Статья: Воспитание детей как коммерческий проект

Старый протестантский постулат о благословенной прибыли от освященного небом капитала остается в силе. Разумеется, Лютер или Кальвин не предполагали, что единственным капиталом предпринимателя окажутся его собственные сын или дочь? Но с другой стороны, начало этому было положено уже тогда, когда шестнадцатичасовой промышленный труд чужих детей был религиозно оправдан, ради обеспечения экономической независимости своих.

Семья и школа: гибель гигантов

Увлекшись описанием педагогического производственного процесса, мы несколько позабыли о его заказчиках. В конце концов, "семейные бизнесмены" - такие же беззащитные жертвы рынка труда, как и их несчастные "проекты". Главная ответственность лежит на том, кто заказывает музыку. Но его не так уж легко найти.

Первым делом, возникает соблазн обвинить во всем государство. В самом деле, его роль на рынке труда в Новое время постоянно росла, а производство идеальных государственных служащих в последние столетия не раз объявлялось главной задачей образовательной системы. Собственно, она за этим и строилась, что в царской или советской России, что в кайзеровской или гитлеровской Германии. "Люди-винтики", рабская психология, тоталитарный механизм... Мышление движется по накатанной плоскости. Но не все так просто.

Во-первых, все крупные патерналистские государственные системы в конце ХХ века битву за человека, так или иначе, проиграли. Гигантские системы общественного воспитания, которые они строили "под себя", сегодня разрушены или парализованы. (Российская школа, кстати, не является исключением. Лишенная четко сформулированного идеологического заказа, она продолжает работать по инерции, выпуская копии вчерашних советских "кадров". В нынешнем рыночном мире эти "кадры", даже опираясь на интеллектуальное превосходство, хорошо устроиться не могут, среда неродная.) За "отсталость" и "неэффективность" государственные школы всех стран последние тридцать лет не ругал только ленивый.

Во-вторых, воспитательно-производственный процесс, о котором мы уже столько времени размышляем, осуществляется вовсе не в школах. Это сугубо частный проект. Даже престижными "элитными" учебными заведениями родители пользуются, как средством для реализации своего "бизнес-плана", жестко пресекая незапланированные ими влияния образовательной среды. Идеальный вариант выглядит приблизительно так: никаких друзей, никаких компаний, никакой самодеятельности или обслуживающего труда (а класс пусть уборщица моет!), питаться только в столовой, танцевать только у станка, драться только на тренировках, и никаких любимых учителей со своей точкой зрения на мир, короче говоря, никакой школы. Учить - учите, а в душу не лезьте, - территория охраняется!

Все это происходит на фоне разговоров о том, что государственная школа, да и все остальные государственные учреждения (даже армия!) должны вскоре превратиться в сферу услуг, начать удовлетворять индивидуальные запросы и потребности граждан. Если это действительно произойдет, то учреждения общественного воспитания станут жалким подобием парикмахерской или публичного дома, где работа оплачивается строго по таксе, а разговоры "за жизнь" выставляют отдельной строкой. Обратного "тоталитарного" движения пока незаметно. Во всяком случае, официальные системы государственного контроля во многих странах слабеют с каждым годом.

На смену им, видимо, приходят какие-то новые структуры, отказавшиеся от неэффективного бюрократического насилия сверху и управляющие людьми более изощренно. Главной помехой для работы этих структур, скорее всего, является неконтролируемое человеческое общение. Всякая солидарность, даже в ее примитивном, массовом варианте должна быть устранена. Ради этой цели и происходят многие из отмеченных уже подмен в сферах человеческой деятельности. Но если заменить вечерние посиделки телефоном, а затем и компьютером сравнительно легко, то разрушить традиционные подходы к воспитанию гораздо сложнее.

