Статья: Интерпретация темы безумия в русской литературе первой половины XIX века
Проблема социального безумия рассматривается в записках экономиста и в новелле “Город без имени”. В центре новелл “Последнее самоубийство” и “Город без имени” – общественные системы, одержимые безумием, в основу организации которых положены нелепые идеи. По мнению В.Ф. Одоевского, социальное безумие указывает на отклонение человечества от истинного пути развития.
“Русские ночи” В.Ф. Одоевского – это своеобразная энциклопедия безумия, в которой автор не только систематизировал представления своих предшественников о проблеме сумасшествия, но и внес существенные изменения в традиционную романтическую трактовку темы безумия. Во-первых, Одоевский переосмыслил проблему творческого безумия, указав на душевную ущербность, односторонность гения. Во-вторых, писатель одним из первых поставил вопрос о социальном безумии. В-третьих, Одоевский изобразил так называемых социальных безумцев, сумасшествие которых стало следствием ненормального устройства окружающего их мира. Кроме того, Одоевский выдвинул идею биологического безумия, пытаясь объяснить феномен безумия с научной точки зрения.
Повесть Н.В. Гоголя “Записки сумасшедшего” (1834) представляет собой качественно новый этап в разработке темы безумия в русской литературе. Еще В.Г. Белинский отметил удивительную точность изображения Гоголем процесса помешательства Поприщина, главного героя “Записок сумасшедшего”, назвав повесть “психической историей болезни” [10, с.174]. Несмотря на это известно, что на вопрос своего врача А. Тарасенкова об использовании при работе над повестью подлинных записок душевнобольных или наблюдений над ними Гоголь ответил отрицательно [11, с.287]. Однако писатель не был безразличен к достижениям психиатрии своего времени. Так, например, известен факт его знакомства с печатавшимися в “Северной пчеле” отрывками из “Рассуждений о лечении умалишенных доктора Левенгайна”, в которых описывались случаи, когда больные воображали себя Королем, Ангелом, Богом [12, с.149]. По мнению А. Белого, “Записки сумасшедшего” были “навеяны разговорами о фактах быта душевнобольных” [13, с.58], возможно, связанных со статьями о жизни пациентов петербургского сумасшедшего дома, опубликованными в феврале 1834 г. в “Северной пчеле”.
Кроме того, в “Записках сумасшедшего” автор опирался и на бытовые представления о безумии как о результате несчастной любви и несбывшихся надежд. Титулярный советник Поприщин сходит с ума, потерпев фиаско в любви и не добившись успехов в карьере. В таком случае безумие Поприщина представляет собой “компенсаторную мечтательную модификацию реального быта”, но модификацию “мнимую, субъективную, болезненную” [14, с.165]. Сумасшествие Поприщина – это переход из мира реального в мир воображаемый, из объективного – в субъективный.
Использование фактического материала о жизни душевнобольных и знакомство с медицинской литературой обусловило изображение Гоголем сумасшествия Поприщина как “вполне патологического явления” [15, с.540], ведущего к распаду личности. Однако, несмотря на онтологизацию и тематизацию безумия, в “Записках сумасшедшего” не снимается проблема его непостижимости.
В “Записках сумасшедшего” Гоголь усиливает социальную мотивировку безумия своего героя. Автор изображает социальное безумие, порожденное ненормальным устройством общества, в котором человек с легкостью превращается в “ноль”, в “черепаху” [11, с.157,163], а степень ценности человеческой личности определяется его статусом в социальной иерархии.
