Сочинение Божественная комедия Поэма (1307—1321)

Я – Данте Алигьери, заблудился на полдороге своей жизни в дремучем лесу. Меня одолевает страх, вокруг воют дикие звери. Окружают, словно пороки, преследовавшие меня ранее… И вот появляется призрак, тень любимого мною античного слагателя Вергилия. Я прошу его о помощи. Мудрец предлагает забрать меня в странствие по загробному миру, где можно увидеть своими глазами Ад, Чистилище и Рай. Я, безусловно, рад следовать за ним.

Но, оробев внезапно, и растерявшись, я вопросил: по силам мне ли столь трудное путешествие? Вергилий веско укорил меня, сказав, что сама Беатриче (упокоившаяся любовь всей моей жизни) спускалась к нему из Рая в Ад с просьбой стать моим проводником в странствии по загробью. Это убедило меня, колебаться нельзя, необходима решимость. Я готов! Веди меня, наставник и учитель!

Над вратами Ада нас встречает надпись: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Мы вступили. Тут, прямо у входа, стонут души «ничтожных», тех, кто бездарно прожив, не творил ни добра, ни зла. Впереди река Ахерон. Через нее Харон переправляет мертвецов на лодке. Нам — с ними. «Но ведь ты не мертвец!» — кричит разгневанный Харон, но Вергилий его усмиряет. Поплыли. Вдали слышится грохот, сверкает пламя, дует ветер. Впечатленный, я лишился чувств...

Первым кругом Ада является Лимб. Здесь томятся несчастные души некрещеных новорожденных и язычников — мудрецов, воителей, поэтов. Они не отбывают муки, а только скорбят, поскольку им как нехристианам не предоставлено место в Раю. Мы с моим проводником примыкаем к кругу великих поэтов древности, во главе с Гомером. Степенно проходимся с ними, беседуя о не земном, возвышенном.

У нисхождения на второй круг несет дозор демон Минос, определяющий, какого грешника на какие испытания надлежит низвергнуть. Он реагирует на меня, как и Харон, но Вергилий и для него находит слова. Мы лицезреем, проносимые адским вихрем обреченные души сладострастниц. В компании с самой Клеопатрой, Семирамидой и Еленой Прекрасной, летит Франческа, и тут неразлучная со своим земным любовником. Обжигающая страсть привела их к гибели. Искренне и глубоко им сострадая, я вновь лишился чувств.

На  третьем круге свирепствует пес Цербер. Он было залаял на нас, но Вергилий бесстрашно усмирил и его. Вокруг валяются в грязи, давимые тяжелым ливнем, души чревоугодников. Меж них и мой земляк из Флоренции Чакко. Затронув тему о судьбе родного города, на прощание Чакко просит меня напомнить живым людям о нем, по возвращении на землю.

Демон, который охраняет четвертый круг, где караются расточители и скряги (в том числе и множество духовных лиц — кардиналы и даже папы), — Плутос. Он тоже пропускает нас под натиском увещеваний Вергилия.

Спустившись на пятый круг, где маются в трясинах Стигийской низины ленивые и гневные, мы подошли к таинственной башне. Это скорее даже крепость, окруженная широким водоемом. Переправщик в челне — демон Флегий, берет нас к себе лишь после очередной перебранки. Какой-то отчаявшийся грешник пытается уцепиться за борт… Перед взором вырастает адский город Дит. Войти в него нам мешает мерзкая нечисть. Вергилий, оставив меня одного, идет узнать, в чем дело, и возвращается озабоченным, но обнадеженный. Внезапно пред нами, угрожая, предстают адские фурии. На помощь приходит небесный посланник, который и обуздывает их злобу.

Мы входим в мистический Дит. Повсеместно объятые пламенем тяжелые гробницы, из глубин которых доносятся леденящие стоны еретиков. Мы пробираемся по узкой тропе между гробницами. Вдруг, из одной из них вырастает могучая фигура Фарината – он и мои предки противостояли в политической борьбе. Он угадал во мне по знакомому говору земляка. Неисправимый гордец, кажется, презирает всю преисподнюю. Мы спорим с ним, когда из соседней гробницы показывается голова отца моего друга Гвидо! Подумав, что я уже мертвец, и сын его также умер, несчастный в отчаянии падает ниц. Я прошу Фарината, успокоить его после: Гвидо жив!

Около спуска на седьмой круг, над могилой известного папы-еретика Анастасия, верный Вергилий объясняет мне сложное устройство оставшихся кругов Ада, которые сужаются книзу (к ядру земли).

Зажатый горами седьмой круг охраняется демоном Минотавром, встретившим нас грозным ревом. Вергилий смело прикрикнул на него, но все же мы поспешили отойти. Нам открылся бушующий кипящей кровью поток, в котором вечно шпарятся разбойники и тираны, а с берега в них стреляют из луков кентавры. Полуконь Несс и стал нашим провожатым, рассказав о казнимых насильниках и оказав помощь в переходе реки вброд.

