Статья: Переяславские соглашения 1654 г.: договор равных или переход в подданство?
Со времени возникновения украинского сепаратистского движения его сторонники и их покровители, говоря о Переяславской Раде 1654 года, давали этому историческому событию, фактически положившему начало воссоединению Малой Руси с Великой Русью, крайне отрицательные оценки. К примеру, в первоначальном тексте стихотворения "Ще не вмерла Украiна", опубликованном в 1863 г., были такие строки, впоследствии устраненные: "Ой Богдане, Богдане, Славний наш Гетьмане! На-що вiддав Украiну Москалям поганим?!" В австрийской Галиции власти рекомендовали галицким украинофилам решительно отказаться от причисления Б. Хмельницкого к украинским героям, каковыми следовало считать только такие личности как Мазепа, Выговский и им подобные, действовавшие враждебно против России. В духе этих рекомендаций оценивают Переяславскую Раду, 350-летие которой исполняется в январе 2004 г., и нынешние "национально-свидомые" украинские деятели, изо всех сил старающиеся вбить в головы жителей Украины идеологические стереотипы, скроенные по австро-польским шаблонам XIX — начала XX века.
Что касается оценок любого исторического события, то они всегда будут различаться в зависимости от того, с каких позиций рассматривается данное событие. Понятно, что с точки зрения украинских сепаратистов, вся деятельность которых изначально была направлена на разрушение русского единства, Переяславская Рада 1654 г. не может быть оценена положительно, и требовать от них таких оценок было бы совершенно бессмысленно. Но вот согласиться с тем, что отдельные украинские авторы, стараясь навязать публике свои взгляды на содержание Переяславских соглашений 1654 г., допускают искажение исторических фактов, никак нельзя.
В современных украинских публикациях, посвященных Переяславским соглашениям 1654 г., можно прочитать о том, что в 1654 г. Украина выступала как самостоятельное государство, что между Украиной и Москвой был заключен только лишь временный военный союз, что Украина и Москва заключили договор как равноправные стороны, а затем Москва коварно нарушила этот договор и захватила Украину, лишив ее независимости.
Следует заметить, что подобные версии выдуманы не нынешними авторами, а получили хождение с подачи отдельных украинских историков еще в начале прошлого века. Так, например, историк В. Липинский в своей работе "Україна на переломі", вышедшей первым изданием в 1920 г., писал, что "его [Хмельницкого] соглашение с Москвой в 1654 г. было таким же самым случайным союзом, направленным против Польши, какими были все его предыдущие такие же самые союзы с Крымом, а прежде всего с Турцией".
Охарактеризовав Переяславские соглашения как случайный военный союз, В. Липинский все же отмечает, что этот союз предполагал протекторат московского царя над Украиной: "В борьбе с Польшей Царь занял место Султана, и только. Став протектором Украины, он должен был ей дать военную помощь против Польши и за эту помощь должен был получать от Украины определенную ежегодную денежную дань такую самую, какую получал за свой протекторат Султан в Семиградье, в Молдавии, в Валахии. И соглашение с Царем делается по тем готовым образцам, по каким и делались до того времени соглашения Украины в деле протектората с Султаном".
Другой украинский историк, Р. Лащенко, в своей трактовке Переяславских соглашений шел еще дальше и вообще отвергал мысль о том, что эти соглашения, которые он называет "договором", предусматривали протекторат московского царя над Украиной, и утверждал, что в данном случае имел место договор равных сторон. Комментируя на страницах своей книги "Переяславський договір 1654 р. між Україною і царем Московським", изданной в Праге в 1923 г., вышеприведенные высказывания В. Липинского, Р. Лащенко указывал:
"Каким же способом связать такое поведение гетмана, который считал сам себя "царю равным" с идеей протектората? Ведь идея протектората, как и идея вассальной зависимости является отрицанием идеи равенства, потому что между тем, кому протежируют, и тем, кто протежирует, равенства во взаимоотношениях быть не может, как не может его быть между подопечным и опекуном".
"Признавая, что на основании Переяславского договора был заключен не только военный союз между Украиной и Москвой, — писал далее Р. Лащенко, — но и союз обеспеченный "протекторатом" царя Московского — мы тем самым должны признать, что гетман Богдан Хмельницкий сам, совершенно сознательно, ставил самого себя относительно царя в положение зависимое от последнего, ограничивая суверенность Украинского казацкого государства".
Такое истолкование сути Переяславских соглашений неприемлемо для Р. Лащенко, и он утверждает, что: "При тех же связях, которые намечались пактами Переяславского договора — гетман Хмельницкий только признавал" моральный авторитет" царя Московского, своего политического и военного союзника, пусть даже признавал и его "моральное верховенство", но вместе с тем решительно отрицал какое-нибудь право царя на вмешательство во внутренние дела Украины, оставляя всю полноту власти на управление казацким государством исключительно за собой и своим правительством, а также сохраняя за собой и право сношений с другими государствами".
Итак, здесь мы находим и "суверенное казацкое государство", и упоминание о том, что Хмельницкий, будучи "равным царю", оставлял за собой "всю полноту власти" в этом государстве, и что он отрицал "какое-нибудь право царя" вмешиваться во внутренние дела Украины.
