Статья: Лицейская библиотека: день сегодняшний

Он храбрости воздаст усердье,

Явит терпевшим милосердье,

Невинных узы перервет,

Созиждет домы разоренным,

Даст правосудье притесненным,

Всех благочестьем превзойдет.

Конечно, это не самые выдающиеся стихи Г. Р. Державина. Пожалуй, они из тех произведений, о которых писал Пушкин в известном письме Дельвигу: "Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка... Ей-богу, его гений думал по-татарски, а русской грамоты не знал за недосугом". К счастью, Державин успел оправдать себя в глазах потомков, написав за два дня до смерти начало оды и оставшись навсегда гениальным поэтом:

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей....

Но сейчас наше внимание привлекают не особенности поэтической речи Державина, а особенности того экземпляра "Оды на сретенье...", который хранится в составе лицейской библиотеки. Книжка издана в июле 1814 года, когда юный Пушкин еще учится в Лицее. Уже одно это делает ее памятником!

Я. К. Грот, рассказывая об этом издании, упоминает, что видел всего один (!) его экземпляр: "В единственном экземпляре, который мы видели (доставлен нам М. Н. Михайловским) заглавного листа нет; в конце подпись “Державин”". Где этот единственный экземпляр сегодня, сохранился ли он? Обнаружились ли другие? Может быть, наш - второй сохранившийся, после того единственного?

И самое главное. Уже сам внешний вид нашей книги, ее изящный и старательный переплет, говорит о том, что этот экземпляр - подносной. Это подтверждает и запись у верхнего края форзацного листа, выполненная коричневыми чернилами: "Его сиятельству князю А. Николаевичу Голицыну". Кто адресат этой записи?

Александр Николаевич Голицын (1773 - 1844) - действительный тайный советник, канцлер Российских орденов, статс-секретарь - фигура очень заметная в российской истории. С десяти лет от роду определенный ко двору, друг детских игр будущего Александра I, он достиг высочайших чинов. Желая обеспечить своему другу государственную карьеру, Александр I назначает кн. Голицына состоящим при обер-прокурорском столе в 1-м департаменте Сената, а затем - обер-прокурором этого и других департаментов, чтобы он "научился и готовился к высшим назначениям". Г. Р. Державин, занимавший пост министра юстиции, после первого же отчета кн. Голицына настоял, чтобы ему был пожалован орден св. Владимира. Державин прекрасно понимал, по собственному признанию, что кн. Голицын "посажен на сие место не для соблюдения законов и настоящего дела, а для тайного уведомления Государя, что в Сенате делается". В благодарность кн. Голицын сначала по неведению, а потом сознательно способствовал крушению его карьеры. Он так прокомментировал Александру I отзыв Державина на указ о вольных хлебопашцах, что очень скоро Державин был отправлен в отставку. (Правда, есть и другие версии отставки.) Вскоре Александр I назначает Голицына обер-прокурором Синода, членом Государственного совета, сенатором, управляющим делами Иностранных исповеданий, президентом Библейского общества и т.д. - это время неуклонного подъема Голицына. С 1816 года он исполняет должность министра народного просвещения, чуть позже учреждается Министерство духовных дел и народного просвещения, а Голицын становится во главе его. Министерство это было "не что иное, как один человек, для которого оно создано", по словам Ф. Ф. Вигеля. Все это имело серьезные последствия и для русской церкви, и для русского просвещения. Архимандрит Фотий, бывший приверженцем кн. Голицына, но впоследствии способствовавший его отстранению от дел, очень метко определил цель духовно-просветительской деятельности министра: "Смешать религию с ложным просвещением и просвещение с религиею и через то исказить религию и просвещение".

С приходом Голицына ужесточается цензурная политика: "По долгу звания моего обязываюсь я употреблять все зависящие от меня меры к недопущению во вновь печатаемых книгах никаких мыслей и правил, не терпимых ныне правительством". В соответствии с циркуляром от 4 апреля 1818 года цензоры обязаны были "искоренять мысли и дух, противные религии христианской, обнаруживающие или вольнодумство безбожничества, неверия и неблагочестия, или своевольство революционной необузданности". В соответствии с этими установками не поощрялись ни романы - "как совершенно ничтожные и для чтения вредные", ни даже сказки - как "служащие более к развращению вкуса и ума". Даже А. С. Шишков, известный ретроград, порицал кн. Голицына за "стеснительную цензуру, действительно слишком придирчивую и препятствовавшую развитию литературы". Карамзин именует министерство Голицына "министерством затмения"; "неисчислимо зло, причиненное целому государству сим кротким созданием", - пишет Ф. Ф. Вигель. А. С. Пушкин, выражая настроения прогрессивных кругов общества, награждает Голицына эпиграммой:

Вот Хвостовой покровитель,

Вот холопская душа,

Просвещения губитель,

Покровитель Бантыша!

Напирайте, Бога ради,

На него со всех сторон!

Не попробовать ли сзади?

Там всего слабее он.

Старику Державину, впрочем, пришлось посвятить своему бывшему неверному подчиненному другое стихотворение. В 1812 году Голицын устроил в своем доме на Фонтанке церковь во имя Св. Троицы. Император Александр I пожаловал в нее иконостас из Эрмитажа, в одной из двух специальных "молитвенных" комнат стоял огромный крест, у подножия его была установлена плащаница, а перед плащаницей - "сделанное из пунцового стекла человеческое сердце, в коем теплился неугасимый огонь". Г. Р. Державин, под впечатлением этих мистических "спецэффектов", написал:

Голицын! вера движет холм,

Спасает, отвращает гром

От царств единою слезой.

Блажен, кто может в ней