Кругом голые колючие заросли. Я отламываю ветку, а из нее струится черная кровь. Обезображенный ствол неожиданно издает стон. Оказывается, на самом деле, эти кусты — наказанные души самоубийц. Их клюют адские Гарпии, нещадно топчут мимо бегущие покойники, причиняя им, тем самым, невыносимую боль. Такой растоптанный куст внезапно попросит меня собрать обломанные сучья и вернуть ему. Выполнив его просьбу и разговорившись, выясняю, что натерпевшийся — мой земляк.

Следую далее, видим — песок, осыпаемый хлопьями огня, которым опаляют находящихся повсюду грешников. Они кричат  и стонут. Все, помимо одного – он лежит молча. Я интересуюсь, кто это? Выясняется, что царь Капаней, гордец и мрачный безбожник, который заслужил божью кару за свою строптивость. И сейчас он верен себе: то молчит хмуро, то клянет богов громогласно. «Ты сам себе мучитель!» — успешно перекричал его слова Вергилий...

На нашем последующем пути показались движущиеся души новых грешников, мучимые огнем. Меж них я с трудом узнаю моего глубокоуважаемого наставника Брунетто Латини. Он бредет среди тех, кто повинен в содомской любви. Мы беседуем, и он предсказывает, что в мире живых меня еще ждет слава, но неизбежными будут и тяготы, перед которыми необходимо устоять. Учитель завещает мне беречь главное его сочинение, в котором он навеки жив, — «Клад».

Еще трое грешников-флорентийцев, бывших уважаемых граждан, поддавшихся тому же греху, пляшут в огне. Я говорю и с ними о злосчастиях родного города.

Потом Вергилий ведет меня к глубокой прорве в восьмой круг. Спустит нас туда ужасный адский зверь – хвостатый Герион. Он уже выдирается к нам оттуда.

Готовясь к спуску, мы наблюдаем за последними мучениками седьмого круга — ростовщиками, мучающимися в вихре огненной пыли. На шеях у них висят пестрые кошельки с различными гербами.

И снова в путь! Мы с Вергилием усаживаемся на Гериона верхом и — о ужас! — размерено летим в пропасть, к новым мукам. Внизу Герион сейчас же улетел.

Предпоследний восьмой круг состоит из десяти рвов, которые называются Злопазухами или щелями. В первом из них казнятся соблазнители женщин и сводники, во втором — подхалимы. Сводников безжалостно бичуют рогатые уроды-бесы, льстецы томятся в массе смрадного кала.

Третий ров выложен камнем, усеянном круглыми дырами. Из них торчат горящие ноги высокопоставленного духовенства, торговавших церковными чинами. Хитрые головы их и туловища прочно зажаты в скважинах каменной стены. Их преемники, по смерти, так же будут брыкать пылающими ногами, со временем полностью втеснив своих предшественников в камень – объяснил папа Орсини, приняв меня поначалу за своего продолжателя.

В глухой четвертой пазухе караются звездочеты, прорицатели и колдуньи. Их шеи скручены так, что, рыдая, они ненароком орошают слезами свой зад. Я  сам зарыдал, при виде таких тяжких издевательств, но Вергилий меня пристыдил: грех жалеть грешников! Хотя сам он с сочувствием поведал мне о своей соотечественнице, прорицательнице Манто, имя которой послужило основой для названия родины моего наставника – Мантуи.

В залитый кипящей смолой пятый ров черные, крылатые черти Злохваты бросают взяточников, следя, чтобы те не высовывались. Не то подденут такого крючьями и нещадно отделают. Отрезок дальнейшего пути нам доводится идти в их жуткой компании. Черти показывают языки, кривляются. Мы проходим с ними вдоль канавы, в которой грешники поспешно ныряют в смолу. Один неловко замешкался, и его тут же вытянули крючьями. Перед терзаньями, нам позволили побеседовать с ним. Хитрый мертвец усыпил бдительность карателей и нырнул обратно. Раздосадованные черти даже подрались между собой, вследствие чего, двое свалились в тягучую смолу. В общей суматохе мы поспешили скорей удалиться, но это непросто! Они погнались за нами. Подхватив меня, Вергилий едва успел перебраться в шестую пазуху, где властвуют не они. Здесь лицемеры томятся под тяжестью позолоченных свинцовых одежд. Тут же распятый на земле колами иудейский священник, который настаивал на казни Христа. Двуличники топчут его ногами.