Для того, чтобы, встречаясь с подобными трактовками сути Переяславских соглашений 1654 г., выяснить, насколько эти трактовки соответствуют подлинному содержанию указанных соглашений, необходимо обратиться к дошедшим до наших дней источникам, проливающим свет на факты, относящиеся к рассматриваемому вопросу.
Но прежде остановимся на вопросах о том, какие цели преследовала Москва, отправляя своих послов в Переяслав, принимая во внимание внешнеполитические задачи Русского государства, стоявшие перед ним на протяжении предшествующих более чем полутора веков; а также о том, какие причины побудили Б.Хмельницкого, поднявшего в 1648 г. восстание против поляков, пойти на соглашение с Москвой.
В Москве традиционно смотрели на западные и юго-западные русские земли, захваченные в XIV в. Польшей и Литвой, как на свои владения, временно отторгнутые противником и подлежащие возвращению своим законным владельцам. Еще великий князь Иван III, сбросив тяготевшее над северо-восточной Русью татаро-монгольское иго, открыто высказал свои притязания на русские земли, пребывавшие к тому времени под властью Польши и Литвы, и поставил задачу объединить под властью Москвы все территории, находившиеся ранее во владении династии Рюриковичей. Послам короля польского и великого князя литовского Александра так было передано мнение Ивана III "Божьею милостью государя всея Руси и великого князя": "Государь наш велел вам говорити: Ино то он правду к нам приказал, что каждому отчина своя мило и каждому своего жаль. Ино ведь ведомо зятю нашему Александру королю и великому князю, что Русская земля вся, с Божьею волею, из старины, от наших прародителей, наша отчина: и нам ныне своей отчины жаль; а их отчина — Лятская земля да Литовская: и нам чего деля тех городов и волостей, своей отчины, которые нам Бог дал, ему отступатись? Ано не то одно наша отчина, кои городы и волости ныне за нами: и вся Русская земля, Киев, и Смоленеск и иные городы, которые он за собою держит к Литовской земле, с Божьею волею, из старины, от наших прародителей наша отчина".
Ясное дело, что добровольно возвращать захваченные русские земли Литва и Польша не собирались, а наоборот, стремились к дальнейшему расширению своих владений за счет Руси. В 1492-1595 гг. произошло семь войн между Русским государством и Литвой-Польшей. В особенно тяжелом положении Русское государство оказалось в начале XVII в., когда после почти пятнадцатилетней борьбы с польско-литовскими захватчиками, в 1618 г. согласно Деулинскому перемирию русское правительство вынуждено было уступить Речи Посполитой отвоеванный ранее Смоленск, а также черниговские и новгород-северские земли.
С другой стороны, после того как на южнорусских землях образовалось казачество, его представители неоднократно обращались к Москве с просьбами о принятии казацкого войска на государеву службу. Так же и представители южнорусского духовенства в своих посланиях к русскому царю сообщали о готовности православных в Малой России признать над собой власть царя. Однако московское правительство не располагало в то время достаточными силами для практического осуществления своих замыслов относительно возврата захваченных Литвой и Польшей земель, и не могло удовлетворить обращенные к нему из Малой Руси просьбы.
Впрочем, в 1632 г. была начата война с целью вернуть территории, утраченные в 1618 году, но она оказалась неудачной и завершилась заключением в 1634 г. Поляновского мира, подтвердившего в основном условия Деулинского перемирия. Поражение в войне 1632-1634 гг. наложило отпечаток на внешнюю политику Русского государства последующих двух десятилетий. В то время русское правительство, не отказываясь от стратегической задачи возвращения былых владений русских князей, тем не менее опасалось конфликта с Речью Посполитой и старалось избежать войны с ней.
Со своей стороны, Б. Хмельницкий, поднимая восстание против поляков, господствовавших в Малой Руси, совершенно не имел намерения отрывать малорусские земли от Польши ради того, чтобы воссоединить их с Великой Русью, а желал всего лишь добиться от властей Речи Посполитой гарантий соблюдения "прав и вольностей" реестрового казачества, и, по возможности, расширить эти права. Идеалом же казацкой старшины тех времен было получение статуса польской шляхты.
Как отмечал украинский историк Д. Дорошенко: "...Богдан Хмельницкий в первые годы своей деятельности не думал порывать государственной связи Украины с Польшей. Нанося Польше тяжелые удары, причиняя ей кровавые раны, он все-таки еще не думал отрываться от нее и только хотел заставить ее сделать как можно большие уступки украинскому казачеству,..".
Только в религиозном вопросе руководители казачества выходили за рамки чисто сословных интересов, добиваясь от польского правительства ликвидации церковной унии и прекращения гонений на православную веру, что отвечало чаяниям всех православных жителей Малой Руси.
Уже в начальный период восстания Б. Хмельницкий предлагал русскому правительству вступить в войну с Польшей, надеясь, что русские войска отвлекут на себя часть польских сил, и это облегчит ему, гетману, борьбу за достижение своих собственных целей. Но когда первые успехи восстания сменились поражениями, Б. Хмельницкий всерьез стал взывать о помощи, и по мере ухудшения ситуации просил уже не просто о военной поддержке, а о принятии в подданство русского государя, настаивал на этом и заявлял, что иначе ему останется только пойти в подданство турецкого султана.
