Статья: Специальная тема номера: бурханизм. Влияние монгольского буддизма на формирование и развитие бурханизма на Алтае

В "Прошении о разрешении исповедовать новую веру" бурханисты противопоставляли себя тем, кто продолжал придерживаться шаманизма, и открыто "признали свою первую веру (шаманизм. - В. К.) довольно дикой". "Забросив идолопоклонство, бубны и истуканы", они просили официальные российские власти на Алтае разрешить "исповедовать новую веру" (Бурханизм 1994: 218 - 219). Фактически этим шагом, предпринятым после выхода манифеста от 17 октября 1905 г. о свободе совести, баи-инициаторы пытались официально легализовать "белую веру". В случае успеха, заручившись поддержкой простых алтайцев, они могли бы активно отстаивать свои интересы в борьбе с русским капиталом и русским влиянием.

Кульджины, происходившие из рода когол-майман (найман), были к началу XX в. наиболее известными на Алтае богачами и играли заметную роль в жизни своего народа. Аргымай Кульджин (в царское время он являлся родовым зайсаном, а когда эта должность была упразднена, стал волостным старшиной) добился значительных успехов в коммерции и в организации местной алтайской промышленности: имел конезавод, завод по переработке молока и т.д. (Муйтуева 1995). К чести Аргымая также следует сказать, что он, ратуя за просвещение соплеменников, строил школы для их детей. Однажды, невзирая на монополию в этой сфере православной миссии, он открыл алтайскую школу в с. Кеньга (ныне Теньга) без согласования с миссионерами, за что его даже хотели привлечь к суду.

Манди (Манджи) Кульджин тоже был неравнодушен к образованию подрастающего поколения алтайцев. В "Православном благовестнике" за 1910 г. сообщалось: "Кульджин Манди предложил составить за его счет букварь для детей алтайцев и поместить в нем нравоучение, составленное им (Манди) в стихотворной форме. Он со своими стихами познакомил священников и получил от них одобрение" (Чапыев 1991: 4). Однако в целом его взаимоотношения с русскими властями и миссией были довольно напряженными. Православные священники именовали его "недоброжелателем миссии", и в 1900 г., когда на съезде Манди был избран зайсаном, усилиями Томского православного комитета его кандидатуру светские власти не утвердили (Шерстова 1997: 121).

В общении с людьми, как вспоминают очевидцы, Манди (Манджи) часто был груб и резок. Тем не менее он пользовался среди соплеменников уважением, и не только из-за богатства. Манди (Манджи) выступал как поборник алтайской старины и ревнитель традиций предков.

Еще задолго до моления в логу Теренг в 1896 г. в доме Манди (Манджи) Кульджина останавливались проезжавшие через Алтай двое астраханских калмыков - тайша и купец. С Манди (Манджи) они познакомились на коронации Николая II в 1894 г. Направляясь на поклонение главному иерарху халхаских монголов - ургинскому Джебзун-Дамба-Хутухте, астраханцы собирались, "по их собственным словам, познакомиться как с бытовою, так и религиозною стороною алтайских калмыков..." (ТЕВ 1897: 21 - 22).

Гости обратились к ним с речью, смысл которой записали миссионеры: "Мы такие же калмыки, как и вы: родня вам по крови. Правда, язык у вас теперь другой, но это от того, что прежний свой язык вы потеряли с тех пор, как отделились от ваших астраханских собратий; все равно, как потеряли вы и веру свою, сделавшись шаманцами; потому что новая ваша вера сравнительно недавняя, старая же вера ваша: вера ваших предков, была тем самым буддизмом, который мы теперь исповедуем" (Там же). После посещения ургинского Хутухты калмыки планировали побывать в Забайкалье. А "обратный маршрут у путешественников, - с опасением замечали миссионеры, - на Алтай же. Будут согласно обещанию, передаваться здесь этими господами впечатления виденного и слышанного ими в Монголии, у иркутских бурят и в Забайкалье. Это значит, по нашему мнению, откроется религиозная пропаганда в более широкой форме" (Там же).

