "Октябрь уж наступил"...» С моей точки зрения, это очень точный пример: система бредоизировала все. Собственно, так же происходит и в наши дни.

Бредовая система всегда развернута и выстроена, при всей своей невозможности она должна быть последовательной. При этом создатель такой системы обладает гипертрофированным чувством правоты, он является носителем истины в последней инстанции. И, соответственно, его система не подлежит никаким изменениям, она принципиально непроницаема для опыта.

Однако при всем том, что бредовая система непроницаема для опыта и не корректируема, ее создатель всегда пытается доказать ее истинность и одновременно не сомневается в этой истинности.

Когда Державин явился к известному коллекционеру Сулукадзеву, тот стал демонстрировать коллекцию своих редкостей - показал камень, прибавив, что на нем сидел Дмитрий Донской во время Куликовской битвы, палку, объяснив, что это костыль Иоанна Грозного. Тут взгляд Державина упал на две алебастровые фигурки Вольтера и Руссо, и он иронически спросил: «А это что за антики?» На это Сулукадзев отвечал: «Это точные оригинальные изображения замечательных наших поэтов Ломоносова и Державина». Заметив скептическую усмешку на лице Державина, собиратель сказал: «Я честный человек и не стану вас обманывать».

Аналогичную бредовую систему представляет собой докторская диссертация Вероники Шеншиной (Финляндия) о мировоззрении Фета. Шеншина в диссертации и в ряде последующих своих публикаций не просто отбрасывает неугодные факты и пытается представить Фета ортодоксальным православным, она еще и позиционирует себя как представителя Фета в этом мире, как человека, коему вручено право вещать истину о поэте. В одной из рецензий было сказано, что, может быть, Шеншину это и понравилось бы, но Фету никогда.

Итак, бредовая идея непогрешима и не может быть ни на йоту изменена.

В «Толковом словаре психиатрических терминов» Блейхера и Крука бред определяется следующим образом: «некоррегируемое установление связей и отношений между явлениями, событиями, людьми без реальных оснований» 4. Итак, бредовая система всегда более или менее подробно аргументируется, но одновременно она принципиально не корректируема и не может быть откорректирована. Ясперс в «Общей психопатологии» писал, что «бредовые идеи непроницаемы для опыта».

Скажем, американская исследовательница Ирина Месс-Баер в докторской диссертации о Мандельштаме, защищенной в Хельсинкском университете, целиком выстраивает позицию поэта на основе его показаний следователю. На признаниях, частично сфабрикованных и частично вырванных под пыткой, она выстраивает целую систему. Если ее откорректировать, то все рухнет, ибо связи установлены были последовательно, логично, но в полном игнорировании реалий сталинской тюрьмы.

Или еще пример, но совершенно иного плана. Молодой Достоевский пришел на литературный вечер, в это время кто-то закончил рассказывать анекдот и все смеялись, - Достоевский разворачивается и уходит: он решил, что смех вызвало его появление. Писатель, исходя из своего субъективного ощущения, мгновенно выстроил систему, для него самого убедительную, но он даже не попытался проверить ее на опыте. Тогда бы она рухнула, а ему хотелось быть обиженным, чувствовать, что его не ценят, не понимают и даже смеются над ним.

Такова бредовая система - она по-своему убедительна, но одновременно совершенно невозможна; она опирается на факты, которые действительно могли иметь место, но внутренние отношения между привлекаемыми фактами установлены на основе совершенно ложной посылки, заведомо ошибочного субъективного утверждения.

Павел Флоренский в своем труде «Иконостас», отрицая религиозную живопись Возрождения, утверждая, что она была «сплошь художественной неправдой», объяснял это тем, что художники Запада, создавая свои полотна, не имели божественных видений:

Религиозная живопись Запада начиная с Возрождения была сплошь художественной неправдой, проповедуя на словах близость и верность изображаемой действительности, художники, не имея никакого касательства к той действительности, которую они притязали и дерзали изображать, не считали нужным внимать даже тем скудным указаниям иконописного предания - т.е. знания, каков духовный мир, - который сообщала им католическая церковь. Между тем иконопись есть закрепление небесных образов, оплотнение на доске дымящегося окрест престола живого облака свидетелей 5.

Подход Флоренского, при всем том, что он был гениальный мыслитель, принципиально не корректируем, - он построен на том, что у психиатров принято называть «некорректируемостью бреда».

В самом деле, имели или нет религиозные видения художники Возрождения, совершенно недоказуемо. Флоренский в качестве основного аргумента своего вызывающего утверждения о «художественной неправде» искусства Возрождения использовал то, что изначально невозможно доказать. Построение было логично, но для опыта совершенно непроницаемо. Поэтому вышеприведенное утверждение философа вкупе с аргументом я и определяю как классическую бредовую систему.

В полном отключении от реальности находится и система Николая Федорова. Логически она последовательна и при этом совершенно невозможна, ибо строится на абсолютном игнорировании человеческой природы.

Христианство есть религия Воскресения, - напоминал Федоров и добавлял, что оно станет реальностью лишь тогда, когда все будут воскрешены. Сказано резонно (подвиг Спасителя должен явиться уроком для его учеников и последователей, иначе все было бессмысленно), но только Федоров говорил о действительном воскрешении, о том, что всех умерших ради полноты христианства необходимо воскресить:

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--