Адмирал

    --------------------------------------------------------------------
    Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
    Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
    ---------------------------------------------------------------------
    Рассказ "Адмирал"
    Было тихо, жарко. Над горячим песком и над морем волновалось марево. Купальщики на пляже сняли с себя даже трусики. Щурясь и прикрывая головы кто носовым платком, кто просто рубахой, они смотрели вдаль, в море. В море что-то глухо бухало, а что, не было видно.
    Голые купальщики изнывали от зноя, а старик - в черном пальто, в старой адмиральской фуражке большим белым блином с огромным козырьком - как бы вовсе не замечал и не чувствовал июльской духоты и зноя. Он взошел на песчаный пригорок, расставил, словно укрепил, ноги в песке, подперся палкой с резиновым набалдашником, надставил козырек стариковской рукой и маленькими едкими глазками впился в море. Он знал, что это бухает, знал, куда надо смотреть: недаром на голове у него была старая адмиральская фуражка с ремешком на двух золотых пуговках.
    На старика в черном пальто было жарко смотреть. Купальщики посмеялись над ним и отвернулись от него. А ему и не надо было никого. Он сам с собой разговаривал сиплым басом. Говорил он вот что:
    - Тэк-с, это, конечно, двенадцатидюймовочкой ахнули. Тэк-с... А это разрыв... - сказал он, увидев с пригорка то, что за маревом не видели купальщики. Столб воды далеко у горизонта взлетел вверх, сверкнул на солнце и рухнул. Через минуту долетел грохот разрыва. - Тьфу ты! Да неужто со второго?
    Старик заволновался, захлопал себя по карману пальто, а хлопать-то было нечего: большой медный бинокль лежал на своем месте. Все продал старик в голодные годы, не продал только вот этот бинокль. Этот бинокль подарил ему когда-то отец, когда он окончил морской кадетский корпус, подарил и сказал: "Ну, теперь гляди в оба!"
    До адмиральского чина дослужился бинокль вместе с хозяином, и старик тайком называл его "ваше превосходительство".
    - А ну-ка, "ваше превосходительство", глянем!
    Старик так и впился в море, спокойное, с легкой ласковой зыбью. Он вертел ролик бинокля и с наслаждением пробегал глазами по сверкающей водной равнине.
    Вот уже 17 лет, с того самого дня, как сняли его с корабля матросы, он, старый моряк, ни разу не взглянул на море.
    На приморской даче, на которой он жил и зимой и летом, окно, выходившее на море, он приказал завесить плотной занавеской еще раньше того, как он въехал в эту самую дачу, и строжайше запретил ее трогать. Каждый день, выходя на прогулку, он брал курс из дверей прямо от моря в берег, в сосновый лес, а с прогулки возвращался всегда той дорогой, которую сплошной цепью пересекали дачи и закрывали море. А сегодня вдруг лопнула старая тесемка, на которой 17 лет болталась зеленая занавеска, занавеска упала, и море - голубое, ясное - приветливо глянуло на старика в окно. Старик было выругался, приладил занавеску, хотел задернуть, но встал у окна, посмотрел на море да так и стоял с полчаса: оцепенело глядел не отрываясь.
    Вдруг повернулся и стал поспешно одеваться, надел все, что висело на вешалке, словно собирался уйти в море и никогда не возвращаться. Он туго набил кисет табаком, сунул в карман щербатую "миледи" и "его превосходительство" и торопливо зашагал к морю.
    И вот он стоял и смотрел в бинокль и чувствовал, как море переливает в него всю свою свежесть.
    - Так и есть! Со второго прохлопали.
    Старик ясно видел пробитый щит - плавучую брезентовую мишень, которую тащил на буксире небольшой катерок.
    - Это Васька! Васька Осипов! - забормотал он волнуясь. - Узнаю письмо по почерку. Меня не надуете, дорогие товарищи! Комсомольцы-то у вас вроде для фирмы, а мишени-то старые комендоры дырявят. Думали, без нас, стариков, обойдетесь... А вот и не вышло-с. Ххе! Мелко плавали, дорогие товарищи! А ну, "ваше превосходительство", разрешите покурить!
    Отставной адмирал бережно положил бинокль в карман, а из другого кармана вынул резиновый кисет и стал заправлять старую, выщербленную трубку. Он купил ее когда-то в Ливерпуле. До адмиральского чина она не дослужилась: годами не вышла, и старик называл этот деревянный огрызок "миледи". Адмирал любил хорошее общество.