Тесная взаимосвязь прослеживается между интерпретацией Гоголем темы безумия в “Записках сумасшедшего” и романтическим безумием. Первоначально повесть задумывалась как “Записки сумасшедшего музыканта”, но затем музыканта заменил чиновник – произошло снижение “высокого” романтического безумия. Вместе с тем, Гоголь дополнил романтическую трактовку безумия, переосмыслив его в социальном аспекте, сделав способом изображения ненормальности общественного устройства николаевской эпохи. Подобно романтическому безумцу, Поприщин тоже обретает свободу – в поступках, мыслях и словах. Так, он объявляет себя королем, освобождаясь тем самым от ненавистной ему должности титулярного советника; он освобождается от унизительного подхалимства, свойственного служащим департамента; наконец, он освобождается от чувства робости перед “ее превосходительством” Софи. Однако освобождение Поприщина далеко не полное. Даже в безумии ценность человеческой личности он соотносит, прежде всего, с ее положением на социально-иерархической лестнице, потому и провозглашает себя королем. Этим безумие Поприщина отличается от романтического. В “Записках сумасшедшего” налицо инверсия романтической модели “исключительный человек, носитель истинного знания – безумец в глазах непонимающей его толпы”: происходит снижение героя, превращающегося из исключительной личности в маленького человека, противопоставленного ненормальному в своей античеловечности обществу. В повести “индивидуальное сумасшествие … оборачивается сумасшествием коллективным – безумием социальных порядков и ненадежностью идеологических конвенций” [16, с.265]. Тем не менее, в “Записках сумасшедшего” сохраняется присущее романтической традиции понимание безумия как формы истинного знания.
“Петербургская поэма” Ф.М. Достоевского “Двойник” (1846) генетически связана с “Записками сумасшедшего” Гоголя. Главный герой “Двойника” – титулярный советник Яков Петрович Голядкин – сходит с ума, подобно Поприщину, “от амбиции” [17, с.31]. В “Двойнике” Достоевский с предельной с медицинской точки зрения точностью изобразил постепенное нарастание сумасшествия Голядкина. Это не было случайностью: в повести отразился интерес писателя к научной психиатрии. По свидетельству врача С.Д. Яновского, уже в 40-е гг. Достоевский увлекался чтением специальной медицинской литературы “о болезнях мозга и нервной системы, о болезнях душевных и о развитии черепа по старой, но в то время бывшей в ходу системе Галла” [18, с.163].
Вместе с тем, Достоевский социально мотивирует безумие Голядкина, показывая обусловленность расстройства его психики ненормальным устройством общества, в котором происходит обесценивание человеческой личности, унификация, ведущая к всеобщему обезличиванию.
В “Двойнике” Достоевский поэтапно изображает процесс помешательства Голядкина, начиная с изображения незначительных отклонений в психике героя в главе I и заканчивая наступлением полного безумия в конце главы XI. Внимание автора к процессу углубления психической болезни Голядкина указывает на заинтересованность Достоевского проблемой безумия в медицинском аспекте.
Уже в главах I – III наблюдаются некоторые изменения в психическом состоянии Голядкина: герой маниакально зациклен на идее готовящегося против него заговора; в его голове “полнейший разброд и хаос” [19, с.128], что обусловливает неспособность Голядкина объясниться с окружающими. На проблемы героя со здоровьем указывает и посещение Голядкиным доктора. Изгнание Голядкина с бала в доме Берендеевых наносит сильнейший удар по психике героя, подготавливая появление его двойника, происки которого приводят в дальнейшем к полному помешательству Голядкина. В главах VI – X происходит постепенное углубление психического расстройства Голядкина: сначала он мучается бессонницей (“Всю ночь провел он в каком-то полусне, полубдении…” [19, с.184]), затем начинает бредить (объясняет появление двойника “интригой” врагов, колдовством “немки одноглазой” [19, с. 191]). Полное помешательство героя наступает в конце главы XI: он принимает пузырек с лекарством за яд – расширяется круг врагов, среди которых оказывается теперь и Крестьян Иванович, в последней главе увозящий Голядкина в сумасшедший дом.
