Статья: Жизнь и судьба Афанасия Матвеевича Селищева
Эта лингвистическая «дискуссия» показала большую полярность мнений (ее участниками были, кроме М. Н. Бочачера, также Г. К. Данилов, Т. П. Ломтев, С. Б. Бернштейн и др.) и крайне тенденциозный, ненаучный подход к анализу языковедческих трудов ученого. Между тем ответы А. М. Селищева клеветникам представляли собой образец обстоятельной оценки «обвинений», показавших полную несостоятельность оппонентов и их необразованность в элементарных лингвистических вопросах.
Протест ученого, категорическое несогласие с нападками, его личное большое мужество в деле подлинной науки дали достойный отпор лидерам НИЯЗ, а события, связанные с травлей А. М. Селищева, получили огласку в вышестоящих инстанциях. Феномен А. М. Селищева состоит в том, что из этих, казалось бы, почти нечеловеческих гонений он вышел победителем и в итоге был восстановлен в правах профессора НИЯЗ. А сам институт вскоре закрыли[xix] .
Но при всех сложных перипетиях научной жизни судьба, казалось, благоволила А. М. Селищеву: он активно печатался и получил заслуженное признание не только в родной стране, но и далеко за ее пределами. Однако наступали страшные времена гонений на славистику. Этой участи не избежал и А. М. Селищев. В начале февраля 1934 г. его арестовали по московскому делу «Российская национальная партия» и осудили на пять лет лагерей. Находился он в так называемом Карлаге[xx] . По счастью, ему удалось избежать «высшей меры», и досрочно, с подорванным здоровьем, он был освобожден в январе 1937 г., а в апреле 1939 г. получил разрешение жить в Москве.
Последние годы жизни А. М. Селищева были наполнены не только оригинальными и глубокими идеями и проектами, но и новыми испытаниями, которые, как можно полагать, приближали его скорый уход. По возвращении из ссылки он вынужден был покинуть МИФЛИ, где на кафедре Д. Н. Ушакова, казалось бы, ученый мог работать относительно свободно и плодотворно в научном отношении, но постоянно ощущал в целом чуждый ему дух, иную атмосферу. Об этом он однажды признался Д. Н. Ушакову, уговаривавшему его остаться в МИФЛИ: «Ваша настойчивость по отношению к моим занятиям в ИФЛИ меня смущает. Мне казалось, — писал он 11 августа 1939 г., — что для Вас не подлежит сомнению обоснованность моего отказа от ИФЛИ. До сих пор мне тяжело вспомнить о некоторых обстоятельствах моей работы там. ИФЛИ — это НИЯЗ[xxi] с несколько утонченными манерами. Когда, бывало, подходишь к этому Ростокинскому[xxii] заведению, невольно задаешь вопрос: не ждет ли тебя там какая-нибудь записка на стене. Нет, я не могу больше быть там. (Скрытые махинации там производятся по отношению и к другим лицам). Я не понимаю Вашего беспокойства. Кафедра не несет ответственности за безответственность руководителей института»[xxiii] . Кроме прочего, славистические исследования в стране были тогда практически свернуты, а в учебном процессе таким предметам находилось все меньше и меньше места. А. М. Селищев без славистики жить не мог. В этом же письме он говорит: «Аспирантам необходимо побольше уделить внимания истории русского языка. Им нужен систематический курс истории этого языка, а не только разработка отдельных вопросов. Чтобы найти время для занятий по курсу истории русского языка, можно ограничиться курсом одного южного или западного славянского языка. Один язык (болг<арский>) у них пройден. И пока достаточно. А студенты будущего V-го курса сами выражали сожаление, что они не знают основного предмета — ст<аро>сл<авянского> языка. Им нужна не сравнит<ельная> грам<матика> сл<авянских> языков, а систематический курс ст<аро>сл<авянского> языка. Поэтому не лучше ли было бы, если бы им дан был курс «Ст<аро>сл<авянский> язык сравнительно с русским». Такой курс может идти и под рубрикой сравнит<ельной> грамматики слав<янских> языков»[xxiv] . Наконец, здесь же, в заключительных строках письма А. М. Селищев снова называет, по-видимому, основную причину, не позволяющую ему работать далее в МИФЛИ: «Прошу Вас: не пеняйте на меня. Ведь я оправдал Вашу рекомендацию. Студенты и аспиранты были удовлетворены моими занятиями. В общественном отношении я также безупречен. Но меня обессиливала институтская атмосфера, в особенности после постановки вопроса о продолжении (о прекращении) моей работы в институте. Если Виноградову ставилось в вину что-то новое, то у меня ничего нового не было. Нет, не могу я работать в такой атмосфере»[xxv] . Тогда же он направляет и письмо А. С. Карповой (директору МИФЛИ), где в более деликатной форме пишет: «К моему прискорбию, я не имею возможности продолжать работу в ИФЛИ». И далее: «Работа над учебными пособиями по моей специальности и лекции в Городском пед. институте будут у меня все время»[xxvi] .
С 1939 г. А. М. Селищев преподает в Московском государственном педагогическом институте, но и тогда «охота» за ним и неблагожелательные отзывы не прекращались. В Архиве РАН мы нашли яркое тому свидетельство: протокол № 7 заседания Института языка и письменности АН СССР от 1 июля 1942 г., где сотрудники этого учреждения неоднозначно оценивали «поведение» А. М. Селищева. Так, П. И. Лебедев-Полянский прямо заявил: «О проф. Селищеве, который занимал и продолжает занимать неправильную политическую (курсив наш. — О. Н.) позицию. Проф. Селищев должен интересоваться наукой, а не ставить в первую очередь вопрос своего самолюбия. Если предан науке, вернись в систему Академии Наук и постарайся вызвать доверие, а тогда можно будет и поднять тот вопрос в Президиуме, который его интересует[xxvii] . Но для этого нужно прежде всего работать в системе АН»[xxviii] . Другой участник заседания, Г. О. Винокур, выступил в более положительном ключе: «Я считаю высказанное здесь мнение о необходимости расширить сферу деятельности славянского сектора и усилить его состав — абсолютно верно. Кроме [этого], желательно было бы привлечь к работе <…> проф. Селищева, выдающегося знатока славянских языков»[xxix] .