На пути у новых проектных технологий общественного воспитания оказались два старейших социальных института: семья и школа. Каждый из них по-своему ограничивал рост и развитие ребенка, частично используя его в своих интересах. Временами в борьбе за главенство в процессе образования человека они даже враждовали друг с другом. Но их социальные функции последние несколько тысяч лет были естественно распределены, таким образом, что никто не мог получить решающего преимущества. Отлучение от школы грозило человеку выпадением из гражданского социального окружения, отлучение от семьи - из родового. В конечном счете, и семья, и школа защищали ребенка как друг от друга, так и от социального одиночества. Помимо распределения социальной нагрузки, две системы делили между собой и сферы внутреннего душевного влияния. Семья заведовала чувствами, школа пестовала разум. До конца XVIII века (в России до начала ХХ) рядом находилась еще и церковь, занятая воспитанием человеческой воли. Такое "разделение властей" было на редкость "демократичным" и удобным для свободного развития человека. Жаль, что оно исчезло.

Хотя, по большому счету, исчезновение старой семьи и старой школы стало неминуемым после разрушения тех социальных контекстов, в которых они действовали. Первыми не выдержали родовые связи. Гражданское общество, достигшее своего высшего развития в XIX-XX веках, постепенно атомизируется. XX век к тому же перепутал и смешал все сферы влияния. Церковь закрыли или раздробили на множество сект, в которых люди увлеченно занимаются философией, психологией, чем угодно, только не верой. Рационалистическую школу превратили в площадку для бесконечной и яростной идеологической борьбы. Дольше всех держалась семья. Но и она под напором экономических требований медленно, но верно изменяет своему назначению, становясь похожей сперва на шахту, а затем на фабрику.

А что же ребенок? Неужели он так и останется на этой фабрике в качестве послушного родительской воле станка. Вряд ли. Тем более что современное общественное мнение уже предлагает ему очередную экономическую перспективу.

Современная семья: наследственное отчуждение

Возвращаясь к разговору об искоренении непосредственного человеческого общения, нужно отметить, что падение школы было предрешено именно теми бесконтрольными эмоциональными и социальными связями, которые возникали у детей в процессе обучения. Уважение, презрение, сожаление, дружба, вражда, любовь, все эти человеческие чувства не были запланированы школьной программой, а все-таки рождались и развивались в больших разновозрастных и разнополых образовательных сообществах. Ограничение состава или количества учащихся не приводило к серьезным переменам. Необходимо было не только сузить круг общения, но и ужесточить эмоциональный контроль.

На этом этапе новые воспитательные технологии сделали ставку на семью. Очень важно отметить, что семья тогда уже не включала в себя четырех или хотя бы трех поколений с двумя десятками детей разных возрастов. В такую "родовую крепость" проектная технология не сунется и сегодня. Для плановой педагогической работы гораздо удобнее обычная современная "ячейка": новый микрорайон, типовая многоэтажка, стандартная квартира, работающие в разных концах города родители, один-два ребенка, по вечерам встречающие их на пороге, две упаковки котлет, купленных в магазине и разогретых на СВЧ, новости и вечерний боевик. "Ты уроки сделал? Ну, ложись скорей, завтра на тренировку к шести вечера, не забудь..."

Личные связи в такой семье на редкость функциональны. Какое-то время тепло хранила сидящая дома добрая бабушка. Но сегодня во всем цивилизованном мире "добрые бабушки" исчезают, как мамонты (в России еще осталась значительная популяция, но и она вымирает). Дело не спасает даже "освобожденная" мать-домохозяйка. Привыкшая к мобильному социальному окружению, к иным ритмам жизни, она изнемогает от тоски, запертая в четырех комфортабельных стенах. На долю детей в лучшем случае достаются подзатыльники и крики, в худшем - плановая воспитательная работа.

Экономически дезориентированные родители неожиданно оказались церберами пострашнее, чем пресловутые "люди в футляре". Кроме того, им стали известны такие детские тайны и доступны такие средства манипуляции, каких учителя отродясь не держали в руках. Ребенок на некоторое время полностью утратил свободу действий. Но такое положение вещей нельзя считать окончательным. И не только потому, что всякая живая душа рано или поздно захочет освободиться. Судя по содержанию большинства информационных каналов, общественное мнение сегодня прямо провоцирует ребенка на бунт против своих "поработителей".

