Статья: Комическое в тексте оригинала и перевода

Несмотря на дословно выполненный перевод, адекватное восприятие французскими читателями иронического оттенка, задуманного авторами, весьма сомнительно.

Распространенным приемом создания эффекта комического в романе является переносное употребление слов различных стилистических пластов, например:

Через пять минут стул был обглодан.

Cinq minutes plus tard, la chaise était dépouillée.

…у каждого на сердце лежит заветный анекдот, который, трепыхаясь, дожидается своей очереди.

Chacun porte en son coeur une histoire qui lui est chère et attend dans la fièvre son tour pour la raconter.

В приведенных примерах, как и в цитированных выше, переводчик использует преимущественно нейтральные эквиваленты, хотя и достоверно передающие семантику лексических единиц текста оригинала. Подобные замены специалисты называют приёмом слабой дифференциации. Он представляет собой лексикосемантическое преобразование исходного сообщения, в результате которого семантически значимая единица ИТ заменяется в ПТ единицей языка перевода, имеющей минимально необходимое для адекватности число аналогичных сем, относящих сталкивающиеся в переводе слова двух языков к тождественным понятиям одного или несколько высших классов (Гарбовский Н.К., 2004, с. 454-454). Такая трансформация, однако, считают ученые, весьма опасна, так как затрагивает прагматический уровень единицы перевода и препятствует реализации эстетической функции художественного текста. К сожалению, она оказывается наиболее частотной при переводе книги И. Ильфа и Е. Петрова на французский язык.

Вместе с тем, во французском тексте можно найти и немало удачных переводческих решений, позволяющих в полной мере обеспечить эквивалентность коннотаций, сохраняя в ПТ юмористическую направленность ИТ, ср., например:

“Это был кипучий лентяй. Он всегда пенился” “La cause en résidait dans sa nature en perpetuelle ébullition: c’était un paresseux bouillonant d’activité”.

В данном случае переводчик очень точно передал семантику метафоры, основанной на противопоставлении прилагательного кипучий перен. ‘напряженный, бурный, активный’ (Кипучая деятельность) и существительного лентяй, словосочетанием un paresseux bouillonant d’activité (bouilloner ‘кипеть; бить ключом’). Словосочетание голубой воришка в переводе звучит каждый раз по-новому: в названии главы он “числится” как un voleur honteux, а в предложении “Свет не видывал еще такого голубого воришки…” уже по-другому: un angelique voleur. Использование переводчиком серии прилагательных для характеристики “голубого воришки” Ахена является лексической конкретизацией необычного словосочетания, придуманного авторами. Экспликация значения слова, “развертывание” этого значения, позволяет сохранить иронический характер оригинального текста. Комический эффект, созданный благодаря разговорному переносному значению эпитета голубой (то же, что идиллический) и уменьшительному суффиксу -шка (воришка), весьма удачно передается французскими эквивалентами un voleur honteux ‘стыдящийся, смущающийся’ и angélique voleur (прям., перен. ‘ангельский’).

Ср. также:

“И в бриллиантовых мечтах даже покойница-теща показалась ему милее, чем была”. “Et, dans ses rêves scintillants, la défunte ellemême lui devenait, semblait-il, plus chère”.

В данном примере переводчик удачно выделяет одно из лексических значений прилагательного бриллиантовый, взяв за референтную основу внешний признак – блеск камня (scintillant ‘сверкающий, мерцающий’). Передача подобных прилагательных особенно удается переводчику вероятно еще и потому, что, являясь экзотическими для русского языка, они воспринимаются как естественные во французском, где гораздо чаще, чем в русском, используются метафорические обозначения по цвету растения или минерала. Сравним также следующий отрывок, где метафоричность авторского стиля оригинала полностью сохранена в переводе, хотя метафоры и переведены дословно:

“Ипполит Матвеевич обернулся. По темным углам зачумленной дворницкой вспыхивал и дрожал изумрудный весенний свет. Бриллиантовый дым держался под потолком. Драгоценный мираж потрясал комнату”.

“Vorobianinov jeta un regard circulaire. Dans les angles obscurs tremblait et flamboyait tout un printemps de lumière d’émeraudes. Au plafond flottait un brouillard de diamant. Le mirage du trésor envahissait toute la pièce”.

Переосмысливается авторами и специальная терминология. Она становится важным выразительным средством, носителем информации, связанной с социальной и эмоциональной характеристикой персонажей. Ее использование, основанное на известном законе “чем ýже стилистическая сфера слова, тем богаче его стилистическое содержание” [8, 24], позволяет авторам извлекать из уже существующих слов все новые и новые оттенки путем передвижения необычного, случайного значения слова в центр внимания читателя. Подобные семантические неологизмы являются средством создания сатирических и юмористических эффектов.

Метафорическому переосмыслению подвергается, в частности, военная терминология. Вот отрывок из сцены инспектирования Бендером старгородского дома для сирот:

“Когда Бендер с завхозом проходили по дому, двери салютовали страшными ударами”.

“Il semblait à Bender et au gérant que les portes les accompagnaient dans leur inspection d’un véritable feu de salves”.

Заменив глагол синонимичным сочетанием, переводчик сумел передать торжественноироничный оттенок повествования оригинала, затушевав при этом скрытое сравнение грохота салюта со звуком хлопающих дверей. Однако, стремление заменить ироническое словоупотребление в ИТ на нейтральное в ПТ, приводит, как уже отмечалось, к узуализации текста перевода и потере образности. Ср. также:

“… опустив карандаш в замочную амбразуру, сейчас же вернулся…” “ …il courut au bout du couloir et, par le trou de la serrure, restitua le crayon…”.

Для создания комического эффекта писателями используются также многочисленные структурные и семантические отступления от традиционных норм употребления фразеологических оборотов, то есть индивидуальное использование фразеологического материала в трансформированном виде.

Авторы прибегают как к деформированным устойчивым сочетаниям (при деформации отступления от норм затрагивают в основном внешнюю форму фразеологизма), так и к модифицированным (процессы модификации затрагивают внутренне содержание фразео-логизма, оставляя без изменения его форму).

Известно, что наиболее распространенным приемом деформации фразеологизмов у И. Ильфа и Е. Петрова является прием замены одного из компонентов устойчивого словосочетания словом со свободным значением, зачастую речевыми, контекстуальными или ситуативными синонимами:

“Ипполит Матвеевич машинально разворотил обивку и целых полчаса просидел, не выпуская стула из цепких ног” (ср.: цепких рук). “Il se mit à éparpiller machinalement le crin et, pendant toute une demi-heure, serrant toujours la chaise entre ses jambes, répéta…” Предлагаемое переводчиком решение – опустить прилагательное цепкий – приводит к замене фразеологической единицы ИТ свободным сочетанием ПТ, что значительно снижает образность отрывка. Аналогично в примере:

“Он не любил, когда пресса поднимала вой вокруг его имени” (ср.: поднимала шум).

“Il n’aimait pas quand la presse s’occupat trop de lui”.

Дословная передача фразеологического оборота, например, в случае, где в качестве субститута традиционного компонента выступает антоним, также ведет к общей нейтрализации текста:

“Когда его снимали, он пел лишенным приятности голосом…” (ср.: не лишенным приятности голосом).