Кстати, любопытная деталь: имя Манди, или Манджи, не имеет однозначно четкого смыслового перевода в современном алтайском языке. Иногда, правда, говорят, что "манди/манджи" может означать "манчжур". Но, учитывая геноцид, устроенный манчжурскими войсками в XVIII в. по отношению к подданным Джунгарии, в том числе к жителям Алтая, подобное объяснение звучит малоубедительным. Существует и другое толкование. Именно словом "манджи/манджик" называли послушников в буддийских монастырях калмыков и джунгарских ойратов.

Местный алтайский тележурналист А. М. Санашкин высказал предположение, что слово манди может происходить от банди (в монгольском языке - монах низшей степени посвящения, ламский ученик). Эта гипотеза выглядит достоверной, если учесть, что для фонетической структуры тюркских и монгольских языков, в частности, для алтайского, возможно замещение смычных губно-губных фонем "б, п" на носовую губно-губную фонему "м" (Баскаков 1969: 342 - 349). Вполне может быть, Манди (Манджи) - это одно из тех алтайских имен, что сохранились со времен ойратского союза Джунгарии. Справедливость высказанного предположения подтверждается и тем, что имя Манджи встречается также среди имен волжских калмыков и синьцзяньских ойратов.

Связь клана Кульджиных и особенно Манди (Манджи) с монгольскими ламами подтверждается также свидетельством А. Г. Данилина, посетившего в 1920-е годы дома некоторых видных бурханистов и отмечавшего: "Особенно обильно буддийских изображений мы наблюдали в 1927 г. в юрте известного бая, племянника Аргымая, Рыса (вернее, Ырыса. - В. К.) Манжина" (Данилин 1993: 174).

Сам Манди (Манджи), по дошедшим до нас рассказам, не приняв советской власти, в 1919 г. откочевал в Монголию. Там с ним виделся также находившийся в иммиграции знаменитый алтайский художник Г. И. Чорос-Гуркин (1870 - 1937). Манди (Манджи) умер в Монголии среди дербетов. Говорят, перед смертью он сошел с ума. Причиной этого, как считают, была революция в Монголии в 1921 г. Брат Манди Аргымай также откочевал в Монголию, но в 1920-е годы вернулся на Алтай и подвергся репрессиям. Возвращаясь домой после ссылки, он, как говорят, был убит, но кем - не ясно.

Интересные сведения сохранились и о Кыйтыке Елбудине, богатейшем бае из рода иркит. В ранее публиковавшихся исследованиях (Данилин 1932, 1994; Мамет 1994; Потапов 1953, 1971; Шерстова 1997; Сагалаев 1984, 1992; Бутанаев 2003) о нем сообщалось не много, хотя его фигура заслуживает большего внимания. Кыйтык приходился родственником, а точнее - сватом богатейшиму баю той поры Аргымаю Кульджину. А по количеству имевшихся у него коней в табунах он даже превосходил последнего. Сын Кыйтыка Тодот женился на дочери Аргымая Тарынчак зимой, в самое тяжелое для скотоводов время. Эта зимняя свадьба была призвана показать богатство роднившихся семейств и продемонстрировать, что им все нипочем.

Урочище, где стоял Кыйтык, находилось недалеко от стоянки Чета Челпанова, всего лишь через один перевал. И со своим сыном Коденом Кыйтык одним из первых прибыл в ставку Чета. Вместе с другими известными богачами Елбудины составили особый круг Челпанова. До настоящего времени сохранились слухи, что в логу Теренг Кыйтыка будто бы собирались "поднять", т.е. провозгласить, чуть ли не правителем Алтая1 . Будучи схваченным наряду с другими бурханистами в указанном логу, Кыйтык предстал в суде в роли обвиняемого.

О неравнодушном отношении Кыйтыка к буддизму говорит следующее. Как-то из Петербурга Кыйтык привез литую фигуру боодо-буркан - буддийского божества, бурхана. В своем аиле (доме) он нашел для нее особое место, которое отделил от остальной части дома ширмой. Согласно правилам, установленным самим Кыйтыком, девушкам, например, достигшим 15-летнего возраста и желавшим приблизиться к бурхану, следовало в силу ритуальной нечистоты снимать обувь2 . Имеются сведения, что у Кыйтыка была также буддийская священная книга - судур 3 .

