Статья: Социальные ограничения модернизации России
Более того, во все периоды перехода от одной к другой фазе модернити западная социология уделяла и уделяет особое внимание социальным движениям гражданского общества [16; 17; 18; 19], потому что они были движущей силой этих переходов, как силе, несущей обновление западного общества, противопоставляющей меркантилизму нематериальные ценности. Нельзя сказать, что социологи там в этом преуспели - рынок продолжает разрушать любые формы человеческих сообществ, ориентированных на духовные ценности, взаимопомощь и поддержку.
Но без гражданских инициатив и общественных движений перемены невозможны вообще.
Если мы стремимся построить "общество, основанное на знаниях", то это не должно быть обществом, где знания будут таким же инструментом господства и эксплуатации, каким сегодня является финансовый капитал. "Сначала надо построить общество, в котором акты личного самовыражения будут цениться выше, чем изготовление вещей или манипуляция людьми" [20, с. 116]. Наша социология все более подчиняется государственно-корпоративной машине, выполняя в лучшем случае информационную, но все чаще - охранительную функцию (службы маркетинга и пиара, работающие на самосохранение системы, разрослись до необычайных размеров), тогда как западная (конечно не вся) нацелена главным образом на анализ и критику. Другое различие: мы в основном ориентированы на изучение и применение концепций модернизации, годных для развитых стран, тогда как в центре интереса большинства западных социологов и политологов сегодня находятся процессы модернизации и демодернизации стран третьего и четвертого миров (Olsen, De Soto). Как говорил Иллич: "Модернизированная бедность - это сочетание бессилия перед обстоятельствами с утратой личностного потенциала" [21, с. 27].
Наконец, важное различие, которое я смог прочувствовать в ходе 3-летнего исследования экологических движений России в 1991 - 94 гг. под руководством А. Турэна и М. Вивьерка. Одно дело - бесконечные "срезы" и "коллективные фотографии", называемые у нас опросами общественного мнения. И совсем другое - каждодневная, длительная и упорная работа социолога с лидерами и активистами любого социального движения прежде всего с целью понять их, вникнуть в строй их мыслей, а затем помочь им грамотно выразить свои требования, овладеть навыками общественной жизни, быть публичными фигурами, просчитывать возможности и ресурсы - свои и противостоящих сил. Почему же в школе, вузе, на работе человека учат мыслить и действовать профессионально, но никогда не обучают элементарным навыкам публичной жизни? А потом обвиняют тех, кто вышел на улицу, в митинговщине и экстремизме!
В конечном счете, логика "заказа" (государству или бизнесу нужно то-то и то-то выяснить для своих, меркантильных или политических, целей) противостоит логике "понимания" (кто мы, чего мы хотим и чего реально можно добиться). В первом случае это "представительская социология", потому что право думать за народ отчуждено стр. 24 от него, оно принадлежит ученым (социологам). Во втором случае это "социология совместного анализа и действия", потому что вопросы ставятся, структурируются и разрешаются учеными совместно с населением и/или представляющими его территориальными группами или виртуальными сообществами. Огрубляя, можно сказать, что в первом случае это "государственническая социология", во втором - социология гражданского общества.
В методологии российских массовых опросов доминировала точка зрения, согласно которой власть, используя данный инструмент, будет лучше знать потребности населения и действовать более эффективно. Однако идея социологии как "зеркала общества" ущербна, потому что люди в массовых опросах обезличены, сведены в искусственные группы (в которых они никогда реально не участвуют), а связь между этим знанием-зеркалом и действием многократно институционально и политически опосредована. Известно, что данные массовых опросов не только интерпретируются разными учеными по-разному, но и проходят массу политических фильтров "наверху".
Предвижу возражение: автор считает, что социологов должно быть столько же, сколько и дворников или слесарей? Такая постановка вопроса имплицитно предполагает, что материальный комфорт первичен, а проблемы духовные и социальные, скажем, самоидентификации человека, смысла его жизни, социальной справедливости, права на свободный творческий труд и т.п. - второстепенны? Нет, я полагаю, что большинство нашего общества сейчас озабочено именно этими проблемами. Безработица, обострение национальных проблем, наркомания, самоубийства, эмиграция самых продвинутых и самых беззащитных - все это симптомы растущего социального беспокойства и отчуждения. Но для их решения недостаточно измерение "средней температуры по госпиталю" при помощи очередного массового опроса по схеме, навязанной социологами. Российское общество столь разнообразно по множеству параметров, что, да, в идеале в каждом микрорайоне должен быть свой социолог. И самое удивительное, что они есть. Даже в отдаленных поселках. Это - "гражданские эксперты", возможно местные люди, прошедшие соответствующую подготовку, или члены гражданских инициатив, или же - независимые эксперты, не гнушающиеся "идти в народ" с тем, чтобы объяснять, помогать и учиться самим.