Включите телевизор, полистайте любую популярную психологическую брошюрку, откройте молодежный журнал и вы увидите, как массовая культура почти открыто говорит детям: ваши родители не имеют на вас никакого права. Все, что в вас заложено, вы можете разрабатывать и использовать сами по своему усмотрению. Закон обеспечивает вашему внутреннему пространству статус неприкосновенности. Родитель - "хищник-эксплуататор" говорит что-то там о вашей "пользе", но мы не позволим ему реализовать в вашем развитии собственные психологические комплексы (между прочим, такая практика воспитания, безусловно, порочная для XIX-начала ХХ века, сейчас выглядит на удивление человечной, в ней еще слишком многое нельзя контролировать). Мы отнимем у родителей право распоряжения вами и вручим его вам самим. А для обеспечения этого права создадим специальное законодательство и особые судебные органы (в современных Берлине и Лондоне уже сформирован корпус адвокатов, к которым дети могут обратиться в случае нарушения их "неотъемлемых" прав).

На деле такой вариант будущего является еще более изощренной и безответственной формой потребительского отношения общества к детям. Он страшнее предшествующих стадий так же, как неоколониализм отвратительнее традиционного колониализма. И те родители, которые, поддавшись агрессивной пропаганде, решат предоставить своим детям свободу саморазграбления внутренних резервов (а еще точнее, самоубийства), будут похожи на лесоруба, формально оставившего мальчика-с-пальчик в пустом лесу, а реально передавшего его "в концессию" первому встречному людоеду. Ведь пока дети были объектом частного родительского бизнеса, они все-таки традиционно могли рассчитывать на защиту и опеку со стороны близких. К кому же они обратятся за поддержкой, отвергнув родительский план своего развития? Кто защитит от манипуляций живое существо, окончательно лишенное всех видов общения? Друзья? Закон? Общественное мнение? Государство?

Впрочем, социальная жизнь не лишена парадоксов. Очень может быть, что общество само жаждет "спасти" детей. Оградить их от вступления в реальные социально-экономические отношения, по сути дела, от взросления. Возможно, это продолжение конкурентной борьбы (теперь уже взрослых с детьми) за выгодные места на сокращающемся рынке труда. Но возможно, здесь коренится новая религия или, по крайней мере, идеология.

Маленький герой на сцене нашего времени

Анализ социально-экономических перемен в окружении современного ребенка может прояснить многое, но не все. Большая часть наших размышлений была посвящена проблемам экономики детства, в первую очередь, потому что современное общественное мнение изо всех сил пытается уйти от их обсуждения. Теперь немного поговорим о том, чего никто не скрывает.

Для тех, кто хотя бы раз в месяц включает телевизор, не будет новостью, что массовая культура очень часто использует образ ребенка, как символ чего-то высшего. Разумеется, и у куклы "Барби", и у рекламы памперсов есть своя нехитрая коммерческая подоплека, - эксплуатация чувства нежности и заботы, загнанного у современного человека в подсознание. Но помимо увеличения общего объема продаж, помимо формирования особой детской отрасли потребительского рынка возвеличивание и прославление ребенка во всех его жизненных проявлениях играет еще одну очень важную роль. Оно формирует в общественном сознании образ героя. Главного героя времени.

Две ипостаси этого героя можно различить без труда. Во-первых, ребенок (желательно в возрасте до 8-10 лет) - идеальный или почти идеальный человек. Здесь прослеживается и традиционная романтическая идеализация юности, изрядно помолодевшая за два века своей истории от Моора и Вертера до Питера Пэна и Маленького принца. И кое-что еще из последней половины уходящего века, в которой понятие "идеал" потеряло свой однозначно положительный оттенок. Сейчас уже никто не может утверждать, что "идеальная фигура" добра, а "идеальный газ" прекрасен. Они всего лишь совершенны в каком-то одном важном для них качестве.