Интерес писателя к безумию во многом объясняется биографическими факторами. Больной эпилепсией, Достоевский жил в постоянной тревоге за свое психическое здоровье, балансируя на грани между нормой и патологией. Поэтому проблема безумия для него носит, прежде всего, гносеологический характер. Пытаясь познать это явление, писатель изучает литературу по психиатрии и анализирует безумие в своих произведениях, сопереживая его со своими героями. Расценивая безумие как серьезное психическое заболевание, Достоевский вместе с тем осознает зыбкость грани между нормой и патологией, между здоровьем и болезнью. Безумие, по мнению Достоевского, по своей сути непознаваемо.
Таким образом, в русской литературе первой половины XIX века наблюдается переход от условно-метафорического изображения безумия в творчестве романтиков к медицински точному изображению процесса помешательства в повестях Гоголя “Записки сумасшедшего” и Достоевского “Двойник” с усилением социальной мотивировки сумасшествия героев. Интерес Гоголя и Достоевского к проблеме безумия в психиатрическом аспекте обусловлен личной судьбой писателей, которые, как известно, были потенциально больными людьми; происходит онтологизация темы безумия у Гоголя и выдвижение гносеологической проблематики в осмыслении темы у Достоевского. Изменения философских и художественных акцентов в осмыслении темы безумия закономерно отразились в поиске новых форм повествования и появлении нарратива безумия.
Список литературы
1. Платон. Тимей / Платон // Соч.: в 2 т. – Л., 1960. – Т.2. – С.234 – 245.
2. Фуко, М. История безумия в классическую эпоху / М. Фуко. – СПб.: Антей, 1998. – 624 с.
3. Дилакторская О.Г. Фантастическое в “Петербургских повестях” Н.В. Гоголя / О.Г. Дилакторская. – Владивосток: Изд-во Дальневосточн. ун-та, 1986. – 154 с.
4. Ванслов В.В. Эстетика романтизма / В.В. Ванслов. – М.: Искусство, 1970. – 423с.
5. Назиров Р.Г. Фабула о мудрости безумца в русской литературе / Р.Г. Назиров // Русская литература 1870 – 1890 годов: сб. статей / Уральск. гос. ун-т; под ред. И.П. Кувшиновой. – Свердловск, 1980. – С.94 – 107.
6. Федосеенко Н.Г. Мотив безумия в русской литературе и действительности 1830 – 1840-х годов / Н.Г. Федосеенко // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Интерпретация текста: Сюжет и мотив / Е.К. Ромодановская [и др. ]; под ред. Е.К. Ромодановской. – Новосибирск, 2001. – Вып.4. – С.89 – 99.
7. Полевой Н.А. Блаженство безумия / Н.А. Полевой // Избранные произведения и письма. – Л., 1986. – С.89 – 134.
8. Турьян М.А. Странная моя судьба. О жизни Владимира Федоровича Одоевского / М.А. Турьян. – М.: Книга, 1991. – 398 с.
9. Одоевский В.Ф. Русские ночи / В.Ф. Одоевский. – Л., 1975. – 234 с.
10. Белинский В.Г. О русской повести и повестях г. Гоголя / В.Г. Белинский // Полн. собр. соч.: в 10 т. – М., 1955. – Т.1. – С.138 – 175.
11. Гоголь, Н.В. Записки сумасшедшего / Н.В. Гоголь // Собр. соч.: в 7 т. – М., 1984. – Т.3. – С.153 – 172.
12. Золотусский И.П. “Записки сумасшедшего” и “Северная пчела” / И.П. Золотусский // Поэзия прозы / И.П. Золотусский. – М., 1987. – 240 с.
13. Белый, А. Мастерство Гоголя / А. Белый. – М.: МАЛП, 1996.
14. Мелетинский Е.М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов / Е.М. Мелетинский // Литературные архетипы и универсалии / Е.М. Мелетинский [и др. ]; под ред.Е.М. Мелетинского. – М., 2001. – С.73 – 149.
15. Пумпянский Л.В. Гоголь / Л.В. Пумпянский // Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы / Л.В. Пумпянский. – М., 2000. – С.257 – 342.