    Закурил он быстро и сейчас же приставил к глазам "ваше превосходительство". По горизонту маленьким черным прямоугольником плыл второй щит, пока еще целый. Старик впился в него как астроном в звезду, которую он только что открыл.
    - Пошел, пошел! - хрипло шептал старик.
    - Дедушка, прикурить можно?
    Это спрашивал какой-то парень в синих трусиках, разминая пальцами папироску.
    - Весь пляж обошел, ни у кого спичек нет. Честное слово!
    - Пошел, пошел! - бормотал старик, не отрываясь от черного квадратика в море.
    - Да чего же пошел-то? Что вам, жалко, что ли?
    В это время раздался гул выстрела. Глухим вздохом доплыл он от горизонта к пляжу. Старик подскочил, вытянулся, словно вырос, и в самозабвении шепнул:
    - А ну, вва-вва-вва... Тьфу! Чтоб ты пропал! - и старик плюнул в песок.
    - Сумасшедший! - вскрикнул парень и невольно отшатнулся от старика.
    Старик оглянулся.
    - Да, да, сумасшедший! - закричал старик, размахивая биноклем. - С первого, с первого, черт побери! Сумасшедший выстрел!
    Ахнул разрыв. Он громче и ярче прокатился по морю. А старик совал в глаза парню в трусиках свой заветный бинокль.
    - Гляньте-ка, гляньте-ка, черт вас возьми! Там, у горизонта... Ну что? Рамка?.. Рамка!.. Знаю, что рамка! А в рамке-то что?
    - Да дыра никак.
    - Дыра! Дыра! Так это все Васька Осипов! Он, негодяй! Меня не надуешь, молодой человек. Пусть вам, сосунам, эти комсомольские басни рассказывают. Двенадцатидюймовым калибром, да на такую дистанцию, да с первого удара - это Васька Осипов. Можете мне голову оторвать, если это не он. И это не иначе, как его коньяком обещали накачать наповал. Нет-с, старого ворона не надуешь, не надуешь, молодой человек!
    Старик вырвал из рук парня бинокль и так замахал им у него перед носом, что парень в страхе попятился.
    - Закурить все же можно? - робко спросил парень. Он с опаской смотрел на старика и, держа в зубах папиросу, издалека, осторожно, словно боясь обжечься, тянулся к адмиральской трубке. Старик порывисто ткнул в воздух коробкой спичек. Парень закурил.
    - Да-с, молодой человек, это бьет Васька Осипов, - сказал старик раздумчиво.
    - А очень просто, что Васька, - сказал парень между двумя затяжками. - Если это с "Марата" бьют, так это факт - он.
    - Ага! А я что говорил? И вам он тоже известен? - старик зацепил сухим пальцем как железным крюком за резинку трусиков. - Вы, молодой человек, еще вот в коротких штанишках щеголяете и не знаете, что этот Васька Осипов, когда мы с немцами воевали, плавал на минном крейсере "Новик" и ведь что каналья разделывал...
    Парень раскрыл рот, хотел что-то сказать, но старик нахмурил брови и закричал:
    - Не перебивать, и извольте слушать, когда вам говорят, молодой человек!