Кыйтык, как Аргымай и Манди (Манджи), всячески способствовал просвещению соплеменников. Специально для детей родственников и соседей он организовал при своей ставке и оплачивал занятия с учителем, который обучал ребят чтению и письму. Эти занятия посещал, в частности, Анчиш Кичешев - дед нашего информанта В. П. Ойношева, который знал о хранившемся в аиле Кыйтыка бурхане.

С установлением на Алтае советской власти Кыйтык и его родственники разделили судьбу многих других состоятельных алтайцев - они были репрессированы.

В последующие после выступления в логу Теренг годы богачи-баи, лидеры бурханистов, активно продолжая начатую ранее деятельность, держали связь с ламами из Монголии. Миссионеры доносили, что в 1910 г. по приглашению бурханистов на Алтай прибыл "знатный лама" из Улястая. Имя ламы миссионеры не указывали. Этот лама побывал у известных бурханистских проповедников (ярлыкчи): Кыйтыка, Юстука, Улачи, Штопа, Марлушки. По замечанию А. Г. Данилина, "официально он приехал с целью коммерческой, для чего получил от русского консула соответствующий документ, фактически же - для укрепления прежних (курсив мой. - В. К.) связей" (Данилин 1993: 120).

А чуть позднее, по сообщению того же А. Г. Данилина, Манди (Манджи) Кульджин и Кыйтык Елбудин пригласили ламу Аксак-чодчи (в алтайском произношении Аксак Дьочи/Аксак Йочи) из Кобдо и ламу Дондока из Улястая. Ламы опять объехали алтайских баев - в первую очередь братьев Кульджиных, Черпакова, Тыса, Папылта и некоторых других. Причем был пущен слух, "что эти люди приехали от Ойрота с целью посмотреть, как живут остатки прежнего ойротского народа" (Там же). "Посланников Ойрота" везде встречали радушно, подносили богатые дары: золото и серебро, дорогие меха и скот - прежде всего лошадей, особо ценимых монголами.

После суда Чет Челпанов уже не выступал как священнослужитель "белой веры". Его сменили особые проповедники - дьарлыкчы, или ярлыкчы (доел, имеющие дьарлык, или ярлык, т.е. разрешение). В 1911 г. Челпанова навестил один из членов суда на процессе 1906 г. Ю. А. Семенов. В разговоре с ним Чет признался, что не знает, откуда появились дьарлыкчы (Семенов 1994). Однако, по утверждению А. Г. Данилина, Чет Челпанов, как и другие бурханисты, "продолжал держать связь и с монгольскими ламами, снабжая верующих предметами культа ламаистов и т.д." (Данилин 1993).

Известно, например, что в 1906 г. Чет со своей приемной дочерью Чугул и видным бурханистом Тырыем жил некоторое время в ставке монгольского ламы возле оз. Цаган-нур на монгольской территории, но вблизи российской границы (Бурханизм 1994: 82 - 83). Появление этого ламы, называемого "Гыген (перерожденец) - монгольский живой бог" (Там же: 80), наделало много шума на Алтае, поскольку вслед за этим на Алтай "потянулись ламы с лекарствами и проповедью ламаизма" (Там же: 84). Миссионеры доносили начальству: "Посещающие Гыгена инородцы, оставляя у него значительные средства скотом и деньгами, уезжают оттуда с запасом сведений о ламаизме и принадлежностями культа оного; изображениями бурханов, свечами, лампадами, амулетами и прочее" (Там же: 77).