Москва оказывала гетману материальную помощь, предлагала ему со всем войском переселиться в пределы Русского государства, однако непосредственно ввязываться в войну не желала. Лишь только когда положение Б. Хмельницкого стало критическим и возникла угроза, что он с казацким войском действительно перейдет под власть турецкого султана, в Москве, наконец, решили принять в подданство Войско Запорожское с городами и землями, что было равнозначно объявлению войны Речи Посполитой.
Принципиальная готовность царя Алексея Михайловича принять Войско Запорожское в свое подданство была выражена в грамоте, адресованной гетману и датированной 22 июня 1653 г., в которой русский царь мотивировал такое свое решение стремлением защитить христианскую веру: "И мы великий государь, возревновав о Бозе благою ревностию и возжелав по вас, чтобы християнская вера в вас не пресеклась, но паче преисполнялась, и великого пастыря Христа Бога нашего стадо умножалось, якоже глаголет: и будет едино стадо и един пастырь, — изволили вас принять под нашу царского величества высокую руку,..".
Затем для рассмотрения вопроса о войне с Речью Посполитой и о принятии в подданство Войска Запорожского был созван Земский Собор. В качестве предлога для объявления войны послужили факты нарушения польской стороной заключенных ранее с Русским государством договоров. В решении Земского Собора от 1 октября 1653 г. приводился подробный перечень таких нарушений, после чего было сказано:
"И выслушав, бояре приговорили: за честь блаженные памяти великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича, всеа Русии, и за честь сына его государева, великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Русии, стояти и против полского короля война весть…".
По поводу просьбы гетмана Б. Хмельницкого Земский Собор постановил: "А о гетмане о Богдане Хмелницком и о всем войске запорожском бояре и думные люди приговорили, чтоб великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа Русии, изволил того гетмана Богдана Хмелницкого и все войско запорожское, с городами их и с землями, принять под свою государскую высокую руку...".
Таким образом, позиция Москвы в отношении будущей принадлежности Малой России с самого начала была вполне однозначной — малорусские земли должны были перейти во владение русского государя. Допускать мысль о том, что в Москве могли решиться на войну с Речью Посполитой ради создания некоего суверенного Украинского государства, нет ни малейших оснований. Если уже русское правительство, столь опасавшееся вооруженного столкновения с польско-литовским государством, все-таки отважилось вступить с ним в борьбу, то целью этой борьбы могло быть только осуществление давних намерений, выраженных еще Иваном III, — возвращение захваченных ранее Польшей и Литвой русских земель.
При этом русский царь мог считать равным себе польского короля, но никак не его мятежного подданного Б. Хмельницкого, который теперь просто менял свое подданство с королевского на царское. Б. Хмельницкий не имел оснований претендовать на равное с царем положение не только по своему формальному статусу, но и фактически, находясь в состоянии войны с польским правительством, он не мог собственными силами удерживать под своим контролем территорию Малороссии. Если согласно Зборовскому договору 1649 г. реестровое казацкое войско численностью 40 тысяч человек могло размещаться на территории трех воеводств: Киевского, Черниговского и Брацлавского, то условия Белоцерковского договора 1651 г., заключенного после поражения казацкого войска под Берестечком, ограничивали численность реестра 20 тысячами человек, а территорию его размещения одним Киевским воеводством, но и этот договор не был ратифицирован сеймом Речи Посполитой. Война продолжалась. Силы казацкого войска исчерпывались. Когда в конце августа 1653 г. король двинулся в поход против повстанцев, "Хмельницкий, — как отмечает историк Д. Дорошенко, — объявил мобилизацию казацких сил, но она на этот раз происходила вяло, без всякого воодушевления, много казаков дезертировало за московскую границу". Туда же, за московскую границу, уходили, ища спасения, и тысячи жителей Малороссии.
Единственный союзник Б. Хмельницкого, которым являлся крымский хан, и ранее неоднократно изменявший гетману в решающие моменты борьбы с поляками, в конце 1653 г. под Жванцем помирился с польским королем Яном Казимиром, что обрекало Б. Хмельницкого на неминуемое поражение. В сложившейся ситуации гетману не оставалось ничего иного, как возлагать все свои надежды на Москву. По словам украинского историка И. Крипьякевича, "Соглашение между Польшей и Крымом, при пассивности Турции, ставило Украину в очень опасное положение. Хмельницкий был принужден искать опору в другой стороне и обратил все внимание на Московщину".
Следовательно, к концу 1653 года и Б. Хмельницкий, и русское правительство пришли к единому мнению о переходе Малороссии под государеву "высокую руку", руководствуясь при этом, однако, совершенно различными соображениями. Если в Москве имели в виду возвращение русских земель, то Б. Хмельницкий, отчаявшись в возможности добиться желаемого обеспечения "прав и вольностей" реестрового казачества под властью польского короля, решил достичь той же цели под властью русского царя.
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--