    - Представьте себе: вечер, немцы напирают. У нас два корабля, а нам надо изобразить, что у нас целая эскадра, и затянуть всех этих Михелей, Бранденбургов да Кювенштюкеров - всех их, голубчиков, затянуть на минные поля; а сверху мгла, туман как потолок навалился, им аэроплан бы послать поглядеть, да не видать: мы под туманом, что мыши в подполье. Броненосец "Слава" - не знаю, теперь он у вас, может, и "Позором" называется, а тогда "Славой" назывался, - и вот "Слава" бьет двенадцатидюймовкой, бьет нарочно так, чтоб у колбасников в ушах трещало, чтоб казалось им, что у нас тут невесть сколько этих самых пушек. А они по "Славе" долбят, чугуном, что водой, поливают. Ввязались в бой. "Слава" отступает, и ни одной трубы на ней - все сбито, дым валит прямо на палубу. "Слава" сдает, запинается, а надо бой показать, затянуть на минные поля. Слышите, молодой человек? Видели мины - такие железные пузырьки под водой? Килем зацепишь - и... трах... все разворотит, и сразу в подводное плаванье - раков ловить. Так вот-с, "Слава" сдает, запинается, немцы могут расчухать всю ее хитрость и не идти за ней всем табуном. Чего за ней идти, если она уж чуть-чуть ухает: артиллерии недостает. От флагмана приказ "Новику": выйти вперед на расстоянии выстрела и накачать немцам. "Есть! Пошли!" Осипов у орудия снаряды подает, он тогда еще боцманом был. И вдруг - трах! - убивает комендора при орудии. Осипов на его место. Как начал садить, тут и безрукий руками разведет. Понимаете!.. Старик совсем присунулся к парню и, ударяя его в голую грудь медным биноклем, закричал: - Понимаете, как пальцем тычет! Ни одного промаха! И это под огнем, заметьте, в спешке! Старик тряс биноклем над головой парня. Бинокль сверкал на солнце медью и стеклами. - Задним ходом отступаем, лавируем меж своими минами, и наконец ахнуло: сел немец на нашу капусту. Справа опять рявкнуло - другой нарвался! Так, не лазь в чужой огород! А Осипов гвоздит и гвоздит. Из боя мы вышли как ворона с пожара: ни труб, ни мачт. Пришли домой - Осипова к командиру требуют. - Никак нет, - говорят, - не может. - В лазарете? - Никак нет! - Контужен? - Никак нет! - Да что же с ним, черт возьми! Конвоем его привести! - Никак нет, - говорят, - невозможно! Можно только на руках принести: пьян. - Кто напоил? - Самочинно, - говорят. - Разбил два шлюпочных компаса и спирт из них выпил. "Только для этого счастья, - говорит, - я и жив остался". Горчайший был пьяница! Ну что с ним поделаешь, произвели в комендоры. Этого Осипова все у нас знали, да и немцам он дал себя знать. Вы перед ним мозгляк, молодой человек! Громадина, в плечах полсажени, рыжий как таракан, весь в веснушках, как клопами усажен; веснушки - во! Брови рыжие, и душа-то у него была какая-то рыжая. Но стрелять, действительно, мог из пушки по воробью, да еще и влет. Это он, Васька Осипов, садит сейчас по этим мишеням. Он! Узнаю письмо по почерку. Нет, меня не надуешь! - Да когда же Васька-то был рыжим-то? - сказал парень. - Всегда, всегда! - нетерпеливо закричал старик. - И, я вижу, не знаете вы этого Осипова. Понаслышке знаете. Старик презрительно посмотрел на парня и отвернулся от него. - А вон, никак, со стрельбы идут, - сказал парень. Прищурясь, он смотрел вдаль: на горизонте показался дым. Он колыхался и волновался в жарком мареве моря. - Если это "Марат", то факт: это Васька стрелял. Он на корабле по этой части спец, ударник. Дайте-ка глянуть. Парень взял бинокль. - "Марат" и есть. Так это Васька грохал. Честное слово, дедушка! - То-то и есть, что Васька Осипов, - сказал старик, вырвал бинокль у парня и навел его на корабль. - "Дедушка, дедушка", - ворчливо бормотал он. - Все нами, стариками, держится. Нет-с, дорогие товарищи, без нас, стариков, не обойдетесь! Пришлось Ваське Осипову поклониться, и мне еще поклонитесь! - Да какой же Васька - старик? - сказал парень. - Он старше меня всего на два года. - Васька? Осипов? - Осипов. - Рыжий? - Да нет, мы оба чернявые. - Так не видал ты Осипова - и не ври. - Да как не видал! Чай, он брат мой родной! - Васька? Осипов Васька? - Ну да. - Это он бил по щиту? - Факт - он. - Тьфу! Старик плюнул и с минуту молчал потерявшись. - Пьет? - закричал он вдруг, в упор уставясь на парня. - Что вы, дедушка! Там у них, на "Марате", все комсомольцы. И Васька - комсомолец. Старик плюнул в песок, словно камнем бросил. - Тьфу! И зашлепал от моря. В расстройстве он забыл спрятать в карман "его превосходительство" и так и размахивал им до самого дома. А дома он швырнул "его превосходительство" на дырявый диван, подошел к окну, смотревшему в море, и рывком наглухо задернул занавеску.