Статья: Термины "культура", "цивилизация" и "просвещение" в России XIX - начала XX века (Велланский, Пушкин, Гоголь, символисты)
Слово "культура" вошло в русский язык довольно поздно - оно стало известно, как отмечает П.Я. Черных, лишь с середины 30-х годов XIX века 1. Наличие данного слова в русском лексиконе зафиксировала выпущенная И. Ренофанцем в 1837 году "Карманная книжка для любителя чтения русских книг, газет и журналов". Названный словарь выделял два значения лексемы: во-первых, "хлебопашество, земледелие", во-вторых, "образованность"2. В предложенных толкованиях слова явственно проступала наследственная печать его латинского прародителя: как известно, "cultura" по-латыни - это "возделывание", "обработка", (от colô - "возделываю", "обрабатываю землю"), а также - "воспитание", "образование", "почитание"3.
До указания Черных на "Карманную книжку... " Ренофанца считалось, что лексема "культура" впервые была зарегистрирована в "Карманном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка, издаваемом Н. Кириловым" (СПб., 1845-1846. Вып. 1-2) - в знаменитом словаре петрашевцев 4.
Оспорить утвердившееся в лингвистической и философской литературе мнение о сравнительно позднем появлении в России термина "культура" попытался О.М. Лисюткин. В статье "К вопросу о становлении категории "культура" (XVIII - начало XIX века)" 5 он анализировал, если так можно выразиться, бытие слова без конкретной словесной оболочки-рассматривал, какие эквиваленты употреблялись в официальных российских бумагах XVIII века при наличии в параллельных немецких текстах слова "культура" (например, в "Манифесте о вывозе иностранцев в Россию", 1703), приводил синонимические ряды, использовавшиеся россиянами для обозначения данного понятия при переводе на русский трудов немецких и французских философов, отмечал работы отечественных авторов начала XIX столетия, писанные по-латыни и включавшие термин "cultura", а именно ссылался на диссертацию А.С. Кайсарова "Об освобождении крепостных в России" (1808). Все собранные примеры должны были убедить, что просвещенным россиянам рубежа XVIII-XIX веков была небезызвестна категория "культура". Но стоило ли ломиться в открытую дверь? То, что образованные русские владели латинским, немецким и французским языками и им были ведомы слова "cultura", "Die Kultur", "de culture" не нуждается в доказательстве, однако это не дает оснований говорить о существовании в русском языке XVIII - начала XIX века понятия "культура".
Неубедительными кажутся ссылки О.М. Лисюткина на словарь И.Х. Аделунга 1798 года и на "Полный французский и российский лексикон" 6 как на свидетельства появления новой дефиниции, ибо речь идет о двуязычных словарях, в которых иностранным словам давались соответствующие параллели в русском языке. Так, "Полный немецко-российский Лексикон из большого грамматикально-критического Словаря господина Адедунга составленный, с присовокуплением всех для совершенного познания Немецкого языка нужных словоизречений и объяснений" (СПб.: Об-во Ученых людей, 1798. Ч. I. A-L. С. 361) предлагал следующую статью: "die Cultur (множ. неуп.) обработывание, улучшение; также: просвещение, усовершение". Латинизированный вариант написания слова - "die Cultur" вместо "die Kultur" - свидетельствует о том, что в немецком языке той поры слово еще не обрело полностью статуса гражданства, являлось неологизмом. Например, И.Г. Гердер (1744-1803), вводивший в конце 80-х годов XVIII века (то есть незадолго до публикации словаря Аделунга в России) в научный обиход термин "культура", прямо намекал на его латинское происхождение и на этимологическую связь со словом "земледелие". В восьмой книге своего труда "Идеи к философии истории человечества" (1784-1791) он, характеризуя "воспитание человеческого рода" как "процесс и генетический, и органический", писал: "Мы можем как угодно назвать этот генезис человека во втором смысле, мы можем назвать его культурой, то есть возделыванием почвы, а можем вспомнить образ света и назвать просвещением, тогда цепь культуры и света протянется до самых краев земли" 7.
Что же касается русского языка, то в XVIII веке и в первой четверти XIX лексема "культура" в его составе отсутствовала, о чем свидетельствует, например, составленный Н.М. Яновским "Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту" (СПб., 1804. Ч. II. От К до Н. С. 454). Двуязычные словари предлагали возможные варианты перевода слова на русский. Двум немецким словам, предложенным Гердером в качестве синонимов для обозначения нового понятия, в русском языке соответствовало только одно - "просвещение". Кстати, труд немецкого просветителя был переведен на русский язык и вышел отдельным изданием в 1829 году, однако процитированного выше отрывка, где сопоставлены и этимологически прокомментированы два синонима, в первом русском издании мы не найдем, потому что тогда был осуществлен перевод только пяти книг сочинения Гердера 8, а обоснование вводимого нового термина автор дал, как указано выше, в восьмой книге исследования.