Вообще сообщения о том, что многие бурханистские проповедники-дьарлыкчы не только поддерживали связь с монгольскими ламами, но и проходили у них обучение, мы находим как у миссионеров, так и у самых разных лиц, имевших отношение к бурханизму в начале XX в. Известный алтаевед, исследователь религиозных представлений алтайцев А. В. Анохин писал, что "многие из них (проповедники бурханизма дьарлыкчы. - В. К.) под предлогом торговых дел жили в Северной Монголии. Без сомнения, там они познакомились со школой своего будущего служения и с основами нового вероучения" (Мамет 1994: 52). На подготовку бурханистских проповедников в Монголии указывали и русские староверы, обосновавшиеся преимущественно в юго-западном Алтае. Напуганные событиями 1904 г. староверы-кержаки указывали наведывавшимся к ним миссионерам на "лиц, которые ездят в Монголию учиться молитве по новой вере" (Бурханизм 1994: 266).

Жительница с. Усть-Кан Арадьан Елдошева4 помнит, что ее бабушка Мамыш, по роду тоолос, проживавшая в с. Ябоган, после смерти мужа дважды в начале XX в. ездила в Монголию на моление и учебу. По словам Елдошевой, в Монголии Мамыш называли Чюрмеш, и она там "училась бурханизму". И в первую и во вторую поездки Мамыш проводила в Монголии по три месяца. В одну из этих поездок она отправилась вместе с 12-летней девочкой Кегее (Кегее - имя, производное от титула высоких буддийских лам-воплощенцев - Геген/Гэгээн). Так с началом моления в логу Теренг нарекли приемную дочь Чета Челпанова Чогул Сорокову. В той поездке также участвовали Ак Эмчи (Тырый Яшитов), Сют Эмчи, Учар Дьалбак и др. "Много человек ходило", - отмечала А. П. Елдошева.

Из Монголии Мамыш привезла подаренную ей там статую Будды и отдала своему сыну Пюлею, отцу Арадьан. Вез эту статую, прикрепив к седлу, Учар Дьалбак, поскольку "женщинам до нее было нельзя дотрагиваться". "Отца убили в гражданскую войну, - рассказывала Арадьан, - а мама того Будду спрятала. Потом, когда была отечественная война, перепрятала его в месте, называемом Сетерлю, в Караколе, ...говорила, что нельзя его трогать". Арадьан считает, что найденное в начале 1990-х годов близ с. Боочи изображение бурхана принадлежало ее отцу и матери. "Когда его (Будду. - В. К.) качаешь - звенит, - уточняла женщина. - Внизу место, которое можно было открыть, внутри его, говорили, есть изображение божества. Но открывать его нельзя. Иначе, как говорили, будет плохо. А те, что нашли его потом, открыли. В Сетерлю нашли... Все те люди из Боочи, что его открыли, погибли...".

В 1991 г. вблизи с. Боочи в одной из местных пещер добытчиками мумие была найдена бронзовая, примерно 15 см в высоту, статуэтка будды Амитабхи очень хорошей работы. В поисках золота нашедшие вскрыли ее, но золота не нашли. Внутри оказались предметы традиционного набора, используемого ламами для освящения статуй: согшин ("древо жизни" - специальный деревянный стержень, ставящйся вертикально внутри статуи), кусунтхук (особые пилюли, символизирующие "тело", "речь" и "ум" Будды), необходимые мантры и ароматический порошок.

Летом того же 1991 г. общиной алтайских буддистов был приглашен бурятский лама Данзан-Хайбзун (Ф. Самаев), являвшийся в то время настоятелем санкт-петербургского буддийского храма Гунзэчойнэй. Самаев провел моление у найденной статуэтки и прочитал проповедь жителям Боочи. Этот же образ Амитабхи показали и духовному представителю Далай ламы XIV в России и Монголии тибетцу, геше Джампа Тинлею, побывавшему в Онгудайском районе Алтая в 1995 - 1996 гг. Геше также завещал хранить найденную статую.

В своем рассказе А. П. Елдошева сообщала, что из Монголии помимо Будды в тот раз привезли также книгу (судур) и особый ритуальный жезл (очыр). "Все эти вещи потом моя бабушка (Мамыш. - В. К.) и Учар Дьалбак прятали, - отметила женщина. - Говорили, что эти предметы были освящены молитвами. Книгу просто грамотный не мог прочитать, а только тот, кому положено. Открыв книгу, громко назвав имя божества, громко читал, молился. После