Трудным выдался переход скалистой тропой — в седьмую пазуху. Здесь изнывают воры, которых кусают чудовищные ядовитые змеи. От этих укусов грешники рассыпаются в прах, но, сразу же, восстают вновь в своем обличье. Меж них Ванни Фуччи, обворовавший ризницу и переложивший вину на иного. Грубый и богохульствующий человек воздел к небу два кукиша, за что тут же был искусан набросившимися змеями. Затем я постерег, как некий змей слился вдруг воедино с одним вором, вследствие чего принял его форму и поднялся на ноги, а вор, тот час, уполз, преобразившись в пресмыкающегося гада. Чудеса! Подобных метаморфоз не сыскать и у Овидия. Ликуй, моя Флоренция: эти грабители — твое отродье! И стыдно мне...

А в восьмой щели наказываются коварные советчики. Меж них и Улисс, его душа заточена в способное говорить пламя! Таким образом, мы слышим рассказ Одиссея о его гибели: в жажде познать неведомое, он поплыл с горсткой смельчаков на противоположный конец света, где потерпел кораблекрушение и совместно с товарищами утонул вдали от обитаемого мира.

Другой изрекающий пламень, с душой не назвавшегося лукавого советчика, поведал мне о своем грехе: он помог римскому папе в неком неправедном деле, рассчитывая на то, что папа щедро отпустит ему прегрешение. К наивному грешнику небеса, естественно, терпимее, чем к тому, кто грешил с расчетом на спасение от покаяния.

Мы проследовали в девятый ров, где мучаются сеятели смуты и зачинщики раздоров. Мерзкий дьявол увечит их своим тяжелым мечом, отсекая носы и уши, дробя черепа. Здесь и Магомет, и Курион, подстрекающий Цезаря на разжигание гражданской войны, и обезглавленный Бертран де Борн – воин-трубадур, несущий в руке, словно фонарь, голову восклицающую: «Горе!».

Вслед за этим, я встретил родственника, сердящегося на меня за свою неотомщенную насильственную смерть. Далее мы перешли в десятую пазуху, где страдают от вечного зуда алхимики. Также здесь казнятся души, выдававших себя за других людей, алчные фальшивомонетчики и другие лгуны. Двое из них – мастак Адам, который подмешивал медь в золотые монеты и грек Синон, который обманул  троянцев –  неожиданно подрались, а потом долго бранились. Почитаемый Вергилий укорил меня за жадное любопытство, с которым я их слушал.

Я понимаю, что путешествие наше по Злопазухам подходит к концу. Мы приближаемся к колодцу, ведущему в девятый круг Ада. Его стерегут древние титаны. Среди них Немврод, что-то злобно крикнувший нам на своем непонятном языке, и гигантский Антей, спустивший нас по просьбе Вергилия, на дно колодца на своей огромной ладони, и тут же распрямившийся.

И вот, мы на дне вселенной, около самого центра земного шара. Перед нами раскинулось ледяное озеро, в которое вмерзли души предавших своих родных. Вижу ледяную яму, а в ней один мертвец с остервенением грызет череп другому. Я спрашиваю в смятении: за что? Тот, оторвавшись от своего занятия, изрекает - он, граф Уголино, таким образом, мстит архиепископу Руджери,  предавшему его, бывшего единомышленника, и уморившему графа и детей его голодом, заточив всех в Пизанскую башню. Невыносимы были страдания детей, умирающих на глазах отца, который скончался последним. Позор Пизе! Мы идем далее. И кого же я вижу перед собой? Альбериго? Но, насколько я знаю, он ведь не умирал, так почему оказался в Аду? Оказывается, бывает и такое: тело мерзкого злодея еще живет, а душа его уже в преисподней.

А в центре земного шара вмерзший в лед Люцифер, который был низвержен с небес и, в падении, продолбил бездну преисподней. Падший властитель Ада обезображен и трехлик. Из первой пасти у него торчит низкий Иуда, из второй –  предатель Брут, а в третьей заключен Кассий. Демон непрестанно их жует и терзает когтями. От Люцифера вверх тянется скважина, которая ведет к поверхности противоположного полушария  земли. Мы протискиваемся в нее, поднимаемся на поверхность и видим звезды.

Вергилий выступает одним из ключевых персонажей поэмы. Он становится проводником Данте в его путешествии по кругам Ада и Чистилища. Доведя поэта до пика Чистилища, Вергилий исчезает, уступив место  спутника Данте в странствии по Раю,  Беатриче. Автор, он же герой, называет Вергилия «наставником знанья» и «благим отцом». Постоянное обиталище римского сочинителя — лимб, где он перебывает среди некрещеных младенцев и тех праведников, которые жили в эпоху до пришествия Христа. Любящая Беатриче просит Вергилия о помощи, когда на Данте нападают три зверя: лев, рысь, и волчица, символизирующие гордость, сладострастие и алчность. Сам Данте заблудился на полпути в дремучем лесу земной жизни, и эти чудища преграждают ему путь. Как раз тогда Вергилий и приходит ему на помощь. Он берет на себя роль наставника, оберегает Данте от опасностей, разъясняет то, что встречается на их пути. Поэт видит в Вергилии умудренного учителя и относится к проводнику с благоговением и робостью ученика. Выбор Вергилия в качестве сопровождающего не случаен. В Средневековье знаменитого римского слагателя почитали не только за дар поэтический, но и за приписываемый ему дар пророческий. Причиной этому служило видимое потомкам в четвертой эклоге его бессмертных «Буколик» предсказание пришествия на землю Христа, Сына Божия.