Конечно, работа О.М. Лисюткина представляет определенный интерес как характеристика того феномена, который исследуют лексикографы, когда "речь идет о возможном "обгоне" понятий, о возможном выражении понятия с помощью других слов, прежде чем будут найдены слова, за которыми данные понятия закрепятся позднее" 9. Но, выдвигая задачу раскрыть историю становления научной категории и осветив в деталях предысторию становления, исследователь мог бы (хотя бы в качестве заключительного аккорда) ответить на вопрос, когда, под пером каких авторов, в каком контексте рождается в России сам термин.
За год до выхода в свет словаря Ренофанца, из определений которого явствует, что слово "культура" еще не вошло в сознание общества как научный термин, как философская категория, в России появилась работа, автор которой не только обратился к понятии "культура", но и дал ему развернутое определение и теоретическое обоснование. Речь идет о сочинении академика и заслуженного профессора Императорской Санкт-петербургской медико-хирургической академии Данилы Михайловича Велланского (1774-1847) "Основные начертания общей и частной физиологии или физики органического мира" (СПб.: Гуттенберговская тип., 1856. 502 с.). Именно с данного натурфилософского труда ученого-медика и философа-шеллингианца следует вести отсчет не только введению в научный обиход термина "культура", но и становлению собственно культур-философских идей в России.
"Природа, писал Велланский, - возделанная духом человеческим, есть Культура, соответствующая Натуре так, как понятие сообразно вещи. Предмет Культуры составляют идеальные вещи, а предмет Натуры суть реальные понятия. Деяния в Культуре производятся с сосведением, произведения в Натуре происходят без сосведения. Посему Культура есть идеального свойства, Натура имеет реальное качество. - Обе, по их содержанию, находятся параллельными; и три царства Натуры: ископаемое, растительное и животное, соответствуют областям Культуры, заключающим в себе предметы Искусств, Наук и Нравственного Образования" 10. Конечный вывод, к которому приходит философ, следующий: "Вещественным предметам Натуры соответствуют идеальные понятия Культуры, которые, по содержанию их знаний, суть телесного качества и душевного свойства. Объективные понятия относятся к исследованию физических предметов, а субъективные касаются происшествий духа человеческого и эстетических его произведений" 11.
Бесспорна заслуга З.И. Каменского, автора монографии о русских последователях Ф. Шеллинга (1775-1854), указавшего на употребление Велланским термина "культура" 12. К сожалению, в рамках большого труда о шеллингианстве в России исследователь не уделил должного внимания культурфилософским идеям Велланского как таковым. Между тем, "Основные начертания общей и частной физиологии..." Велланского не только вводили в России в употребление слово "культура" как философский термин (факт, до сих пор не учтенный лексикографами), но и давали первый в отечественной литературе научно-философский эскиз ("взгляд и нечто") на собственно культурологическую тему. Положения русского ученого и философа заслуживают более пристального рассмотрения.
Противопоставление-сопоставление природы и культуры в труде Велланского не есть классическое противопоставление природы и "второй природы" (рукотворной), но соотнесение реального мира и его идеального образа. Культура - это духовное начало, отражение Мирового Духа, которое может иметь и телесное воплощение, и воплощение идеальное - в отвлеченных понятиях (объективных и субъективных, судя по предмету, на который направлено познание).
Философская терминология в русском языке 30-х годов XIX века еще не установилась: в неуклюжих и трудночитаемых словоформах Велланского "с сосведением" и "без сосведения" не так-то легко современному читателю угадать такие категории немецкой классической философии, как "сознательное" и "бессознательное". Наивный параллелизм "трех царств материальной природы" и трех ипостасей культуры не может не вызвать сегодня улыбки, но нельзя забывать, когда, в каком научном и литературном контексте создавалась работа Велланского. Не только в момент написания, но и еще два десятилетия спустя слово "культура" не станет общепринятым в России, не говоря ухе о том, что не будет осознанно как философский термин. Само употребление его еще в 50-е годы будет рассматриваться как нарушение языковой нормы. Таковым оно значится, например, в "Памятном листке ошибок в русском языке" Ивана Покровского, опубликованном в "Москвитянине" за 1853 год. Использованное одним из авторов "Отечественных записок" выражение "действовать на природу культурою" требовало, по убеждении составителя "Памятного листка...", стилистической правки. "Понятие, заключающееся в слове культура, - писал Покровский, - выражается удовлетворительно словом: возделывание" 13. Даже в "Толковом словаре живого великорусского языка" (1863-1866, 2-е изд. 1887) В.И. Даля (1801-1872) лексема "культура" выступала с пометой "фрнц" - то есть французкое слово; в качестве первого его толкования приводились слова "обработка и уход, возделывание, возделка", и лишь как второе значение - "образование, умственное и нравственное" 14.