Социально-гуманитарная модель модернизации необходима Сначала факт и вопрос: почему Э. Гидденс [22], другие западные социологи, многие российские ученые [23, 24] озабочены разработкой такой модели, а мы, социологи, не слишком? Или моделирование и прогнозирование социальных процессов у нас уже совсем не в чести?
Действительно, это не простая задача, и она не решается в рамках одной статьи. Но не смаковать уродливые черты "робота российского обывателя", а поставить в центр социологического интереса человека мыслящего, творческого, а не играющего и поющего, - разве это не наша задача? Утопия, скажете Вы? Не думаю. Посмотрите на резкий рост в последние месяцы массового недовольства самых разных групп самыми разными проблемами. Их "общий знаменатель" легко вычисляется: насилие, помноженное на рейдерство, обман, несправедливый суд, жестокость правоохранительной системы и обращения с заключенными, безответственность чиновников, коррупция и т.д.
Идеология свободной конкуренции и жизни в кредит здесь не подходят. Европейский Союз едва не развалился, когда финансовый пузырь, который, казалось, можно надувать вечно, вдруг лопнул. Если мы хотим, чтобы Россия не превратилась в третьестепенную страну, растаскиваемую по кускам международными монополиями, то структурирование общества должно идти по человеческим интересам и связям, а не по степени его привязанности к "трубе". Государство до предела сузило коридор стр. 25 социальных возможностей рядового гражданина, теперь необходимо его расширять. Но есть и другая сторона нашей жизни: жестокость, причем все чаще немотивированная, в семье, школе, армии, местах заключения. Значит, гуманитарная составляющая этой модели должна быть направлена на "терапию" этой тяжелой болезни. Здесь недостаточно семейных или МЧСных психологов, но это не значит, что нет простых способов ее смягчения. Если бы рядовой участковый врач разговаривал с пациентом, а не только заполнял никуда потом не идущие бумажки, уже стало бы немного легче. Если бы безработный верил, что на новом месте его действительно ждет жилье и обещанная чиновником зарплата, стало бы еще много легче.
Наконец, наши "безбашенные" автомобилисты: 27 тыс. погибших и четверть миллиона покалеченных в автокатастрофах - при такой статистике никакая модернизация, кроме "отверточной", невозможна.
...Российское общество до сих пор двигалось в обратном (от модернизации) направлении. Этот процесс сопровождается выходом на поверхность социальной жизни структур феодальнобюрократического и криминального толка. Усилия правящей элиты, как это видно особенно сейчас в условиях кризиса, оказываются усилиями по стабилизации, сдерживанию, торможению процессов дезинтеграции общества за счет его де-модернизации, традиционализации, восстановления архаических социальных структур. Мною еще в конце 1990-х гг. была предложена гипотеза, названная парадоксом "риск-симметрии" модернизации. "Коль скоро российское общество вступило на путь модернизации по западному образцу, не только ее продвижение вперед, к последующей (высокой) фазе, но и отход назад, то есть демодернизация, и даже просто задержка, "стояние" на этом пути чревато интенсификацией производства рисков.
Демодернизация столь же рискогенна сколь и недостаточно отрефлексированный ее переход к следующей фазе. Это - фундаментальная закономерность развития техногенной цивилизации: чем более мир нашей жизни становится искусственным, рукотворным, тем более он нуждается в уходе, "профилактике", поддержании ее в рабочем состоянии. Это утверждение в равной мере справедливо по отношению к земледелию, индустрии, городскому хозяйству инфраструктурам жизнеобеспечения, военно-техническим системам и всему остальному" [25, с. 17]. К сожалению, за прошедшие 12 лет это гипотеза подтверждалась неоднократно.
Вполне естественно, что в потребительски ориентированном обществе, значительную часть которого составляет (в широком смысле) сервис-класс, модернизация "ушла" в сферу потребления. Наука была поставлена в ситуацию выживания, а сфера образования подчинилась далеко не лучшим стандартам тестирования и кодификации, а не развития изобретательности и самостоятельного мышления. Ситуация "Билл Гейтс в гараже делает первый компьютер" у нас сегодня невозможна.
Что касается российской социологии как таковой, то, на мой взгляд, перед нею стоит несколько первоочередных задач, если она хочет стать субъектом процесса модернизации.
Во-первых, она должна разработать общую теоретическую платформу, иметь консолидированную позицию, не исключающую, естественно, ее перманентной критики и переосмысления. На мой взгляд, это должна быть прежде всего социально-гуманитарная концепция модернизации России. Для меня эта направленность означает участие гражданских организаций в разработке такой модели.
Далее, мы должны постараться сделать эту проблему публичной - без прорыва в СМИ это невозможно. Мы много дискутировали о том, как сделать социологию публичной, но без необходимой конкретики. Социология должна быть подготовленной к такому "прорыву", она должна стать гораздо более глокально-ориентированной, то есть уметь видеть проблему модернизации "сверху" и "снизу", а главно