Ни в МИФЛИ, которого к тому времени уже не существовало, ни в Академию наук А. М. Селищев уже не вернулся, продолжая преподавать в пединституте.
За два месяца до смерти, 6 октября 1942 г., он составил план предстоящей работы, который выглядел так (цитируем собственноручный автограф ученого):
«Проф. Селищев в 1942—1943 учебном году занят будет следующими работами:
1) Славянское языкознание. Том III. Восточнославянские языки.[xxx] История и диалетология ру<сско>го, украинского и белорусского языков. Намечаю закончить к 1 мая введение в это изучение, обозрение процессов древнейшей эпохи, общих всем восточнославянским группам, и фонетику русской группы.
2) Славяноведение в борьбе с гитлеризмом[xxxi] . Эту работу предполагаю закончить к 1 декабря 1942.
3) Статьи по славяноведению в связи с запросами современности»[xxxii] .
Незадолго до смерти А. М. Селищеву удается издать свой последний прижизненный капитальный труд «Славянское языкознание. Т. 1. Западнославянские языки» (М., 1941), а через десять лет выйдет подготовленный им к печати, но так и не изданный при его жизни по политическим (!) причинам учебник «Старославянский язык» (ч. 1–2. М., 1951–1952).
Полный сил, новых идей и живой веры в торжество славянского языкознания А. М. Селищев ушел из жизни 56 лет, 6 декабря 1942 г., оставив потомкам действительно фундаментальные, не устаревающие со временем труды и глубокое осознание непреходящей ценности гуманитарного образования. Он похоронен на Даниловском кладбище Москвы.
Лишь в 1950-е гг. его имя снова зазвучало в научной печати ярко и независимо, а начатое им дело продолжили ученики: вскоре после кончины ученого открыли МГУ (а Селищев очень хлопотал о реорганизации славистики в первом вузе страны); пионерские социолингвистиче- ские труды стали вновь востребованными в конце 1980-х гг.; работы по топонимике и онома-стике во многом оживили разработку лингвистических проблем в национальных республиках.
Наступали новые времена и новые испытания для трудов А. М. Селищева, из которых он еще при жизни всегда выходил с достоинством, следуя, быть может, одному духовному стержню, который так емко выражен в следующей фразе, сказанной много позднее одним из его учеников: Ученым стать легко, человеком стать — трудно.
Еще несколько слов в заключение.
Человеческий облик Афанасия Матвеевича Селищева был бы неполным без одного штриха, казалось бы, не имеющего никакого отношения к научному подвигу ученого. В. В. Виноградов, недолюбливавший по личным мотивам А. М. Селищева при жизни, потом, в своем обзоре его деятельности, пронзительно тонко сказал о нем, выразив духовную сущность этого удивительного человека: «Селищев был не только знатоком русского языка в его истории и современном состоянии, в его литературных нормах и народных говорах. Он любил русский язык как художник слова (выделено нами. — О. Н.). В А. М. Селищеве были незаурядные способности писателя. По своим литературным вкусам и симпатиям он был народником в самом общем смысле этого слова. Любовь к крестьянству, к простому народу, свою социальную связь с которым Селищев всегда живо чувствовал, бьет горячей волной в его диалектологических изысканиях и этнографических описаниях» [xxxiii] .
С этим нельзя не согласиться. Но, говоря о народе, описывая старые и новые словесные привычки населения России и Балкан, А. М. Селищев везде стремился к одному замыслу и претворял его всю свою недолгую жизнь — возвысить науку о языке, сделать ее естественной частью обыденной жизни, приобщить к ней широкие массы людей. И в этом отношении фигура А. М. Селищева сродни великим русским просветителям-филологам прошлого — А. Х. Востокову, В. И. Далю, А. А. Шахматову.
Вечная память славному сыну Отчизны — Афанасию Матвеевичу Селищеву!
Список литературы
[i] Василевская Е. А. Афанасий Матвеевич Селищев (Биографический очерк) // Селищев А. М. Избранные труды. М., 1968. С. 5.
[ii] И. А. Бодуэн де Куртенэ к тому времени уже не работал в Казани, но есть письменные свидетельства контактов двух ученых в 1910-е гг. (РГАЛИ. Ф. 2231. Оп. 1. Ед. хр. № 74).
[iii] Ученые записки Императорского Казанского университета, год LXXXI, кн. 11, ноябрь, 1914. С. 13.
[iv] Бернштейн С. Б. А. М. Селищев — славист-балканист. М., 1987. С. 13.
[v] РГАЛИ. Ф. 2231. Оп. 1. Ед. хр. № 74. Л. 1.
[vi] Так в автографе.
[vii] Там же. Л. 2.
[viii] О своей поездке он рассказал в «Отчете о занятиях за границей в летнее вакационное время 1914 года» (Ученые записки Казанского университета, 1915, года 82-го кн. 6—7).
[ix] В 2003 г. в издательстве «Языки славянской культуры» вышел из печати 1-й том «Избранных трудов по русскому языку» А. М. Селищева «Язык и общество», куда вошла и эта книга.
[x] Цит. по изд.: Селищев А. М. Диалектологический очерк Сибири // Селищев А. М. Избранные труды. М., 1968. С. 225.