В свете приведенных данных можно ли переоценить значение трактовки Культуры как Природы, возделанной духом человеческим, какое еще в 1836 году предложил профессор Медико-хирургической академии Д.М. Велланский? Однако культурологическая концепция ученого, как и вся система его воззрений, не оказала непосредственного влияния на философскую мысль его времени.
Итак, следует не только признать за автором "Основных начертаний общей и частной физиологии..." приоритет введения категории "культура" в научный обиход, но и подчеркнуть, что апробированный им термин еще в течение двух, если не трех, десятилетий не получит широкого хождения в России, и не господствовавший в обществе "пуризм" тому помеха: ведь "панталоны, фрак, жилет" привились тогда на русоязычной почве, невзирая на все протесты староверов и ревнителей "чистоты языка". А вот слова "культура" в словаре гения русской культуры Пушкина мы не найдем 15: в пушкинском лексиконе его полностью заменяет слово "просвещение", причем отношение поэта к различным оттенкам смысла, которые оно передавало, было неоднозначным.
С одной стороны, пушкинские строки отражают признание благостного для России влияния европейского Просвещения: "...И в просвещении стать с веком наравне" ("Чаадаеву", 1821); "Но полно: мрачная година протекла, И ярче уж горит светильник просвещенья" ("Второе послание к цензору", 1824); "О сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель..." (1829) 16. С другой стороны, именно у Пушкина с наивысшей силой прозвучало романтическое неприятие "оков просвещенья" 17, сближение просвещения и тирании:
Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
("К морю. 1824) 18
Итак, многозначность слова "просвещение" распалась под пером поэта на отдельные смысловые единицы: как синоним "образованности" оно приветствуется Пушкиным, наследником "просвещенного" XVTII века, но как наименование понятия "цивилизация" оно отторгается художником эпохи романтизма - свидетелем крушения просветительских иллюзий о переустройстве мира на основах всемерного распространения Света Разума.
Слово "цивилизация", вошедшее в русский словарный состав так же, как и "культура", в середине 30-х годов XIX столетия 19, в отличие от слова
"культура" Пушкин неоднократно употреблял в критико-публицистических работах, письмах и дневниковых записях, причем встречаются три написания: "сивилизация", "цивилизация" и "la civilisation" (последнее — в письмах на французском языке). Но что любопытно и на что лексикографы не обратили должного внимания, —поэт обращался к данной лексеме или когда писал по-французски 20, или когда передавал высказывания иностранцев, или когда его собственный текст был порожден осмыслением иностранного источника. Так, 30 ноября 1833 года Пушкин передает в дневнике "любопытный разговор" с английским поверенным в дедах России Джоном Блайем, произошедший на балу у военного историка графа Д.П. Бутурлина: "Вчера бал у Батурлина (Жомини). Любопытный разговор с Блайем: зачем у вас флот в Балтийском море? для безопасности Петербурга? но он защищен Кронштадтом. Игрушка! — Долго ли вам распространяться? (Мы смотрели карту постепенного распространения России, составленную Бутурлиным 21) Ваше место Азия; там совершите вы достойный подвиг сивилизации... etc." 22
Ясно, что о "подвиге" русской "сивилизации" и ее месте в Азии рассуждал англичанин, причем рассуждал, скорее всего, по-английски или по-французски - пушкинское написание слова подчеркивает его "заморское" происхождение. Слово для россиян еще ново, траслитерация его не устоялась.
Несколько раз употребил Пушкин слово "цивилизация" в статье "Джон Теннер", напечатанной в третьей книжке "Современника" за 1836 год. Правильнее было бы назвать данную работу реферативным изложением "Записок" Джона Теннера, изданных в Нью-Йорке в 1830 году, не случайно Пушкин опубликовал данный материал с подписью The Reviewer ("обозреватель" - англ.). Большую часть текста занимает перевод отдельных мест из "Записок", сделанный, скорее всего, с французского издания 1835 года 23, и сжатый пересказ основного содержания книги - истории жизни Теннера среди индейцев Северной Америки. Изложение и переводы сопровождают пушкинские комментарии и критические заметки в адрес американской демократии и "европейской цивилизации". Как указывают исследователи, на формирование авторской позиции и на сам ход рассуждений Пушкина оказала влияние книга, А. Токвиля "De la democratic en Amerique" (1835).