Сам Данте является центральным персонажем своей поэмы, повествующим обо всем узренном от первого лица. Данте в поэме исполняет внешне пассивную роль, он как будто только выполняет повеление ангела из «Апокалипсиса», грозное: «Иди и смотри!» Всецело доверившись Вергилию, Данте лишь послушно следует за ним, наблюдая картины ужасных мучений и часто обращаясь к проводнику с просьбой истолковать смысл увиденного. О. Мандельштам пишет в своем «Разговоре о Данте»: «Внутреннее беспокойство и тяжелая, смутная неловкость, сопровождающая на каждом шагу неуверенного в себе, измученного и загнанного человека, — они-то и придают поэме всю прелесть, всю драматичность, они-то и работают над созданием ее фона». Данте — типичный сын своей эпохи, архисложного периода перелома, когда в глубинах средневекового мировоззрения вызревали робкие всходы нового ощущения жизни и ее основных ценностей. В его мятежной душе еще стойки аскетические идеалы, оттого свободную, рушащую узы брака любовь Франчески к младшему брату своего мужа Паоло,  он считает тяжким грехом. Выслушав рассказ Франчески, истязаемой во втором круге Ада (о чем поведано в 5-й песни), об их «злосчастной любви», поэт искренне сочувствует возлюбленным, но не ропщет ни на минуту против жестокой кары небес, постигшей их. Однако любовь в представлении Данте – великая мировая сила, движущая «солнце и светила». Трепетная любовь с юности связывает классика с Беатриче, светлый образ которой будет освещать всю его жизнь, словно путеводная звезда. В финале «Новой жизни», в которой подробно изложена история его любви к Беатриче, чувство, которое постепенно восходит от немого восхищения к возвышенному и благоговейному почитанию, великий поэт выражает смелую надежду на то, что в будущем он обретет возможность «сказать о ней то, что никогда еще не говорилось ни об одной». В самом деле, в «Божественной комедии» молодая Беатриче выступает перед рассказчиком в лучезарном образе святой обитательницы Рая, точнее, непосредственно «небесной розы», местопребывания блаженных душ.

Уголино делла Герардеска, почтенный граф — это один из наиболее трагических персонажей поэмы «Божественной комедии», томящийся в девятом круге Ада, населенном предателями. Он предстает перед взором Данте вмерзшим в жуткое ледяное болото, при этом постоянно неистово грызущим затылок своего врага, архиепископа Руджери дельи Убальдини, который стал виновником его ужасной гибели. Повествование Уголино о своей фатальной судьбе относится к числу самых страшных историй, поведанных Данте обитателями Ада. Граф был правителем Пизы. А его бывший соратник, архиепископ Руджери, затеяв внутренние интриги, поднял против благодетеля народный мятеж, а затем, обманом заманил Уголино вместе с четырьмя сыновьями (по историческим данным – с парой сыновей и парой внуков) в центральную башню и, наглухо ее заколотив, обрек семью на голодную смерть.

Граф, видевший накануне сон о затравленном волке с волчатами, от горя кусает себе пальцы. Его несмышленые дети, восприняв это, как признак голода, простодушно предлагают отцу утолить его их мясом. Онемевший Уголино в окаменении наблюдает, как гибнут, один за другим, все его дети. Побежденный голодом и обезумевший от отчаяния отец съедает невольно их мертвые тела.

Паоло Малатеста и Франческа да Римини — лирические герои одного из наиболее известных и драматических отрывков «Божественной комедии». Их встречает Данте на втором круге Ада между иных сладострастников. Отозвавшись на призыв поэта, они отделяются от вихря несущихся душ и посвящают его в историю своей любви и гибели (вещает Франческа, Паоло рыдает). Она, будучи супругой Джанчотто Малатесты, влюбилась в его младшего брата Паоло, ответив на чувства юноши. Примечательно, что роковую роль в развитии их отношений сыграло совместное чтение известного романа о Ланселоте.

Доведавшись об измене, суровый Джанчотто убил пару, и теперь они обречены на совместные муки в Аду. Эта исповедь вызывает у Данте настолько глубокое сострадание, что он падает без чувств. Отголоски этой истории не единожды встречаются в литературе разных стран и времен (например, в романтической трагедии «Франческа да Римини» Сильвио Пеллико).