Точно так же "идеальный ребенок", созданный массовой культурой, - вовсе не обязан быть собранием всех красот и добродетелей. Он обязан быть совершенным. Желательно в чем-то одном. Еще важнее, чтобы данное качество нравилось потребителю того продукта массовой культуры, в котором задействован детский образ. То есть чтобы потребитель мог самостоятельно заполнить этот пустой образ собственными грезами. Можно утверждать, что индустрия развлечений открыла тут настоящую золотую жилу.

Ведь реальный ребенок и в самом деле частично пуст. Вернее, открыт для заполнения. Социально и биологически предусмотренное пространство роста позволяет ему приобщаться к окружающему миру, соединяться с природой, с культурой, с другими людьми. Собственно, в этой пустоте и образуется то, что европейская культура Нового времени назвала "личностью". Мы вспоминали о качественной "неполноценности" ребенка в традиционных культурах, которая обуславливает его защиту. Современная массовая культура переворачивает этот тезис с ног на голову: ребенок "сверхполноценен". Он - "личность" уже с момента рождения. Ему незачем и некуда вырастать. А то пространство роста, которое существует, предназначено для фантазий окружающих его взрослых. Короче, кем мы хотим тебя видеть, тем ты и будешь. Это и есть вторая ипостась нового героя - отстойник взрослых иллюзий.

До тех пор, пока социально-биологическая природа детей не изменится, через этот отстойник, в который обратили пространство личностного развития, может пройти множество мифов. Каждый из них какое-то время будет выглядеть истинным. Но лишь в той степени, в какой ребенок воплотит его в себе. В какой он будет послушен. Сейчас, к примеру, господствует миф о ребенке как алтаре общественного и семейного благополучия. Та реальная экономическая эксплуатация, которой дети подвергаются в семьях, официально выглядит в нем, как дань королю или жертва идолу. И действительно, что возразишь, когда выбивающиеся из сил родители тащат сына из бассейна в лингафонный кабинет, крича вам на бегу: "Сколько же мы сил на него угробили?". Не ответишь же: "Бизнес есть бизнес", - еще обидятся. Ведь согласно официальной образовательной версии, они "формируют пространство будущего профессионального выбора человека". При этом вопросы типа: "Захочет ли он выбирать? Хватит ли у него сил на такой выбор?" - всегда остаются в тени.

Здесь тоже есть над чем задуматься. Получается, что хваленая "профессиональная свобода", завоеванная для взрослых, постепенно сводится на нет ранней специализацией и регламентацией детской жизни. Причем выход из этого тупика неясен. Попытки индивидуализировать и разнообразить регламентацию лишь делают ее более изощренной и жестокой. Хотя, в конце концов, у родителей всегда остается возможность одуматься и, прекратив эксплуатировать внутренние ресурсы ребенка, начать строить с ним какие-то другие отношения. Например, человеческие.

Мало того, что такие раскаявшиеся бизнесмены со временем рискуют вспомнить о своих прежних "взрослых" экономических претензиях, даже своим пассивным отказом от новых форм воспитания они тормозят всеобщий прогресс в деле сворачивания бесконтрольного общения. В их семьях, как впрочем, и в семьях, по каким-то причинам неохваченных педагогической предпринимательской лихорадкой, по-прежнему рождаются и растут нормальные дети. То есть такие, сознанием и чувствами которых сложно, а иногда и вовсе невозможно манипулировать. Из таких детей со временем могут даже вырасти нормальные взрослые люди. Это уже совсем не устраивает нынешнюю общественную систему, ведь нормальные взрослые не только способны воспитывать нормальных детей без посторонней помощи, но и, вообще, жить и действовать свободно, без всякой навязанной регулировки.

Корни молчания

Вот здесь, именно в этом человеческом желании устраивать свою жизнь свободно, пожалуй, надо искать и ответ на писательское негодование, и причины зрительского молчания, о которых шла речь в самом начале статьи. Российское общество, в экономике детства как всегда отставшее от своих "цивилизованных" собратьев на 50-70 лет, бросилось догонять соседей слишком уж стремительно. Все описанные нами формы экономич?