В публикации зрелого Пушкина уже нет ни руссоистской идеализации "диких народов", ни романтического преклонения перед неиспорченными "просвещением" нравами. Пушкин иронизирует над описаниями знаменитых романистов, "открывших" европейцам мир индейских племен, и приводит высказывание В. Ирвинга: "Дикари, выставленные в романах, так же похожи на настоящих дикарей, как идиллические пастухи на пастухов обыкновенных" 24. «"Записки Джона Теннера", проведшего тридцать лет в пустынях Северной Америки, между дикими ее обитателями», особенно ценны тем, считает комментатор, что "они самый полный и, вероятно, последний документ бытия народа, коего скоро не останется следов" 25. По словам Пушкина, "показания простодушные и бесстрастные, они наконец будут свидетельствовать перед светом о средствах, которые Американские Штаты употребили в XIX столетии к распространению своего владычества и христианской цивилизации" 26. Трезво, без романтической приподнятости оценивая мир "индийцев", обозреватель "Современника" в то же время с нескрываемой иронией, гневом и болью пишет о христианской (европейской) "цивилизации", уничтожающей "бытие" целых народов: "Американские дикари все вообще звероловы. Цивилизация европейская, вытеснив из наследственных пустынь, подарила им порох и свинец: тем и ограничилось ее благодетельное влияние" 27. Критика "плодов цивилизации" в литературно-критических и публицистических работах Пушкина-реалиста еще более жесткая, чем в прежних поэтических формулах стихотворца-романтика, разоблачавшего "оковы просвещенья".
В пушкинских текстах позднего периода (в той же статье "Джон Теннер", например) наряду с новым термином "цивилизация" встречаем и выступающие как его синонимы традиционные для Пушкина и вообще языка его времени слова "образованность" и "просвещение". Контекст, в котором они употреблены, еще раз демонстрирует пушкинское неприятие понятия "цивилизация-просвещение": "...рабство негров посреди образованности и свободы" 28; "Уважение к сему новому народу и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось" 29.
Мысль о губительности "просвещения" для блага человека и блага народов, обретая новые оттенки и новую силу, продолжала звучать в „ творчестве зрелого Пушкина.
Совсем иное осмысление давал слову "просвещение" Н.В. Гоголь. В 1846 году он писал: "Мы повторяем теперь еще бессмысленно слово "просвещение". Даже и не задумались над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Слова этого нет ни на каком языке, оно только у нас. Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви, которая уже почти тысячу лет его произносит, несмотря на все мраки и невежественные тьмы, отовсюду ее окружавшие, и знает, зачем произносит" 30. Гоголь призывает увидеть в словах "Свет просвещения" — "Его сходившее на землю Слово в двойном естестве Его, и Божеском и человеческом": "Свет Христов освещает всех!" 31
Гоголь, хотя и не без вечной своей склонности к гиперболизации ("Слова этого нет ни на каком языке, оно только у нас"), раскрывает глубинный, исконный для русского сердца смыл понятия "Просвещение", видя в нем не кальку с французского или немецкого, не плод влияния европейского рационализма, но бесценное наследие христианской веры. Укоренившемуся узкому и поверхностному толкованию просвещения как "умственного образования", как овладения знаниями, писатель противопоставляет всецелое духовное совершенствование человека, "высветление" его, очищение Светом Христовым. Кризисное состояние современной культуры и образования исследователи и педагоги нередко связывают с затянувшимся у нас на века Просвещением, с господством просветительских подходов к воспитанию. Гоголевское размышление о просвещении заставляет задуматься не только о различных значениях слова, но и о разных ипостасях просвещения, существовавших и сосуществовавших в отечественной истории.
Сам Гоголь ни в коей мере не отворачивался от идей европейского просветительства - в тех же "Выбранных местах из переписки с друзьями" (1847), цитаты из которых приведены выше, мы неоднократно встречаемся с характеристикой просвещения в более привычном для нас контексте. Так, например, он пишет о допетровской эпохе: "Крутой поворот был нужен русскому народу, и европейское просвещение было огниво, которым следовало ударить по всей начинавшей дремать нашей массе" 32. Но, создавая специальное письмо о Просвещении, Гоголь представил другой взгляд на устоявшийся в русском сознании термин.
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--